Буксир не сразу соединился тросом с «Меркурием». Первым делом, бойко развернувшись перед носом парохода, он добрые полмили вел его посередине фарватера. Лишь в аванпорту, когда на мостике прозвучала команда «Полный стоп!», крепкая петля швартова, выскочившая из носовой катапульты, полетела, таща за собой длинную змею, прямо на палубу буксира. Теперь «Меркурий» неторопливо и величественно двигался вперед мимо полчищ береговых кранов и огромных, как стена дома, бортов кораблей, и так вплоть до набережной под названием Вестерплатте, где началась швартовка. Ганс Касторп тотчас покинул мостик, чтобы в обществе Кьекерникса, преподобного пастора Гропиуса и мадам де Венанкур сойти на сушу. У трапа с пассажирами попрощались капитан Хильдебрандт и главный механик Томас Фидлер, который, пожимая молодому человеку руку, вручил ему небольшой конверт с визитной карточкой внутри.
— Это мои друзья, — доверительно пояснил он. — Можешь пойти по этому адресу, и тебя примут и помогут при любых обстоятельствах.
Изумленный Ганс Касторп уже собирался ответить, что не предвидит такого поворота событий, чтобы ему понадобилось обращаться за помощью к незнакомым людям, поскольку в жизни он отлично справляется сам, но времени пускаться в объяснения не было: грузчики, поднявшиеся на палубу «Меркурия» вслед за чиновником портовой охраны, уже снесли кофры и чемоданы пассажиров на набережную. Так что он лишь сказал: «Большое спасибо, господин Фидлер» — и спустился по крутым ступенькам трапа вниз, сунув конверт в жилетный карман. И последним сел на скамейку деревянного экипажа, который, по правде сказать, не напоминал ни одно из известных ему средств передвижения по суше. Возчик хлестнул двух вялых першеронов, и вся компания отправилась в недалекий путь до пристани, где уже ждало под парами маленькое, крытое только брезентовым навесом суденышко с прелестным, хоть и банальным названием «Водяной».
— Dancika vaporetto, — сказал, громко рассмеявшись, Кьекерникс, на что мадам де Венанкур обиженно заявила, что не видит никакого сходства между этой ржавой посудиной, где нет даже мягких сидений, и подлинным венецианским vaporetto, на котором они с мужем, разумеется многократно, плавали по лагуне и Canale Grande, и только человек, лишенный воображения, может — вероятно, от избытка сильных впечатлений — позволить себе в обществе такие дурацкие сравнения. Пастор Гропиус, который не имел счастья бывать в Венеции, молчал, а Кьекерникс только махнул рукой и закурил сигару. Касторп между тем, опершись локтем на деревянную спинку скамейки, припоминал описания гданьских архитектурных сооружений, которые перед поездкой внимательнейшим образом изучал по путеводителю Брокгауза. Пока «Водяной» проплывал по середине канала мимо шпиля Вислоустья, он без труда опознал характерный силуэт фортификаций. Однако истинное потрясение он испытал за излучиной Мотлавы, где слева от воды высились слегка отличающиеся от гамбургских лабазы, а справа — средневековые ворота, башни и фасады узких каменных домов и между ними знаменитый Крантор
[7]
, огромный приземистый кран, построенный, кажется, в тот год, когда Колумб отправился в Новый Свет. Самыми красивыми были башни костелов Пресвятой Девы Марии и Святого Иоанна и ратуша, хоть и из одинакового темного кирпича, но совершенно различной формы. Возвышаясь над крышами домов, трубами пароходов, мачтами парусников, они нисколько не давили на общую панораму, а напротив — будто возносили ее вверх: казалось, весь город вот-вот оторвется от воды и вместе с готическими башнями взмоет под облака. Вдобавок в воздухе витал абсолютно гамбургский запах деревянных помостов, смолы, ржавчины, водорослей, угольного дыма и рыбы, отчего казалось, что чужой, незнакомый город встречает пришельца на редкость дружелюбно. В притягивающих взгляд непривычных формах крылось хорошо знакомое содержание. Если бы консул Тинапель наблюдал сейчас вместе с племянником, как «Водяной» причаливает правым бортом к обросшим водорослями столбам, если бы увидел эту темно-красную, кое-где переходящую в коричневую, окраску лабазов, складов, храмов и средневековых ворот, он вряд ли произнес бы те необдуманные слова, которые Ганс услышал от него перед отъездом. Короче говоря, спускаясь по короткому трапу суденышка, которое Кьекерникс назвал dancika vaporetto, Касторп чувствовал себя почти счастливым.
