Уготован покой... - читать онлайн книгу. Автор: Амос Оз cтр.№ 24

Холодный ветер, завывающий во тьме за окном, проникал сквозь щели в стенах. Угрюмая зимняя ночь нависла над землей. Грубое шерстяное одеяло кололо кожу, покрывшуюся пупырышками от пронизывающего, ядовито-влажного холода. Изо всех сил пытался Азария держаться, утешая себя мечтами. Так лежал он в каком-то полусне почти до самого рассвета, томясь желанием женской близости; он представлял себе женщин, которые придут любить его, утешать, ублажать его тело и его душу. Их две из множества обожающих его женщин, молодые, пышнотелые, все умеющие, их пальцы бесстыдно овладели его телом, а он лежит на спине, глаза его закрыты, и только сердце стучит и стучит…

Утро было пасмурным и морозным, в воздухе клубился туман, небо нависало так низко, что казалось, будто пространство между домами заполнено грязными клочьями серой плотной ваты. Холод был обжигающим.

В половине седьмого утра, найдя под своей дверью записку с просьбой взять на работу нового механика, пришел к Азарии Ионатан. Он застал его уже давно вставшим и занимающимся физзарядкой; легкие прыжки и резкие движения руками должны были, по словам Азарии, «подготовить его к предстоящим усилиям». Сначала они вдвоем выпили в углу столовой кофе со сливками. Здесь все еще горели лампы дневного света, поскольку утро никак не могло разогнать темноту. Парень с первой же минуты говорил и говорил без умолку. Ионатан не улавливал почти ни единого слова. Ему казалось смешным, что этот маленький механик собрался на работу в чистой, едва ли не щегольской одежде, в легких «городских» ботинках. И вопросы, которые он задавал Ионатану, пока они пили кофе, тоже казались странными. Когда и как был образован кибуц Гранот? Почему было решено заложить его у подножия холма, а не на вершине или на открытой равнине? И вообще, можно ли заглянуть в письменные свидетельства того времени, когда пионеры-первопроходцы закладывали на этой земле еврейские поселения? И стоит ли вызвать на разговор тех, кто основал этот кибуц, и записать их воспоминания? Расскажут ли они правду или постараются приукрасить то, что создано их общими стараниями? И то, что касается жертв: многие ли из отцов-основателей погибли от пуль погромщиков, от малярии, от изнуряющей жары, от каторжного труда? На большинство вопросов этот незнакомый парень ответил себе сам, продемонстрировав остроту мысли и, пожалуй, определенную осведомленность; ему удалось довольно афористично сформулировать проблему постоянного трагического столкновения между высокими идеалами и серой действительностью, между революционной идеей переустройства общества и извечными человеческими инстинктами. В этом словесном потопе мелькали выражения вроде «четкие и ясные фундаментальные основы души», и, слушая все это, Ионатан вдруг ощутил в душе усталость и тоску по какому-то полному света месту. Где-то в дальней дали, возможно в Африке, возник перед ним залитый солнцем луг на берегу широкой реки, но в то же мгновение картина эта потускнела и погасла, уступив свое место желанию выяснить, что же стряслось с этим незнакомым парнем, который так досаждает ему с раннего утра. Но и это желание растворилось и исчезло. От холода, сырости и усталости Ионатан весь сжался под одеждой. Его рваный ботинок хлебнул воды, и пальцы на ноге совсем заледенели. И почему бы, собственно, не подняться и не отправиться немедленно, сию же минуту, домой, свернуться калачиком в постели под грудой одеял, сказаться больным, как его отец, как половина кибуцников? Такой день, как сегодня, должен по закону быть объявлен днем «постельного режима». Но необходимо приставить этого механика-болтуна к работе. А там будет видно.

— Двинулись, — сказал Ионатан, брезгливо отодвигая тыльной стороной руки чашку с кофейной гущей на дне. — Пошли. Прямо в гараж. Ты кончил пить?

В ответ Азария Гитлин рванулся со своего места и разразился потоком нервных извинений:

— Я уже давно кончил. Я полностью готов. Я в твоем распоряжении.

