Путешествие мясника. Роман о семейной жизни, мясе и одержимости - читать онлайн книгу. Автор: Джули Пауэлл cтр.№ 45

Весь мир погрузился в серую, промозглую зиму и застыл в ней. Никто и ничто не хочет сдвинуться с места — ни я, ни Эрик, ни моя тоска. Даже мясная лавка превратилась в рутину, правда, приятную, как и мой брак; он тоже стал приятной рутиной, лишь изредка омрачаемой ночными слезами или обидными словами.

И вот однажды, когда я пытаюсь разместить в холодильнике контейнеры с утиным бульоном, пакеты собачьей еды и баночки с местным йогуртом, в заднем кармане ни с того ни с сего вдруг начинает вибрировать телефон.

«Ты как, трахаешься с кем-нибудь? Просто интересно».

Лицо заливает жаркая краска, и я поспешно прячу его за распахнутой дверцей холодильника. Кроме Джессики и, подозреваю, Джоша, никто в магазине не в курсе моей личной жизни, и мне бы хотелось, чтобы так и оставалось. Ответное сообщение я набираю, повернувшись лицом к стене.

«Что?!! Нет! Почему ты спрашиваешь?»

«Просто подумал… Неважно. Делай что хочешь».

«Но я ничего такого не делаю!»

Так оно и есть. Еще недавно я пыталась заглушить боль чередой анонимных коротких связей, грубых и неприятных. Не помогло. От них становилось еще тоскливее. Тоску автоматически нагонял на меня любой мужчина, у которого хватало глупости хотеть меня. Меня раздражали их пыхтение и их нетерпеливое желание, против воли заставлявшее меня чувствовать, будто я что-то должна им, и полное отсутствие у них интеллекта и воображения, и невообразимые грамматические ошибки в эсэмэсках. Все они хотели от меня такой малости, что даже ее не стоили.

Все это лишь верхушка того чудовищного айсберга, о котором я не осмеливаюсь поговорить со своих мужем, хотя кое-что он и так знает. Я боюсь такого разговора больше, чем боялась бы побоев, хотя никогда в жизни мой мягкосердечный Эрик не поднял бы на меня руку. Мне мучительно больно оттого, что я не могу ничего рассказать своему самому лучшему другу, но страх все-таки перевешивает эту боль.

Иногда, посреди беспокойной и бессонной ночи, что-то начинается между нами. Всегда в четыре утра, в темноте.

— Как невыносимо, что ты любишь эту сволочь!

Я как-то сказала Джессике, что мы никогда не ссоримся, и по большей части так оно и есть. Эти ночные вспышки даже нельзя назвать «ссорами», потому что ссора предполагает усилия двух сторон, общее поле битвы. У нас все не так. Просто в тщательно выстроенной обороне Эрика, позволяющей ему мирно жить со мной, вдруг обрушивается какой-нибудь бруствер. Он больше не спит, его глаза широко открыты, он ворочается, громко дышит, что-то бормочет. Я тоже моментально просыпаюсь, но еще крепче зажмуриваю глаза и изо всех сил стараюсь дышать ровно и медленно. Мне кажется, что, если я достаточно убедительно притворюсь спящей, его гнев минует меня. Чем больше он ворочается, тем тише становлюсь я. Иногда это помогает. Иногда через пару часов Эрик засыпает, пробормотав только: «Ох, Джули», — и я могу легко притвориться, что не слышала этого. Но иногда он хватает меня за плечи и начинает трясти. И произносит вслух то, о чем мучительно думал весь последний час; задает мне один ужасный, жалкий, сердитый и совершенно справедливый вопрос:

— Почему ты просто не скажешь мне, чтобы я убирался?

