– Спасибо, – сказал я. – Сам-то где работаешь?
– Нигде, дома сижу, – грустно ответил Жмуркин.
– А чем зарабатываешь на хлеб насущный?
– Я копирайтер. Пишу статьи на заказ для разных сайтов.
– И как пло́тят?
– По-разному, – уклончиво произнес Петя, но по его глазам я понял, что «плотят» ему не очень…
Разговор явно не клеился. Обстановочка не та.
– Ладно, – сказал я. – Спасибо еще раз. Очень был рад повидаться.
– И я, – ответил Витюня. – Хотя…
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
Я насобирал почти полную котомку банок и бутылок и понес их в пункт приема на Грузинском валу. Пластик здесь не принимали, поэтому, верно, Клим и сказал мне собирать только стекло и алюминий. Наверное, пластиковые бутылки собирал Паша.
Получив деньги, я направился «домой». Там уже были все, за исключением Космоса.
– Как успехи? – спросил меня Клим, остро посмотрев мне в глаза.
– Вот, – протянул я ему деньги, вырученные за сдачу бутылок и банок. – А вот еще, – полез в другой карман и вынул пятисотенную купюру.
– О, «пятихатка»! – довольно воскликнул Клим, быстро переглянувшись с бородатым Пашей. – Откуда у тебя такая денежка? Я ж говорил, что от тебя будет польза!
– Знакомого одного встретил, – сказал я. – У него и разжился.
– Может, нам тебя по твоим знакомым отправлять? – весело посмотрел на меня Клим. – Будешь у них денежку сшибать, покуда давать будут…
Я понял, почему повеселел Клим и что означал его предыдущий острый взгляд и перегляд с бородатым Пашей. Клим знал про «пятихатку». О ней ему наверняка поведал Паша, видевший меня, когда я разговаривал с Петей Жмуркиным. И острый взгляд Клима был просто испытующим взглядом, означавшим вопрос: отдам я пятьсот рублей в «общак» или зажму для себя и проем их втихаря, как самая последняя «крыса». И он был доволен, что я не «крысятничаю»…
– Эй! – услышали мы голос снаружи.
Клим отдернул брезент, и мы увидели чумазого «китайца». Он и правда походил на натурального китайца из-за малого росточка, тщедушного телосложения и глаз-щелочек, заплывших из-за синяков.
– Чего тебе? – недоброжелательно спросил Клим.
– Там вашего Космоса на глушняк вальнули
[1]
, – сказал «китаец».
– Где «там»? – потемнел лицом старшо́й.
– На складском пустыре, – ответил «китаец».
Клим пошарил в кармане, вынул горсть мелочи и сунул ее в руку:
– На.
Бомж мгновенно исчез, а мы пошли за Климом на складской пустырь. Там уже собрались бомжи, обступившие полукругом лежащее тело. Когда мы подошли поближе, один из бомжей, с наколотыми на пальцах перстнями, жестко просипел:
– Ну, что, Клим, доигрался?
– Ты про что, Король?
– А вот про это? – указал тот на лежащего Космоса. – Или у тебя зенки не ухлят?
[2]
– Да ухлят зенки, – примирительно ответил Клим, посматривая на Космоса с перерезанным горлом. – А я-то тут с какого боку?
– Как это, с какого? – удивился Король. – Пацанчик-то ведь из твоего хоровода?
[3]
– Из моего, – подтвердил Клим.
– Значит, ты за него в ответе, и спрос с тебя.
– За что спрос-то? За то, что ему черная масть легла?
[4]
– Ма-асть… На дурняк-то меня не бери
[5]
. Гнилой базар разводишь
[6]
, Клим, – недовольно буркнул Король.
– Это кто? – шепнул я стоящему около меня Паше.
– Кто? – переспросил Паша.
– Кто это, с кем наш Клим разговаривает?
– Это Король, – уважительно произнес Паша. – Главный среди всех бомжей. Пахан, по-нашему…
– С тебя, Клим, пять косарей
[7]
, – медленно и четко произнес Король.
– За что? – помрачнел Клим.
– За то, что накосячил
[8]
. Своих надо в узде держать, чтобы не рыпались, куда не велено.
Разговор на этом был закончен. Король со своей свитой отбыли в только им известном направлении, бомжи потихоньку разошлись, тихо переговариваясь, а мы остались возле Космоса, лежащего на земле, раскинув руки. Он был весь в крови, и вытекло ее столько, что промокла вся куртка, которую он не снимал даже на ночь.
– Любку из Краснодара вот точно так же зарезали, – негромко объявил Паша, ни к кому не обращаясь. Клим сердито посмотрел на него, но ничего не сказал. – Слышь, Клим, Кобзарь, что с Гришкой-пройдохой кучкуется, сказал, что, когда Космоса нашли, у него во рту сто евро торчало. Как бы в назидание другим…
– Наверное, он опять к тому вагону сунулся, – мрачно проговорил Клим. – А ведь я его предупреждал…
– А что это за вагон такой, Клим? – спросил я. – Который раз уже слышу про какой-то вагон, к которому и подходить нельзя.
Старшой смурно посмотрел на меня и ничего не ответил. Потом перевел взгляд на Космоса и сказал:
– Ладно, взяли его.
Мы зашли с четырех сторон и подняли Космоса. Он оказался не таким уж тяжелым. Направлял наше движение Клим. Похоже, он знал, куда идти. А нам просто оставалось следовать за ним…
Мы пришли в совершенно пустынное место. Дальше шла глухая кирпичная стена непонятного назначения, но, скорее всего, несла она функцию забора. Подход к ней почти полностью зарос репейником и непроходимыми кустами. Недалеко от стены и этих зарослей, на площадке пустыря, заросшей травой, виднелись небольшие холмики, размытые дождем. Некоторые были с воткнутыми в них колышками и прибитыми к ним табличками. На одной из них было написано:
Федор Климчук Седой
195?-2012
На другой табличке, венчающей совсем свежую могилку, я прочитал:
Любка из Краснодара
1982—8 мая 2013