Человек отменяется - читать онлайн книгу. Автор: Александр Потемкин cтр.№ 27

— А мировая литературная тройка, пятерка? Из кого они состоят?

— На первое место всегда ставлю Достоевского, ему нет равных. Потом Шекспира, Сервантеса, Гете, Гомера. Впрочем, у каждого своя высшая пятерка. У вас, наверное, тоже свои имена. Но Достоевский и Шекспир у меня непоколебимо на первых местах. Эти великие личности вне дискуссий. Но теперь признайтесь, почему вы не заступились за своего Солженицына? Побоялись со мной поспорить? Думаете, если разговор пройдет гладко, получите больше шансов на продолжение нашего знакомства? Как раз наоборот! Гладкие, глянцевые люди меня не интересуют. Разум нам дан, чтобы совершенствовать себя. А без споров это невозможно.

«Эта красотка не подозревает, с кем общается. Ну ничего, ты меня еще узнаешь!» — подумал Дыгало. Но сказал совсем другое: «Настя, поверьте мне, Солженицын совсем не мой кумир, я его даже не читал. Более того, он мне совершенно неинтересен, а его концепция развития российских регионов и всей страны, с которой я знаком из печати, убеждает меня в том, что он неопытный прожектер. Говоря вашими словами, он „середнячок“ в вопросах обустройства мира. Я глобалист, у меня совсем другие авторитеты. Я вообще впервые вспомнил о нем в разговоре с вами, и то по случаю, сказать более — по недоразумению. Пройдет одно-другое поколение, помнящее его звездный час — Нобелевскую премию, — и он растает в памяти людской, как весенний снег, растворится, как в желудке горькая, вынужденная похлебка, без следа, с одним балансовым остатком — органическим удобрением.

— Вы радикал, Виктор Петрович, — усмехнулась Настя.

— Особую неприязнь вызывают у меня люди, незаслуженно отмеченные общественными почестями, те, кто постоянно являются членами различных «элитных тусовок», формирующих так называемые публичные точки зрения, — оживился молодой человек. Он торопился показать себя. — Те, кто пыжатся и словесными трюками пытаются доказать, будто у них есть царь в голове, а на самом деле его там нет, никогда не было и не будет. В нынешней Москве таких сколько угодно. Особенно они окучивают телевидение. Там есть такой начальник Аристов, здоровый малый, пару книжек уже, наверное, успел прочесть. Говорят, у него даже строжайший список имеется, кого можно приглашать на эфир, а кого нельзя; о каких темах позволительно публично размышлять, а на что категорическое табу. И эта трибуна называется общественным российским телевидением? Позор! Или предприимчивый чиновник от культуры господин Губодуров. С его ментальностью, одеждой и манерами типичного буржуа только о культуре и нравственности вещать! Ему бы на аукционах торговать аксессуарами прошлого, получать прибыль, а не маячить на глазах. Национальный срам, что такая публика прибрала в свои руки эфир. Стыд делает меня мнительным и агрессивным. Смотреть в глаза обычным, как я сам, людям становится неприличо. Всякий раз отводишь взгляд, словно в чем-то виновен. Да и виновен! А как же? Виновен! Такое ощущение, что они от тебя чего-то ждут, на что ты решиться никак не можешь, а на самом деле я бы на многое, на самое невероятное, согласился бы, чтобы помешать этому процессу. Даже на самое ужасное, шокирующее. — Глаза Виктора Петровича болезненно блестели, лицо побледнело, взгляд забегал, словно искал по сторонам что-то очень важное. Даже пена появилась на уголках губ, но он ее сразу же стер платком. И продолжил резко: — Я вообще не очень охотно представляю себе людей не похожих на меня. Нет, не внешностью, а содержанием. Впрочем, непохожая внешность тоже раздражает. Порой такое раздражение даже превалирует. Особенно когда довольная, сытая, счастливая физиономия норовит выказать свое превосходство. Она якобы все о тебе знает и в своем преимуществе над тобой очень уверенно, даже с высокомерным надрывом, бравирует возможностью красиво пожить, все желаемое получать в несметном количестве, во всем демонстрирует свою какую-то неземную суть. — Он осекся, как-то криво улыбнулся и замолчал. «От сильнейшего впечатления, которое произвела на меня эта барышня, ум мутится. Полностью теряешь самообладание! Так раньше времени можно себя выдать! Уплывет-то объект на сторону!» — испуганно подумал он.

