Неугомонная - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Бойд cтр.№ 77

Конвой вышел из Сент-Джона, Нью-Брансуик, 18 января 1942 года, как и планировалось. На борту парохода «Браззавиль», плававшего когда-то в качестве грузового судна под бельгийским флагом, вместе с авиационными двигателями и стальной арматурой находились двадцать пассажиров: пять секретарш из правительственных организаций в Оттаве, направлявшихся в посольство Канады в Лондоне, полдюжины офицеров из Канадского королевского полка и несколько дипломатических работников разных рангов. Океанские волны заставляли большинство пассажиров сидеть в своих каютах. В одной каюте с Евой ехала необычайно высокая девушка из Министерства природных ресурсов по имени Сесилия Фонтэйн, которая, как оказалось, была подвержена морской болезни: ее рвало каждые полчаса. Днем Ева проводила время в тесном помещении «общей» каюты для пассажиров, пытаясь читать, а на три ночи ей удалось занять одну из двух пустых коек в судовом лазарете, пока такелажник, у которого случился приступ аппендицита, не вынудил ее вернуться к Сесилии. Время от времени Ева выходила на палубу посмотреть на серое небо, серую бурлящую воду и серые корабли, которые, пыхтя дымом из своих труб, поднимались на волнах, чтобы снова упасть вниз, исчезали в холодной пене и вновь появлялись на гребнях волн, неустанно двигаясь вперед к Британским островам. В первый день, сразу после выхода из Сент-Джона, на судне устроили учения по надеванию спасательных жилетов и эвакуации. Ева надеялась, что ей никогда не придется доверить жизнь этим двум пробковым подушкам, обшитым брезентом, которые она надела на себя через голову. Немногие не подверженные морской болезни пассажиры собирались три раза в день в столовой, освещенной голыми лампочками, чтобы съесть ужасную пищу из консервов. Ева удивлялась собственной выносливости: на четвертый день пути только трое пассажиров были способны принимать пищу. Однажды ночью особо сильная волна оторвала одну из спасательных шлюпок «Браззавиля» со шлюпбалки, и все попытки поднять ее лебедкой на борт завершились неудачей. Из-за возни со спасательной шлюпкой «Браззавиль» выбивался из строя, и после оживленного обмена сигналами между сопровождавшими конвой миноносцами шлюпку бросили, оставив ее свободно дрейфовать в Атлантике. Еве пришла в голову мысль: а если в море будет найдена пустая дрейфующая шлюпка, не заключат ли те, кто ее встретил, что судно, которому она принадлежала, утонуло? Возможно, это и был тот миг удачи, которого она ждала. Хотя никакой надежды на это она не возлагала.

Они прибыли в Гурок через восемь дней, перед самым восходом, когда все вокруг было освещено лучами ядовитого персикового цвета. Им пришлось причалить в гавани, служившей кладбищем кораблей. Вокруг стояли поврежденные, списанные суда, мачты были накренены, трубы отсутствовали. Это были суровые свидетельства того, что они прошли сквозь строй подводных лодок и вышли оттуда живыми. Ева сошла с судна вместе со своими бледными, плохо державшимися на ногах коллегами, их довезли автобусом до Центрального вокзала в Глазго. Ей захотелось сразу же покинуть их здесь, но она решила, что незаметное исчезновение en route [47] в Лондон было бы более эффективным. Поэтому она сошла с ночного поезда в Питерборо, не предупредив своих спящих коллег, оставив только записку Сесилии, в которой сообщила, что собирается навестить тетушку в Гулле, а позже присоединится к остальным в Лондоне. Ева сомневалась, что кто-нибудь вспомнит о ней через день-два, и поэтому, сев на следующий поезд до Лондона, она по его прибытию направилась прямо в Баттерси к миссис Дэйнджерфилд.

Ева сожгла паспорт Марджери Аттердайн, лист за листом, и рассеяла пепел в разных местах Баттерси. Теперь она звалась Лили Фитцрой, по крайней мере на какое-то время. У нее набралось почти тридцать четыре фунта стерлингов на все про все, после того как она обменяла оставшиеся канадские доллары и сложила их с деньгами, которые хранила под половицей.

