— Спрашивай, — с улыбкой разрешила она.
— Это у нас с тобой серьезно?
Эльза снова фыркнула.
— Ты только что лишил меня девственности. И теперь спрашиваешь — серьезно ли это у нас?
— То есть… мы теперь вместе?
— Да. Мы теперь вместе.
Глеб несколько секунд разглядывал ее лицо, а потом вдруг перекатился на бок и быстро поднялся с кровати.
— Куда ты? — удивленно спросила Эльза.
— Нужно позвонить! Я быстро!
Глеб торопливо вышел из спальни, прошлепал босыми ногами в прихожую, остановился у телефона, висящего на стене, решительно снял трубку и набрал номер Киры.
Гудок… Второй… Кира сняла трубку.
— Слушаю!
— Кира, это я.
— Глеб! — обрадовалась Кира. — Ты чего так поздно?
— Я хотел тебе сказать…
— Нет, это я хотела тебе сказать! — перебила Кира. И быстро заговорила: — Знаешь, это даже хорошо, что ты позвонил. И ничего, что так поздно, потому что я все равно не спала. Я хочу… Я должна… В общем, мне нужно сообщить тебе кое-какую новость…
— Кира, подожди, — прервал поток ее слов Глеб. — Я хочу тебе сказать, что… нам надо расстаться.
На том конце провода повисла пауза. Глеб стиснул зубы и коротко ударил кулаком по стенке.
— Глеб, я не поняла, — проговорила Кира. — Я ведь только что тебе сказала… То есть, хотела сказать, что мы с тобой…
— Кира, я полюбил другую, — снова оборвал ее Глеб. — И хочу быть с ней. Прости, если обидел. Больше мне не звони. Удачи!
Глеб повесил трубку на рычаг.
Зачем я сказал «удачи»?
Глеб повернулся к комнате и вздрогнул. Эльза стояла у дверного косяка, полностью обнаженная, сложив руки на груди.
— Я не ослышалась? Ты пожелал ей удачи?
Глеб нахмурился.
— Пойдем в постель, а?
— Ты переживаешь? Бедный, бедный мой Глебчик! — Эльза подняла покалеченную руку и погладила Глеба по щеке. Он вздрогнул от холодного прикосновения гипса.
— Ну? — тихо спросила Эльза, глядя ему в глаза. — Все хорошо?
— Да, — вымолвил Глеб и улыбнулся. — Все хорошо.
— Идем!
Эльза взяла его за руку и повлекла в сторону спальни.
4
— Так чем закончился ваш спор? — повторил свой вопрос Юрий Петрович.
— Ничем. — Глеб сухо улыбнулся. — Вы правы, я проиграл.
Глеб взял салфетку, вытер губы, смял ее и бросил в пепельницу.
— Схожу в туалет, — сказал он и поднялся из-за стола.
…Лавируя между столиками, Глеб чувствовал себя паршиво. Воспоминания разбередили его душу, со дна которой поднялась удушливая волна стыда.
Он вдруг представил себе лицо Киры Бегуновой, той, семнадцатилетней — в момент, когда он пожелал ей удачи. Интересно, что она делала после того, как он бросил телефонную трубку? Стояла неподвижно, уставившись на телефон? Сползла по стене на пол и зарыдала, уткнувшись лицом в колени?
В ту далекую пору он еще не понимал, как больно могут ранить слова. Не понимал, как хрупки бывают человеческие сердца и как бережно нужно с ними обращаться, чтобы не разбить навсегда.
Глеб вошел в туалет, подошел к крану и открыл холодную воду. Потом набрал пригоршню и выплеснул на пылающее лицо. Выпрямился, посмотрел на свое отражение в зеркале.
— Что я делаю? — тихо пробормотал он.
«Действительно, — отозвалось отражение, — что же ты творишь, Корсак? Двадцать пять лет тебя ничему не научили? Ты снова мечешься между двумя женщинами?»
— Ерунда, — сказал Глеб.
«Ерунда? Мне-то не ври! Я видел, какими глазами ты смотрел на Эльзу. Ты даже испариной покрылся».
— Ерунда! — снова сказал Глеб.
«Да и Киру не обошел вниманием, — насмешливо продолжило отражение. — Она ведь тебе нравится, верно? Остроумная, красивая. Добавь к этому комплекс вины, который ты перед ней испытываешь…»
— Хватит нести чушь!
Отражение засмеялось.
Глеб вздохнул и отвел взгляд от зеркала. Потом насухо вытер лицо бумажным полотенцем и вышел из туалета.
Когда Глеб вернулся в зал, Клинков быстро поднялся ему навстречу. Вид у него был встревоженный.
— Что случилось? — спросил Глеб.
— Нечто странное, — растерянным голосом ответил Юрий Петрович. — Мне только что позвонил один знакомый…
— И? Да вы не молчите. Что случилось-то?
Клинков поправил пальцем алюминиевые очки и растерянно проговорил:
— Кто-то пытался разрыть могилу вашего дяди.
5
Порыв ветра поднял с травы и закружил смерчем опавшую листву. «Словно души умерших», — подумал, глядя на листву, Глеб.
Он впервые видел могилу дяди. Прежде здесь был холм земли, но теперь в середине была выкопана яма глубиной с метр, коричневые комки земли и куча грязи лежали вокруг ямки, как после взрыва гранаты. Деревянный крест в изголовье разрытого холмика покосился. На нем висели пластиковые венки, но это не мешало прочитать надпись на табличке:
Борис Алексеевич Корсак
27 декабря 1950 — 15 сентября 2014
Рядом с могилой стоял полицейский в форме с сержантскими лычками на погонах и, позевывая, ковырял в зубах спичкой.
— Какой ужас, — тихо проговорил Юрий Петрович, стоявший рядом с Глебом и поеживающийся от ветра.
— Корсак! — окликнул Глеба чей-то грубый голос.
Он обернулся и увидел приближающегося Сергея Бегунова.
— Какого черта, что ты здесь делаешь? — сердито спросил Бегунов.
— А ты? — спокойно уточнил Глеб.
Бегунов усмехнулся, сунул руку во внутренний карман пиджака и достал удостоверение. Затем раскрыл его и поднес к лицу Глеба:
— Оперуполномоченный отдела полиции, старший лейтенант Бегунов.
— Вот как? — удивленно проговорил Корсак. — Выходит, ты полицейский?
Бегунов убрал удостоверение в карман.
— Так что ты здесь делаешь, Корсак?
— Вообще-то, это могила моего дяди. Кто-то пытался ее осквернить, я приехал, чтобы узнать подробности.
— Какие, к дьяволу, подробности? На могиле твоего дяди покуражились пьяные хулиганы.
— Вы их нашли?
— Нет. Я оперативник, и у меня есть заботы поважнее.
«Пошли мне бог терпения», — подумал Глеб. А вслух сказал:
— Послушай, Серега…