Слова Дыгало, его необычное состояние насторожили Настю. — Я ужаснулась вашему пассажу. Вы не простой, а агрессивный радикал. И в вашем радикализме очень много социального, — бросила молодому человеку Чудецкая. — Несмотря на то что политика меня совершенно не интересует, на ее фоне происходят события, которые чрезвычайно занимают мое воображение. А генетически измененные продукты, к которым относится прежде всего сам человек, — предмет моих исследований, моя научная тема — но не как биолога или генетика, а как историка, археолога. А по поводу вашей ярости по отношению к городским чиновникам…. — Я бы и себе посоветовала подняться над суетой жизни, успокоиться, понять, что человек еще остается самой большой тайной природы. И начать или продолжить проникать в его тайны, чтобы прежде всего понять самого себя, разложить себя по полочкам эволюции. Перед тем как источать гнев на своего оппонента, определите его в характерную ячейку. Этот человек имеет программу 1137 (тут же описание этой программы и ключ к ее пониманию или без ключа, то есть пониманию не поддается), а у этого лицо имеет программу 3341 (соответственное описание), а ячейка этого — под номером 3256, и тому подобное. Это, может быть, будущее, но уверяю вас, совсем не далекое. Что все это даст? Огромную экономию средств и продление жизни. Это ли не важнейший аспект развития цивилизации? Ведь сама по себе природа — агрессивнейшая среда. Жизнь пробивается там, где ее совершенно не ждешь, не предполагаешь. А коль скоро она возникла, ее не истребишь, во всяком случае, обычными усилиями. Тут потребуются сверхчеловеческие старания. Но того, чего можно добиться с помощью разума, никогда не добиться, употребляя силу, пусть даже дьявольскую силу! Необходимо избегать применения этого опасного инструмента. Им можно достичь лишь сиюминутного результата, то есть всегда ложного, болезненного. Он выдает пространственную ограниченность вашей цели. Но разум тоже может быть ненадежным, он способен ничтожное превращать в значительное, ошибочное — в правильное, преступное — в справедливое. В истории таких примеров уйма. Каждое столетие отмечено вынужденными ошибками, преднамеренными заблуждениями, утопическими фантазиями страстного ума, как коллективного, так и индивидуального. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Пока, прошу прощения, не совсем! Такое ощущение, что на тебя надвигается какая-то мощная интрига, но пока она еще скрыта, как бы таится за углом. — Новый срез знаний взволновал Дыгало. Однако, он больше был занят другим. Устроившись поудобнее, так чтобы Настя видела его левый профиль (он когда-то внушил себе, что слева смотрится привлекательнее), Виктор Петрович всячнски пытался понравиться барышне. Неимоверная сила тянула его к ней. Однако вглядываясь в ее черты, он никак не мог постичь логику ее мыслей. Они проникали лишь на порог его сознания. — Я весь внимание, — бросил он, почти, не соображая, что именно заявил.

«Довольно странное состояние» — усмехнулась Чудецкая. Впрочем, еще пару глотков кофе остается в чашечке. Так что можно продолжить.