— Я не хочу… Я не знаю… Я…

Я пытаюсь что-то сказать, но есть только два слова, которые не врут и которые не убьют нас обоих. Я всхлипываю и давлюсь своей виной и любовью, болью и печалью:

— Прости меня, прости. Прости меня…

Мы оба плачем и потом, устав, засыпаем. Встаем невыспавшиеся и с опухшими глазами в половине девятого под вопли недовольных кошек (ни одна кошка не умеет так требовательно и пронзительно мяукать, как сиамская) и деликатное поскуливание собаки, которой не терпится отправиться на утреннюю прогулку. Мы двигаемся с трудом, как будто всю ночь нас обоих лупили мешками с апельсинами, но, механически совершая все необходимые утренние ритуалы, все-таки осторожно возвращаемся к ночному разговору.

Эрик голышом стоит в ванной и ждет, пока нагреется вода:

— Все это тянется так ужасно долго.

Я открываю банку кошачьих консервов:

— Думаешь, я не хочу, чтобы все это кончилось?

Уже уходя и закинув рюкзак за спину, он на минуту останавливается у двери:

— Будешь дома сегодня вечером?

(Он со страхом ждет, что я скажу «нет», но, наверное, где-то в самой глубине души немного надеется на честное, чистое и окончательное «нет».)

— Мне больше некуда идти.

— Мне тоже.

— Может, нам попробовать посетить семейного психолога?

Меня саму передергивает от такого предложения. Не знаю почему, но подобная перспектива кажется мне ужаснее пожизненного заключения.

— Я тебя люблю.

— Я тебя люблю.

Весь день мы обмениваемся электронными письмами и сообщениями — нежными, длинными и более откровенными, чем разговор лицом к лицу. Глубже всего мы проникаем в душу друг друга в виртуальном пространстве. Мы говорим с ним в основном о том, что нам надо поговорить, и иногда, где-нибудь в районе четырех часов, я пишу, что не вынесу сегодня еще одного разговора, а потому лучше схожу в магазин и куплю вина. Эрик добр ко мне и отвечает: «Делай, как тебе лучше». Поднявшаяся было пыль оседает на свои привычные места, и некоторое время наша жизнь течет вполне сносно.

Хотя из нас двоих кричит и обвиняет только Эрик, подозрительностью заражен не он один. Я тоже подозреваю, что он был не совсем честен, когда говорил, что ему некуда идти. Мне известно, что та другая женщина все еще существует в его жизни и думает о нем. Она пишет ему длинные и страстные электронные письма (я тоже умею шпионить, хотя технически делаю это не так ловко). Она не только готова пустить Эрика в свою постель, но, даже после всего, что случилось, разговаривает с ним с любовью, терпением и нежностью, хотя, возможно, и с обидой. Я не сержусь за нее на Эрика; я не сержусь на эту женщину, которую могу обвинить лишь в том, что вкус у нее лучше, чем у меня. Я не сержусь, хотя уверена, что Эрик был бы рад, если бы я сердилась. Я просто завидую.

Я с горечью думаю, что, по сути, Эрик куда менее одинок, чем я. В конце концов, иногда он может между делом потискать кого-нибудь в такси по дороге с вечеринки. И время от времени кто-то сообщает ему, что хочет его. Меня некому тискать в такси. И я мечтаю, чтобы кто-нибудь просто поцеловал меня.

Но и то, что мне некуда идти, — это тоже не совсем правда. Да, я не могу найти утешение в сексе. Зато у меня есть «Флейшер». И я скрываюсь там при первой же возможности. За все более долгие периоды отсутствия я откупаюсь от Эрика мясом. Он за последнее время очень его полюбил. Но дело даже не в мясе, а в том, что теперь мы оба используем мою работу в лавке как способ спрятаться друг от друга, не менее эффективный, чем вино.

Я уезжаю, я рублю мясо, я пью, иногда с друзьями, но чаще одна. Я читаю, я смотрю фильмы по ночам, я больше не ищу партнеров для случайного секса, я очень редко выхожу из дома, я уже почти не плачу, а если плачу, то тихо и медленно. Я ем очень много мяса. Иногда Джош даже заставляет меня забрать домой один из своих выдержанных стейков.