1982, Жанин - читать онлайн книгу. Автор: Аласдар Грэй cтр.№ 58

Костюм сшили у портного в Килмарноке. После второй примерки мы отправились в галантерейную лавку, чтобы купить носки, рубашки и нижнее белье. Поскольку насчет костюмов был принят отцовский подход, то он согласился доверить матери выбор всего остального. Мои пожелания игнорировались, пока дело не дошло до покупки галстуков. Продавец разложил перед нами огромное количество шелковых, хлопчатобумажных и шерстяных галстуков всевозможных форм и расцветок. Мать пощупала их, перебрала и отложила несколько штук в сторону. Тут ей пришло в голову спросить меня:

– Джок, может, сам выберешь, какие тебе больше нравятся?

Я ткнул пальцем в несколько галстуков-ба бочек и сказал:

– Хочу эти.

Мать с отцом с удивлением посмотрели на меня, потом друг на друга. В глазах их я прочитал тревогу. Галстуки-бабочки носили в те дни только профессионалы разного рода маргинальных областей бизнеса, вроде скачек, искусства или журналистики. Иногда их надевали университетские лекторы, искавшие популярности слушателей.

– Ты уверен, что хочешь именно эти? – неуверенно спросила мать.

– Да, мне нравятся только эти.

– Скажи, а это действительно важно для тебя?

Я вскинулся:

– Поскольку деньги, которые вы тратите на одежду, не мои, то воля ваша, я буду носить то, что вы купите. Но меня спросили, что мне нравится. И я ответил.

Лицо матери выражало одновременно тревогу и беспомощность. Мне стало жаль ее.

– Какого цвета? – тихо спросила мать.

– А это уж на ваш вкус.

Если не считать всяких пестрых и аляповатых, в отделе нашлись только бордовые и темно-синие бабочки – они выбрали мне полдюжины темно-синих, потом мы вернулись в отдел рубашек и поменяли мои белые рубашки на светло-голубые, чтобы они подходили к галстукам. Мой отец по политическим соображениям настаивал на темно-красных галстуках, но они смотрелись бы слишком радикально на белых рубашках, а розовые рубашки были немыслимы. Это выглядело бы намеком на гомосексуализм, который в то время считался преступлением.

Я совершенно не помню, какая была погода в тот день, когда поезд увозил меня из нашего городка. Родители проводили меня на станцию, но мы почти не успели поговорить до отхода поезда. Сразу за станцией железнодорожное полотно описывало над долиной кривую по виадуку, поэтому пару минут спустя я мог видеть две маленькие фигурки на одном конце перрона и белое пятнышко над одной из них: кто-то – либо мать, либо отец – махал мне вслед платком. Пока я торопливо вытаскивал свой платок и открывал окно, между нами замелькали деревья. Тогда я закрыл окно, уселся, бережно положив ногу на ногу, чтобы не помять идеальную линию складки на брюках, скрестил руки поверх новенького плаща, опустил подбородок на галстук и обнаружил вдруг, что совершенно ничего не чувствую. Я понимал, что буду приезжать в гости в Длинный город, но понимал и то, что никогда уже не вернусь сюда жить, и меня это нисколько не волновало. Мне казалось возможным, что, затерянный среди миллионов жителей Глазго, я когда-нибудь вспомню рекламу зубной пасты или случайное лицо, мелькнувшее на улице, и воспоминание вернет меня в детство, окатит теплой волной ностальгии. Однако такого ни разу не случилось. Поначалу мне действительно было одиноко в Глазго, но я был даже рад этому. Одиночество казалось мне разновидностью свободы. И была в сердце странная уверенность, что оно обязательно приведет к какой-то встрече, к какому-то приключению, связанному с сексом. С легким чувством вины я пришел к выводу, что все мое детство, за исключением нескольких совсем уж младенческих воспоминаний, было невыносимо скучным, и лучше забыть его навсегда.