Ева прожила в Баттерси в тишине и покое больше недели. Там, в большом мире, японцы, казалось, без всяких усилий продвигались через Юго-Восточную Азию, а британские войска терпели новые неудачи в Северной Африке. Каждый день она думала о Ромере, стараясь представить себе, чем он занимается, будучи уверенной, что и он думал о ней. Воздушные налеты все еще продолжались, но без регулярности и отвратительной жестокости лондонского «блица». Несколько ночей Ева провела в семейном убежище миссис Дэйнджерфилд, сооруженном в тыльной части ее узкого садика, где потчевала хозяйку рассказами о своей выдуманной жизни в США, заставляя ту открывать рот и таращить глаза, от удивления, слушая о богатстве и расточительстве Америки, об ее изобилии и демократичной щедрости.

— Я бы никогда не уехала оттуда, моя дорогая, — искренне говорила миссис Дэйнджерфилд, беря ее руки в свои. — Еще несколько дней тому назад ты пила коктейли в «Аспория-Уолдорф», или как ее там — а сейчас сидишь за бесполезной жестянкой в Баттерси под немецкими бомбами. Будь я на твоем месте, ни за что бы не вернулась сюда. Уж лучше там, моя дорогая, чем в грустном старом Лондоне, который весь горит от бомбежек.

Ева понимала, что такое неопределенное состояние не могло продолжаться долго, да и оно ей порядком надоело. Пора было действовать, добывать информацию, какой бы скудной та ни была. Она убежала, она была свободной, у нее были новое имя, паспорт, продовольственная книжка и купоны, но Ева понимала, что все это только на время, чтобы перевести дыхание: для того чтобы по-настоящему вздохнуть свободно, нужно было пробежать еще одну дистанцию.

Поэтому она направилась в «Электра-Хаус» на Набережной королевы Виктории и провела два дня, наблюдая как из здания выходят и входят работники, пока однажды вечером не увидела Элфи Блайтсвуда. Она проследила за ним до его дома в Барнете, а на следующее утро сопроводила от дома до работы.

Ева сидела в своей комнате в Баттерси, обдумывая то, что ей сообщил Блайтсвуд. Моррис, Ангус и Сильвия — мертвы, но она должна была погибнуть первой. Ева думала о том, повлияли ли ее действия, изменившие ход операции в Лас-Крусис, каким-то образом на неотвратимость их гибели. Ромер не мог позволить себе рисковать, оставляя их в живых после того, как Моррис изобличил в нем предателя, причем предположительно об этом знала также и Ева. А что, если Моррис намекнул об этом Сильвии или, что более вероятно, Ангусу? Ангус странно вел себя в те последние несколько дней — возможно, Моррис и сказал ему что-то… Ромер не мог рисковать, и поэтому он начал сворачивать «СБД Лимитед» — осторожно и хитро — не оставляя следов своей руки в этом деле. Самоубийство Морриса, следом за ним утечка информации о полете «Сандерлэнда» из Лиссабона в Пул-Харбор — дата и время — и высокопоставленный военный на борту для отвода глаз… Ей было понятно, что все это говорило о реальной силе, об обширной и мощной сети с множеством промежуточных контактов. Но Еву Делекторскую это пока еще не коснулось, и она начала думать о том, может ли последовательность тождеств, которые она собрала, растянуться ad infinitum. [48] Если Ромер смог подстроить гибель летающей крепости в Бискайском заливе, то ему вряд ли будет трудно отыскать Лили Фитцрой — тем более, что он знал это имя. Пройдет совсем немного времени, прежде чем, тем или иным путем, с помощью неуклюжей, но настойчивой бюрократии Британии военного времени, имя Лили Фитцрой выплывет на поверхность. И что тогда? Ева слишком хорошо знала, как устраивались подобные вещи: автомобильная авария, падение с высотного здания, грабеж под покровом темноты, во время которого совершается убийство… «Мне нужно разорвать эту цепь», — думала она, когда услышала, что миссис Дэйнджерфилд поднимается по лестнице.