«Какую же игру ведет этот недоумок?» — размышлял Эскилаче, и в блеске бокалов и стаканов ему мерещились лживые глаза Баррагана. «Неужели Эмилито решил кинуть меня и попытаться в одиночку провернуть дело? Да нет, кишка тонка. Ну, может и не тонка, этого добра в его брюхе хватает, зато руки коротки. Ничего у него не получится, потому что привык жить на всем готовеньком. Привык, что я разжую да в рот ему положу. Но больше я тебя баловать не стану!.. Господи, мне же в субботу надо везти эти бумаги Тифлису, а где я их возьму, черт побери?!» Он опять велел бармену сделать ему виски-саур, показав пальцем на бутылку «Джека Дэниелса». «Может быть, есть смысл хорошенько пугнуть Эмилито, сказать, к примеру, что Тифлис обвиняет его в краже документов. Он тогда обосрется от страха, бросится ко мне за помощью, распустит нюни и с причитаниями, что больше так не будет, выложит всю правду». В дальнем конце бара на маленькой сцене джазовый ансамбль исполнял мелодии Чарли Паркера. «Вот черт, только бы узнать, чем занимается Эмилито, с кем и на каких условиях снюхался. И если он действительно решил меня кинуть, ему это боком выйдет!».
Эскилаче неспешно смаковал второе виски-саур, перемежая каждый глоток глубокими затяжками сигаретой «Мальборо». Он не ожидал, что долги Баррагана настолько велики. Да Эмилито просто полный банкрот! Потому-то и дергается, подставляет себя и других. Надо как следует все просчитать. Ситуация очень деликатная: если не удастся передать землевладение на Сисге «Гран-Капиталу», придется расплачиваться с ними услугами политического характера, а это по нынешним временам еще опаснее — за коррупцию и взяточничество судят всех подряд. Эскилаче хорошо знал, что за люди стоят за «Гран-Капиталом» — с ними лучше не играть ни в какие игры. Он с ненавистью вспомнил о Тифлисе, досадуя на себя за промашку: не докопался вовремя до самого главного — что этот мужлан уже наложил на землю свою лапу. Если бы этот придурок Эмилио сразу сказал правду, еще можно было бы уладить как-нибудь, договориться, черт возьми! А теперь уже слишком поздно, и как теперь выбираться из этого дерьма, непонятно.
Утром он велел секретарше позвонить Баррагану.
— Марко Тулио, сейчас не слишком подходящее время для телефонных звонков. Я и не знал, что ты являешься на свое рабочее место в такую рань. — Барраган брился перед запотевшим зеркалом в ванной комнате, наполненной паром от струи горячего душа.
— Слушай меня внимательно, придурок долбаный! Минуту назад мне позвонил Тифлис и сказал, что это ты украл у него документы. Так что бери ноги в руки и пулей ко мне, будешь исповедываться.
— Что?!
— То, что слышал, перед Тифлисом дурака не поваляешь, как тебе уже известно. Ты по уши в дерьме, и если не хочешь лишиться своей мошонки, бросай бритву и лети сюда, жду тебя у себя в кабинете через полчаса.
Эскилаче швырнул трубку, а Баррагана обуял страх: документы на землевладение? Это неправда, у него есть только никчемная копия записи в государственном регистре! Как удалось Тифлису разнюхать о его справке в регистрационной палате? Об этом знали только Барраган и Нанси, а ей ничего не известно о самом деле. Не иначе Марко Тулио все выдумал… Однако вместе с этими мыслями страх пронизывал его сознание, как холодное лезвие ножа.
В ванную вошла Каталина в халатике голубой и салатовой расцветки.
— Завтрак готов, любовь моя, и дети уже собирают портфели, чтобы ты их отвез в школу.
Она сняла халатик. Барраган умывался под краном. В зеркале отразилось его побледневшее лицо.
— Я не смогу захватить их сегодня с собой, милая. Только что звонил Марко Тулио, я должен ехать прямо к нему, нигде не задерживаясь.
— Почему так рано? Вы слишком много работаете, как я погляжу, — заметила Каталина, вставая под душ. — Ладно, любимый, детей я отвезу, но только ты сам им объясни. Им нравится ездить с тобой, ты же знаешь.
Барраган вышел из ванной, торопливо оделся и пошел к детям.
— В субботу поедем на «Ранчо» и покатаемся на пони, договорились?
Приложив все усилия, чтобы как можно скорее проскочить запруженные с утра автомобилями городские улицы, Барраган домчался до офиса Эскилаче еще до девяти утра.
— Кто рано встает, тому бог подает, юноша.
— Объясни мне, что значит эта брехня, будто документы на землевладение у меня!
— Именно так сказал мне наш дорогой торговец изумрудами. Заявил дословно следующее: «Это дело для вас не составит особого труда, мой дорогой советник, поскольку то, что у меня пропало, находится у вашего протеже». За что купил, за то и продаю.
Барраган отошел к окну.
— Это невозможно! Это поклеп! С какого перепугу у меня возьмутся эти документы? Да если бы так, я бы в первую очередь сказал тебе.
— Вот об этом я и хочу с тобой побеседовать. Ты просил меня играть с тобой в открытую, я так и сделал. Теперь твоя очередь. Итак, какую игру ты ведешь?
— А мне не в чем признаваться. Я только обратился в регистрационную палату, чтобы узнать, на чье имя зарегистрирована земля. Вот и все!
— Это запрещено законом, как тебе удалось?
— У меня, как и у всех, есть свои приемы, Марко Тулио.
— Ладно, не отвлекайся. Продолжай.
Эскилаче подтянул брюки на самый живот.
— Я решил первым делом обратиться в регистрационную палату, так как, если вдруг окажется, что Перейра Антунес захотел внести какие-то изменения в юридический статус землевладения, то логично предположить, что это обязательно будет зафиксировано там. Потому я туда и пошел. Это упростило бы дело, не так ли?
— Так вот дело осложнилось, дорогой мой. Что ты теперь ответишь Тифлису? Хочу тебе напомнить, что он деликатничать не станет. Желаешь убедиться — сходи, посмотри на мою машину.
— Я скажу ему правду. Я не располагаю оригиналами документов на землевладение, если хочет, пусть обыщет мой дом и контору. Мне нечего скрывать.
— Не удивлюсь, если он уже это сделал.
Эмилио сразу вспомнил о детях и жене — не грозит ли им опасность?
— Не каркай. Марко Тулио! В субботу мы все ему разъясним, и он отвяжется от нас.
— Под «нас» ты подразумеваешь себя и меня?
— Ты же сам говорил, что это касается нас обоих.
— Да, но… Вот об этом я и хотел тебе сказать: поскольку ты устраиваешь свои дела у меня за спиной, то мы уже не вместе. Ясно тебе, раздолбай? Раз ты ведешь со мной грязную игру, то не думай, что я буду и дальше спокойно стоять в воротах. Не-ет, мой дорогой.
— Грязную игру? Да о чем ты, я не понимаю!
Эмилио растерянно провел рукой по волосам. Эскилаче наблюдал за ним, как кошка наблюдает за попавшейся в ее когти мышкой.
— Ясно одно, ты в дерьме, мой дорогой. В глубоком дерьме! Выражаясь сельскохозяйственной терминологией, по уши в навозе.
— Надо немедленно установить, кто украл документы, Марко Тулио! Нельзя терять ни минуты!