Родители нашли мне комнату на Пейсли-роуд-Уэст, в доме ответственной и внимательной женщины, которая должна была сообщать им обо всех моих проблемах. Очень скоро я переехал оттуда к студенту-юристу, которому было абсолютно наплевать на проблемы жильцов, главное, чтобы вовремя платили арендную плату и не били друг другу морды. В колледже мне было поначалу трудновато разобраться с чисто математическими выкладками, но как только я понял, что они напрямую связаны с практикой, все стало на свои места, и с тех пор у меня больше не было трудностей с экзаменами. В столовой я иногда ел за одним столом с Аланом. Однажды стол был весь занят, но Алан сказал: «Освободите место для Джока», качнулся на двух задних ножках своего стула, дотянулся до свободного стула за соседним столиком и подтащил его к себе. Так я узнал, что мы стали друзьями. А потом появилась Дэнни.

За стойкой в столовой работала женщина, которая обычно мило болтала со всеми студентами, но в один прекрасный день там появилась девушка, которая, казалось, испытывала ко мне острую неприязнь. Она была невысокая и круглолицая, с пухлыми щечками и недовольным лицом, которое она отворачивала в сторону всякий раз, обслуживая меня, а когда я протягивал ей деньги, она брала их с таким видом, словно я был самым ничтожным человечишкой на свете. Все это казалось мне странным, ведь я был предельно вежлив с ней. Когда я на следующий день подошел к стойке, ее напарница крикнула в глубину кухни: «Дэнни! Джок пришел».

Она обслужила меня точно так же, более того, не стала брать деньги, а быстренько начала обслуживать следующего посетителя. Я положил деньги на стойку и ушел, совершенно сбитый с толку. На третий день она опять обслуживала меня, отведя взгляд в сторону и медленно накладывая заказанное блюдо в тарелку. Прежде чем отдать мне ее, она секунду поколебалась с испуганным видом человека, который решается перепрыгнуть через пропасть, потом разлепила губы и прошептала: «Ужасная погода сегодня».

Я сказал: «Да, действительно» – и полез за деньгами. Она чуть заметно кивнула мне и поспешила обслужить следующего. Другие работницы на раздаче с улыбками переглядывались, а я вдруг почувствовал, что выгляжу полным идиотом. Теперь я понимал, что я ей нравился, но вот она мне не понравилась вовсе. Мои представления о женской привлекательности основывались на образе Джейн Рассел и тощих фотомоделей. Я был совершенно безграмотен в этом вопросе.

Но, шагая в тот вечер к себе на Хиллхед, я почувствовал кое-что другое. Меня вдруг посетила ошеломительная мысль о том, что Дэнни может позволить мне делать с собой все что угодно. Я никогда, никогда, никогда в жизни даже помыслить не мог, что женщина способна желать мужчину. Да, всемирно утвержденный обычай вступать в брак доказывал, что женщины нуждаются в мужчинах, но ведь люди, как правило, нуждаются в том, чего не хотят, а хотят того, что не является для них необходимым. Мои сексуальные грезы были полны всяких садомазохистских приспособлений потому, что я не представлял себе иных способов овладеть женщиной, которая мне приглянулась. Для Дэнни в моих фантазиях не находилось места, но я неожиданно почувствовал, что иду быстрее, даже почти бегу, а домой я примчался с твердым решением – завтра во время нашей короткой встречи пригласить ее куда-нибудь. Но прошла целая неделя, прежде чем я сделал это. Я бродил по улицам, глядя на парочки, стоящие в очередях в кинотеатры, на девушек, спешащих в танцевальные клубы, и меня переполняло ощущение того, что приближается какое-то хорошее светлое время, и ощущение это было связано с Дэнни. Но на следующий день я взглянул на нее в столовой и полностью охладел. Она была слишком маленькой и заурядной, чтобы соответствовать мечтам о бурной страсти и наслаждении, хотя, сказать по правде, она была такого же точно роста, как я сам. Не то чтобы она была дурнушкой. Когда она не замечала, что я рядом, она очень остроумно шутила с другими студентами, которые были увлечены ею, и в такие моменты казалась очень даже симпатичной. Но как только я оказывался рядом, все очарование слетало с нее, и она выглядела как юная ученица перед жестоким директором школы. Это мне совсем не нравилось. Я отчаянно мечтал познакомиться с какой-нибудь другой женщиной.