— Возьмем извозчика вместе, — сказал голландец, когда они по деревянным ступенькам поднялись на Долгое побережье. — Я всегда останавливаюсь в гостинице «Deutsches Haus», это недалеко, но не везти же в трамвае такой сундук. Чем вы его набили? — Кьекерникс, хихикая, указал на вправду огромный чемодан Касторпа. — Надеюсь, не теплым бельем? Я, дружище, даже когда плыву на Борнео, беру с собой только это, — он потряс несессером, походившим на врачебный саквояж сельского хирурга. — С другой стороны, книги мне не нужны, а кальсоны и рубашки я покупаю на любой географической широте. Порой это более увлекательное занятие, чем охота на газелей. — Он снова захихикал, указав кивком на сворачивающих в сторону Зеленых ворот пастора Гропиуса и мадам де Венанкур, за которыми два носильщика тащили двухколесную тележку с целой горой чемоданов. — Поедемте со мной в гостиницу, позавтракаем, — сменил он тему. — У них там превосходный портер, а вы… ну конечно же, мне следовало первым делом спросить, куда вы, молодой человек, собственно, направляетесь?
— Лангфур, Каштановая улица, — нерешительно ответил Касторп. — Надо доехать до вокзала, потом поездом…
— Да это же на краю света! — перебил его Кьекерникс. — Исключено, я вас приглашаю позавтракать, а там поглядим, как вам лучше добраться в такую даль!
Перспектива была не слишком соблазнительной, но они уже шли рядом, а за ними носильщик вез на тележке огромный и тяжеленный чемодан Касторпа. Как минуту назад пастор Гропиус и мадам де Венанкур, они свернули с Побережья в Зеленые ворота, за которыми без труда поймали извозчика. Будущий инженер испытывал легкое раздражение из-за проявленной слабости. Ему следовало бы отказать Кьекерниксу — отнюдь не потому, что он оценил голландца так же, как мадам де Венанкур, а по причинам более веским: у него ведь был некий план, заранее продуманный распорядок дня, согласно которому он должен был добраться до квартиры госпожи Вибе, распаковать вещи, ознакомиться с расписанием движения трамваев и, наконец, нанести первый визит в политехникум, на кораблестроительный факультет, где надлежало сообщить о своем прибытии. Разумеется, завтрак с чудаковатым, если не сказать эксцентричным представителем бельгийской деревообрабатывающей компании не внушал опасений и не был решительно противопоказан, однако, как ни крути, это означало, что он, хоть и в незначительной степени, доверяется случаю. И еще одно удивило и озадачило Ганса Касторпа, а именно: он перестал колебаться в тот самый момент, когда Кьекерникс упомянул о превосходном портере, каковой якобы подают в «Deutsches Haus».
Занятый такими размышлениями, он не обращал внимания на дорогу, и в памяти застревали только отдельные названия, которые небрежно перечислял голландец: Золотой дом, фонтан Нептуна, Двор Артуса
[8]
, Главный почтамт, Золотые ворота, Тюремная башня — кажется, в такой последовательности. Улица, по которой они ехали, уже просыпалась, однако еще далеко было до дневной лихорадки, когда из здания Биржи выходят на обед маклеры, газетчики выкрикивают заголовки с первых полос, кафе трещат по швам, а трамваи дружно скрежещут на разъездах, трезвоня электрическими звонками. В лучах утреннего солнца пролетка проезжала мимо поднимаемых жалюзи магазинов, стоящей на тротуаре тележки молочника, прислуг с корзинами для покупок и заспанного полицейского, который, в эту пору ничем особо не занятый, стоял посреди пустого перекрестка с выражением всего лишь служебной готовности на лице. Кьекерникс велел извозчику, прежде чем остановиться перед фасадом гостиницы, сделать небольшой крюк и объехать вокруг просторную площадь Угольного базара — исключительно для того, чтобы показать Касторпу Большую оружейню, некогда построенную голландскими архитекторами. Это выглядело странным — трудно было предположить, что голландцу свойственно чувство национальной гордости, — однако, видимо, господин Кьекерникс обладал и таким качеством: его явно обрадовало, что молодой человек оживился и даже задал несколько вопросов. Пролетка обогнула домики, прилепившиеся к Тюремной башне, свернула в еще одни ворота, название которых сразу вылетело у Касторпа из головы, и въехала на широкую современную дорогу, при которой стояла гостиница.