— С ХУ1 по Х1Х век человечество накапливало энергию, знания и опыт в разных областях знаний. Но меня интересует лишь одна ипостась — социальное движение, направленное на освобождение человека от рабского труда под лозунгом «Свобода, равенство, братство». Конец Х1Х и начало ХХ века отмечены большими успехами в этой борьбе. Романтикам того времени хотелось вовлечь «притаившуюся массу» людей в мир, в котором им самим жилось достаточно недурно. Они мечтали, что вовлечение нового ресурса качественно изменит не только качество жизни, но, прежде всего самого человека. Пышно расцветет разум, интеллект станет доминировать над всеми другими человеческими качествами. Чем оказался финал этого трехсотлетнего движения? Человек освободился. Люди получили равные права, открылись двери учебных заведений, появилось свободное время — установили восьмичасовый рабочий день: добавьте деньги, свободу перемещаться, выбирать, доступ к информации, к шедеврам культуры. То есть семьдесят — восемьдесят процентов населения планеты за одно-два поколения ворвались в жизнь меньшинства и потребовали для себя те же стандарты жизни. И они были получены. Но итог, итог? Это же главный вопрос! Стандарты получены, а уровня нет. Нет уровня! Оглянитесь на нашу жизнь. Кто смотрит на творения Микеланджело? Кто читает строки «Божественной комедии»? Кто знакомится с трудами гениев? Кто постигает глубины науки? Жалкие единицы. В поношенной одежде, с затворнической бледностью, с медной мелочью в кармане, с озаренным, пытливым взглядом — этих людей не встретишь ни на экранах телевидения, ни в эфире радиопрограмм, ни на элитных застольях, ни в думских и кремлевских залах. Они вычеркнуты, как изгои, из публичной жизни пошлым, примитивным большинством. Но миллионными тиражами расходятся книги Устиновой, Донцовой, Сорокина, Акунина, Толстой и тому подобных! Нам бы стесняться, обливаться слезами, думать, как исправить состояние национального духа, а мы кричим, что русские — самая читающая нация! Ведь признаться, что читаешь таких авторов, — то же самое, что расписаться в своей полнейшей глупости. Поэтому нет никак оснований предполагать, что разум у людей вырос, достиг новых высот. Сравнивая людей ХУ11, ХУ111, Х1Х, ХХ, ХХ1 веков по таким показателям, как нравственность, человечность, талант, стремление к высоким идеалам, доброта. Что можно сказать? В чем можем убедиться и в чем признаться? Мораль — опустилась на порядок. Нравственность почти исчезла, только около одного процента вообще понимают этот экзотический термин. Человечность сохранилась, но нисколько не увеличилась, скорее, стала рыночной. Талант потерял привлекательность, он теперь разменная монета продюсеров. Захотят сделать из господина N гения — сотворят за большие деньги, глазом не моргнув. Настало время, когда приходится прятать ум, как некогда старались скрывать неграмотность. Блистать умом немодно. Сейчас блещут связями, драгоценными камнями, элитными автомобилями, богатыми любовниками. Наш великий соотечественник Виталий Гинзбург получил Нобелевскую премию по физике. Никакого резонанса в обществе нет. Нация не устроила ему овации. По красной дорожке Кремля маршируют лишь толстосумы, попса и властные мужи. Медиа — холдинги не хотят показывать народу феноменальную личность, не желают слушать мысли Гинзбурга о себе, о россиянах, о человеке вообще! Стремление к идеалам? Каким? Идеал сегодня — высокий уровень дохода и престижное положение в обществе. Доброта? Совершенно не рыночная категория. Когда о ком-то говорят: «Он человек добрый», я не могу понять, что имеют в виду? Что значит — быть добрым? Кажется, само слово потеряло свой первоначальный смысл. Почему все это произошло? Как? Какие механизмы привели к такому грустному состоянию цивилизации? Экономика? Но она никогда бы не справилась с такими изменениями в сознании, если бы не ограниченность нашего разума. Поэтому полновластным хозяином всего мира и стала экономика. Она сегодня усердно диктует усредненные нормы, массовые шаблоны, стандарты и унифицированные вкусы. Ведь высшая цель хозяйственной деятельности — извлечение максимальной прибыли. Зачем же угождать интеллектуальной элите, которая составляет не больше одного или двух процентов от общего населения? Забудьте ее, предайте анафеме, для бизнеса это не материал, не среда по извлечению доходов! Деньги необходимо зарабатывать только на массовом спросе. И чем дальше будет шагать глобализация, тем быстрее начнет отдаляться высшее сознание от своего идеала. Вот итог романтического заблуждения высшего разума, не только отечественного — мирового. Совершенно в другой феномен верила столетиями лучшая часть человечества. Она верила в Человека, в его перспективу стать хозяином Вселенной. В его разум! Какую горькую иронию вызвало бы у нее общение с нашим бесцветным современником, какое разочарование постигло бы при знакомстве с нынешними запросами и идеалами общества! Недавно я наткнулась в Интернете на необычный призыв. Кстати, его можно увидеть во всех странах Старого Света: «Перестаньте кормить птиц! Неконтролируемая популяция приводит к болезням и паразитизму. Все это вынудит поднять налоги!» Как, а? Нравится? Скажут, наконец, очнулся разум! Началось что-то совершенно новое! Непредсказуемое! Нашелся интеллектуал, вложивший расовую идею в новую форму? Не в этнос, не в цвет кожи, а тотально, в сам род человеческий брошен камень, в его айкью! Тут бульон мутаций забурлит с новой силой и воистину возникнет что-то потрясающее. Немыслимое! Сверхчеловеческое! Я задумалась над этой любопытной концепцией, и мое сознание отправилось в очень рискованное путешествие. Вначале пришлось не на шутку испугаться, в какой-то момент разум даже содрогнулся от ужаса. Но потом, но потом! Все! Хватит! На сегодня конец, кофе я допила, ваше угощение съела, спасибо, теперь за работу. У меня на носу диплом.