Миграции - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Клех cтр.№ 76

Гостиница «Украина», бывшая «Москва»

Наша гостиница нависала над Майданом Незалежности, как недостроенная уменьшенная копия московской высотки. В Варшаве и Риге успели отгрохать похожие, а вот киевским Хрущев в свое время посносил башни и шпили своим указом о борьбе с архитектурными излишествами. Три «звезды»: как и положено, вода в кранах еле теплая, рассохшийся паркет, высоченные потолки, за завтраком вместо шведского стола носится не меньше дюжины бестолковых официантов, скудное меню общепитовской столовой и отметки в гостиничных пропусках, чтобы кто-нибудь не позавтракал дважды. Фотографу, конечно же, номер с окном на Майдан — пусть любуется. Зато у меня в номере гигантская двустворчатая балконная дверь с видом на бывший парк Шато-де-Флер, со спрятанным в нем футбольным стадионом «Динамо». А еще стрижей на моем этаже можно рукой ловить. Далеко внизу — угол Майдана. Прямо — старинное здание института благородных девиц с ротондой и залом на 2000 мест, сегодня его занимает культурный центр. Направо вверх карабкается улица Институтская в направлении респектабельнейшего киевского района с уютным названием Липки. В целом неплохо.

Пятизвездочный отель, не считая президентского, в Киеве один — как раз бывшая «Украина» на другом конце Крещатика, напротив Бессарабского рынка. Теперь, как и сто лет назад, она зовется снова «Палас-Ройяль».

Но пора выходить на улицу — на главную улицу Украины. Повезло же ей.

Крещатик пульсирующий и мерцающий

Архитектурную и бытовую философию Крещатика мне изложил самый любопытный из сегодняшних киевских краеведов Анатолий Макаров, человек 60 с лишним лет с неожиданным хвостиком волос на затылке (даже никогда не бывавшим в Киеве рекомендую для чтения его восхитительную «Малую энциклопедию киевской старины»). Архитектурное обоснование придумано сталинскими градостроителями, за полтора десятилетия построившими новую улицу на месте взорванной в войну подпольщиками старой, еще дореволюционной (из столичных городов так горела разве что Москва в 1812-м; вскоре после отступления Красной армии взлетело на воздух и выгорело свыше 300 домов на Крещатике и прилегающих улицах, что стоило жизни трем сотням немцев и нескольким тысячам расстрелянных фашистами заложников; при своем отступлении Киев жгли и фрицы, но это уже другая тема). Как ни превозносили себя московские и киевские архитекторы того времени, мало кого убеждает помпезная застройка Крещатика. Весь пар уходил в детали наружного оформления: использование фигурной и глазурованной цветной плитки и коростенского гранита в отделке фасадов, «протаскивание» элементов украинского барокко, осторожные заимствования из архитектуры Юго-Западной Европы (где похожий климат) и бывших испанских колоний (в помешанной на шпиономании стране даже удалось отправить бригаду архитекторов в загранкомандировки для изучения и копирования образцов). Хотя что с того, что на доярке бижутерия почти как у испанской королевы? Парадокс, однако, что при всей своей, мягко говоря, художественной вторичности улица получилась славной — в первую очередь благодаря градостроителям (мыслящим Город как живой организм), а не архитекторам (отвечающим за отдельные здания). И в этом градостроительном смысле современный Крещатик уникален: гибрид бульвара (это его левая нечетная сторона — тенистая, просторная, людная и гульливая большую часть суток) и монументальной административной застройки советского образца (по правую руку, с широким лысым тротуаром в самый зной). Шарма добавляют ему изгиб в районе «поясницы», у так называемой административной дуги, и высокие склоны со старой городской застройкой по обе стороны улицы. Но главное — это своеобразная пульсация (по выражению академика Чепелика, «соловья» послевоенного Крещатика) его площадей, полуплощадей и открывающихся перспектив — в обоих концах улицы и по пути, — отчего прогулка по Крещатику никогда не кажется монотонной. Короче: праздник для зевак.

Мой персональный «кайф» состоял еще и в том, чтобы через сиюминутный и плоский Крещатик прозревать слои его прошлого и сам его мерцающий замысел. Странное все же имя — Крещатик. Временами он даже мерещился мне каким-то древнекиевским ящером, засыпанным «грабарями» землей, чей хребет застраивается то так, то этак — безостановочно. Ведь не зря в Киеве так любят дореволюционного архитектора Городецкого, и особенно его знаменитый «Дом с химерами».

От Европейской площади до Майдана Незалежности

Повернемся спиной к Днепру и начнем свою прогулку по Крещатику с «истока» — от Европейской площади (побывавшей поочередно Конской, Театральной, Европейской, Царской, III Интернационала, Сталина, Ленинского комсомола и вот теперь снова Европейской — чувствуете, как мерцает и «глючит» виртуальный Киев?). Свое имя площадь получила от гостиницы, построенной на месте первого городского театра, а уже на ее месте было возведено похожее на киберпаука здание музея Ленина (никогда не бывавшего в Киеве даже проездом), превращенного после провозглашения государственного суверенитета в Украинский дом. Отсюда сбегает Владимирский спуск к Подолу и поднимается в старый Верхний город крутая Трехсвятительская улица. А в противоположную сторону, по направлению к Киево-Печерской лавре, разгоняется улица Михаила Грушевского, первого и самого образованного украинского президента.

С этим начальным отрезком Крещатика связан один драматический исторический сюжет. К пятидесятилетию отмены крепостного права в России у входа в Царский сад, между зданием Купеческого собрания (теперь Национальной филармонией, побывавшей в промежутке еще и Дворцом пионеров, где как-то Хосе-Рауль Капабланка провел сеанс одновременной игры на 30 досках с киевскими школьниками) и зданием киевской Публичной (сегодня Парламентской) библиотеки был установлен памятник царю-освободителю. Это на его открытие прибыл в Киев с царской свитой премьер-министр Столыпин, где день спустя и был застрелен в партере театра. Убитому реформатору памятник поставили всего через два года перед зданием гордумы на Думской площади (нынешнем Майдане), но уже через четыре года, в марте 1917 года, возмущенный народ не оставил и следа от обоих памятников. Александру II не простили антиукраинского «эмского указа», который самодержец подмахнул, отдыхая в немецком Эмске, а Столыпину, надо думать, приверженности идее великой России. Любопытно, что из всего дома Романовых киевляне делают исключение только для богомольной супруги Александра И, которой он почти в открытую наставлял рога. Оскорбленные чувства униженной императрицы легко находят отклик в украинских сердцах — оттого и уцелел в Киеве такой осколок проклятых времен царизма, как восстановленный стараниями Марии Александровны Мариинский дворец елизаветинских времен (использующийся сегодня для официальных приемов на государственном уровне).

К чему ни прикоснешься в Киеве — под ним века истории. Постараемся не проваливаться в них очень глубоко и для начала пройдемся по правой, четной стороне Крещатика. Первое угловое здание принадлежало АПН, теперь УНИАН, о чем до последнего времени свидетельствовала фотовитрина. Далее — впечатляющий ряд банковских зданий и более или менее доходных домов начала XX века, периода интенсивного соперничества Киева с Ригой за статус третьего после Петербурга и Москвы города Российской империи (обошедших на вираже купеческий Нижний Новгород и портовую Одессу). Здания солидные, стильные и на самом деле напоминают своей внушительностью и тяжеловесностью застройку немецкой Риги. В крупных европейских городах перед Первой мировой войной сделалась нормой 6–7-этажная застройка, и Киев старался наверстать упущенное. Молодой капитализм любил аллегории, но среди типовых Вулкана (Промышленность), Меркурия (Торговля) и Нептуна (Судоходство) резко выделяется на одном из фасадов копия рельефа бельгийца К. Менье «Индустрия» с изображенной на нем бригадой «ударников капиталистического труда» — качественная работа во всех смыслах. Чтобы рассмотреть ее, необходимо задрать голову — благо ширина тротуара это позволяет. На пустынном тротуаре только девушки-зазывалы из ресторана «Кавказская пленница» да колченогие стенды пунктов обмена валюты. Между банками и учреждениями, только уже нынешними, затесался последний уцелевший продуктовый магазинчик на четной стороне Крещатика. Особенно меня в нем умилил последний из советских «рокфоров» (их и делали только в Москве, Ленинграде и Киеве), на ценнике которого было написано «сыр „Рошфор“», и стоил он вдвое дешевле суррогатного немецкого «Дор-блю».