И тут же сообщил Ионатану свои имя и фамилию, добавив, что вчера он узнал от Иолека, секретаря кибуца, как зовут Ионатана, а также то, что Хава и Иолек — его мать и отец. И даже привел к случаю какую-то короткую поговорку.

— Сюда, — сказал Ионатан, — и будь осторожен, не упади. Ступеньки скользкие.

— В силу природы вещей, — произнес Азария, — нет и не может быть ничего случайного. Все продиктовано необходимостью и законами природы. Даже возможность споткнуться и упасть.

Ионатан молчал. Он не любил слов и не доверял им. В глубине души он всегда знал, что большинству людей необходимо гораздо больше любви, чем им удается получить. Потому-то прилагают они любые усилия, пусть даже смешные или странные, чтобы с помощью слов завязать отношения, сблизиться с незнакомыми людьми. Так брошенная, вымокшая собачонка, подумал Ионатан, виляет не только хвостом, но едва ли не всем своим тельцем, стремясь понравиться тебе и добиться от тебя ласки. Но какая уж тут ласка… Жаль твоих усилий, дружок.

Это сравнение, едва мелькнув в его голове, тут же потускнело и исчезло, потому что голова у него была тяжелой. Он все еще надеялся, доставив парня в гараж, вернуться домой и улечься в постель — поболеть.

Пока они шли мимо складов и навесов, перешагивая через лужи и утопая в грязи, парень не переставая сыпал словами. И хотя Ионатан отгородился от него молчанием, один раз он все-таки превозмог себя и задал парню два вопроса: родился ли тот в Эрец-Исраэль и случалось ли ему когда-нибудь заниматься мотором трактора «Катерпиллер Д-6» или, по крайней мере, видеть этот мотор вблизи?

На оба вопроса ответ был отрицательным. Нет, он родился в галуте (Ионатан слегка удивился, что парень употребил старинное слово «галут», означавшее изгнание, вместо того, чтобы просто сказать «за границей» или назвать страну, в которой родился). И трактор ему, Азарии, не знаком. Ну и что же? Он считает, на основании своего опыта, что все двигатели в мире, как бы они ни отличались друг от друга, родственники. И тот, кто сумел в совершенстве разобраться в одном из них, сможет без труда справиться со всеми. Перст судьбы настигает всех без различия, будь ты человек или червь. Есть такая поговорка. Так ответил Азария Гитлин. А Ионатан про себя удивился, откуда отец выкопал эту странную личность.

Холод забирался под одежду и пробирал до костей. Жестяные стены ангара, где стояли трактора, только усиливали ощущение холода. Каждое прикосновение к жести или другой металлической поверхности воспринималось как ожог. Пол ангара покрывало загустевшее машинное масло. Во всех углах — плесень, пыль, грязь… И всюду: в углах, под громыхающей крышей, меж ящиками и сундуками и даже под колесами машин — сотканные целым выводком пауков сооружения, похожие на перевернутые башни кафедральных соборов. Рабочие инструменты, словно кто-то расшвырял их в порыве гнева, были раскиданы вокруг желтого трактора с развороченными внутренностями. Машина была в черных пятнах грязи и масла. Тут и там — на сиденье водителя с расползающейся обивкой, меж цепями и гусеницами, в складках отброшенного в сторону чехла — валялись гаечные ключи разных размеров, отвертки, гайки, металлические стержни, а на полу стояла пивная бутылка, до половины наполненная какой-то заплесневевшей жидкостью, были разбросаны резиновые приводные ремни, обрывки мешковины, ржавые зубчатые колеса. Над всем этим витал едкий запах химических испарений от смазочных масел, обуглившейся резины, солярки и керосина. Место это было запущено до последней степени. Ионатан, которого каждое утреннее посещение гаража приводило в мрачное расположение духа, стоял там, сердитый и упрямый, глядя на трактор и нового парня, по-петушиному прыгающего в своей чистой одежде вокруг машины. Наконец тот остановился у капота будто изготовившись для торжественной фотосъемки, и с воодушевлением выпалил: