Миграции - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Клех cтр.№ 54

В Швейцарии чрезвычайно силен кантональный патриотизм, но отсутствует местническая узость, есть в этом — даже для иноземца — нечто трогательное. Мне не раз говорили:

— Вы обязательно должны побывать в Швице (Хорьве и т. д.)!

— А что, это на редкость красивый город?

— Да нет, просто я там родилась (родился) и очень люблю его!

Здесь нет глухой провинции, существующей во всех странах. В любом городке вы можете купить иностранные газеты, посмотреть фильмы без дубляжа, из люцернской телефонной будки я сам отправлял, из интереса, сообщение по e-mail (можно еще факс, отпала также нужда в томах телефонных справочников, которые мэр Москвы Лужков думает как бы сделать несгораемыми и посадить на цепь в московских телефонах-автоматах, — нескольких кнопок на дисплее, клавиатуре и телефонной карточки вполне достаточно, чтобы узнать, поговорить, отправить, получить; мне, правда, потребовался еще немецко-русский словарик, желтого цыплячьего цвета, умещающийся в ладони).

Кстати, о будках. Мне всякий раз поднимала настроение будка на колесах — весьма популярный и окрашенный в такие же веселые цвета, как швейцарские бумажные деньги или детские пластмассовые часы, двухместный «Smart» — дитя союза «Мерседеса» со швейцарской часовой фирмой, похожее сразу на обоих родителей. И, будто по контрасту, выражение лиц людей, сидящих в таких автомобильчиках, отличается чрезвычайной серьезностью.

Но это все прелести — лучистый аверс страны восходящего над Альпами солнца.

Чело ее реверса бороздят морщины.

Самая заметная из них — уже упоминавшаяся натянутость отношений швейцарца с немцем (говорят, французская и итальянская части Швейцарии гораздо более повернуты лицом к своим соседям). Объясняют это тем, что швейцарцев очень напугали и не понравились в свое время 40 гитлеровских дивизий, нацеленных на Швейцарию в начале войны с Францией (швейцарцев от вторжения спасла тогда стремительность поражения Франции). Сегодня они не желают оказаться в экономической и культурной зависимости от самого могучего из соседей и не верят, что, войдя в кооперацию с ЕЭС, можно будет меньше работать и лучше жить.

Их консервативная логика и многовековая привычка к «самостийности» протестуют, ища в этом подвох. Немец же, напротив, подозревает швейцарца в малодушии и заскорузлости, в этом усматривая причину натянутости своих отношений с ним.

Другая морщина только наметилась и пока не особенно бросается в глаза. Когда мне сказали, что в Германии проживает сейчас 3 миллиона моих бывших соотечественников, я был поражен.

«Ну что ты, — сказали мне, — это не такая большая цифра, всего несколько процентов населения объединенной Германии, в котором доля иммигрантов сегодня составляет около 7–8 %. Для сравнения — в Швейцарии порядка 18–20 %».

Я чуть не сверзился со стула:

«Как?! Я-то полагал, что Швейцария не принимает эмигрантов, — а уж в таких количествах!..» — «Видишь ли, Швейцария — свободная страна, у нас, так исторически сложилось, очень демократические законы. Оттого здесь и чувствовали себя так привольно ваш Ленин и ему подобные. Потом налоги здесь, в зависимости от кантона, приблизительно вдвое ниже, чем в соседних странах, — поэтому на берегах наших озер селятся люди богатые или отошедшие от дел, в Цуге, Кастаниенбауме. Кантоны соперничают, кто создаст для них более выгодные условия, потому что и кантонам в результате это оказывается выгодным. Уборщица должна у нас получать не меньше 25 швейцарских франков в час, учитель гимназии получает вдвое больше, — переводчику о таких заработках не приходится и мечтать…»

Так вот отчего здесь попадается столько стаек девушек с индокитайской внешностью, дородных негритянок с детьми, молодых вьетнамских семей, русская речь в самых неожиданных местах Цюриха и Люцерна, в поездах — с сорняковыми новорусскими словечками вроде «конкретно» по всякому поводу, по непременному мобильнику! Да вы что же, швейцарцы, не слыхали об исключительных репродуктивных способностях представителей «третьего» и «второго» мира? Перемешивание неизбежно и полезно (потому в странах бывшего Советского Союза столько красавиц), но представляю, как вы будете озадаченно чесать затылок уже лет через двадцать, если не сумеете сделать их еще одной разновидностью швейцарского народа, — но то ваши проблемы, у кого их нет?

И все же самой глубокой рытвиной на лбу Швейцарии представляется мне ее непреходящая ровная озабоченность. Здесь ничего не попишешь — закономерный результат однобокого развития цивилизаций. Кое в чем швейцарцы превзошли даже Бисмарка. В Гамбурге мне случалось заходить в кабинет по сигналу светофора и выходить через другую дверь, но чтобы на почте в местечке под Люцерном выбивать еще билетик со своим номером в очереди, который зажжется на табло над одним из окошек, — это круто! Я чувствовал себя соринкой в механизме швейцарских часов, когда ткнулся к одному из свободных окошек — я хотел купить марку. В другой раз милая девушка, написав по моей просьбе, как сказать по-немецки «билет в оба конца», и поколебавшись секунду, поставила на лист бумаги исходящий номер. Такова ли плата за удобство и безотказное функционирование всего здесь?

Швейцария — самая спокойная страна на свете. Ее упрекают в отсутствии «культуры конфликта», в том, что они здесь не разрешаются, а гасятся, временно умиротворяются (как в старину мореходы заливали волну в шторм растопленным жиром). Что ж, определенный резон в этом есть. Швейцарских искателей приключений можно встретить на всех континентах, только не у себя на родине. Многие молодые швейцарцы до вступления в брак — отчаянные путешественники, средства им это позволяют. Такие нередко со священным ужасом смотрят на своих отечественных сидидомцев, жизнь которых от рождения до смерти протекает по установленному распорядку, как в растительном мире. (Я прожил как-то неделю в Базеле дверь в дверь с борделем, так и не догадавшись, пока мне не сказали, что за заведение кроется за дверью соседнего дома на тихой улочке.)

Но позволительно спросить: разве это не общий вектор всей западной цивилизации — элиминировать непредсказуемость будущего, обезопасить его, сделать жизнь управляемой? Швейцарцы — всего-навсего отличники в этой школе.

Я как-то высказался в том духе, что при таких чистых воздухе и воде большинство швейцарцев должны доживать до ста лет.

— Что вы, Игор-р, — сказали мне, — очень часто люди умирают у нас, едва перевалив за шестьдесят, не доживая до семидесяти.

Я вспомнил сразу в не слишком напряженном утреннем «траффике» городов одну непременную составляющую — вой сирены «скорой помощи», словно звук трубы ангела смерти, сошедшего со средневековых картинок «дане макабр» и собирающего дань на улицах богатого Цюриха, курортного Люцерна.

И я могу это объяснить только следствием изнурительной, возможно чрезмерной, самодисциплины. Нельзя безнаказанно слишком долго гасить спонтанность, ведь природа человека — тоже до известной степени «стихия», имеющая собственный, не раскрываемый логикой смысл. И хотя швейцарцы не любят круглых чисел, всяческих округлений (самый популярный вечерний блок новостей 1-го телеканала зовется «Без десяти десять») и стирания различий, спонтанность они прощают только своей капризной погоде и совсем маленьким детям, мирятся с проявлениями ее у чужестранцев, «нешвейцарцев» то есть, и рукой махнули на стихийные «штау» — в огороженной бетонными заборами, вынесенной на эстакады, загнанной в тоннели сосудистой системе Большого мира, — с которыми они ничего не в состоянии поделать.