Девушка сбитого летчика - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 30

– «Дрезденское сердце»? Откуда такое название?

– По имени знаменитого Дрезденского зеленого алмаза. Зеленые алмазы – большая редкость, а этот, Федя, уникум и практически бесценен. Привезли его из Индии в начале восемнадцатого века. До обработки в нем было около ста каратов; после обработки осталось сорок. Хранится это чудо в Дрездене, потому и название такое. И примерно в это же время в Европе вошли в моду медальоны в виде сердца с зеленым камешком, якобы осколком Дрезденского алмаза. Из платины, как правило, бриллиант выглядит красивее в белом металле. Их было довольно много, а сейчас это, как ты понимаешь, большая редкость.

– А камешки в медальоне – всегда зеленые алмазы?

– Я думаю, камешки разные, но всегда зеленые. На всякий карман. В том числе и алмазы, конечно, но вряд ли осколки того. Если вот это, – он снова ткнул пальцем в фотографию, – зеленый бриллиант… по виду здесь примерно четверть карата, то цена его… боюсь даже сказать, какая. Плюс историческая ценность.

– Но камешек там не зеленый, а скорее бесцветный, – заметил Федор.

– Он может быть почти бесцветный, нет двух одинаковых. Темнее, светлее… не суть. Принеси, хотелось бы взглянуть. А если нужен покупатель… я готов помочь.

Распрощавшись с ювелиром, Федор поспешил в больницу к Коле Астахову. Савелий был уже там.

– Федя! – обрадовался он. – Проходи, только тише. По-моему, Коле лучше!

– Он пришел в себя?

– Пока нет, но, понимаешь, я чувствую… и дыхание другое, и лицо… Посмотри сам!

Некоторое время они, наклонившись, рассматривали лицо Коли. Им казалось, что оно уже не такое бледное, ожившее, и дыхание… действительно другое, не такое тяжелое.

– Как, по-твоему, он нас слышит? – спросил Савелий.

– Знаешь, Савелий, некоторые психиатры считают, что даже в коме человек способен воспринимать информацию. Человеческий мозг до сих пор терра инкогнита [6] и посложнее компьютера. Может, и слышит. Они даже рекомендуют разговаривать с такими больными, создавая таким образом положительную ауру…

– Я тоже думаю, что Коля слышит и знает, что мы здесь.

Они помолчали немного.

– Он скоро поправится, – вдруг сказал Савелий, сглотнув. – И мы будем снова приходить в «Тутси»… Знаешь, Федя, мне звонил хозяин, Митрич, спрашивал, как Коля. Ему рассказал охранник Славик, твой бывший студент. Пока Коля в больнице и вообще, после того, что случилось… я понял одну вещь, Федя… Я понял, что жизнь состоит из маленьких радостей, которые мы часто не ценим и воспринимаем как данность, понимаешь? А когда они уходят, мы страдаем. Я все время вспоминаю, как мы собирались, ты, Коля, я…

Голос Савелия дрогнул, и, к изумлению Федора, он вдруг заплакал.

– Савелий, прекрати! – воззвал Федор, чувствуя, как перехватило горло. – Ты же сам сказал, что Коля нас слышит. Не хватало, чтобы мы с тобой вдруг разревелись на па́ру, как две истерички. Представляешь, что он сказал бы? Ты же сам говоришь, что он выглядит не так, как вчера. И дыхание… тоже ровнее. Хочешь, пойдем к Митричу… прямо сейчас? Посидим, поговорим…

– Нет, Федя, без Коли… если он… – Савелий запнулся. – Без Коли я никогда больше туда не пойду. Я видел доктора Мищенко, спросил про Колю, а он…

– Он… что? Что он сказал?

– Ничего! Он просто пожал плечами и убежал. Он все время убегает. Он ничего не знает или знает, но не хочет говорить. Я читал, что ранение в грудную клетку очень опасно. И…

– Пошли к нему! – Федор вскочил. – Немедленно!

Но повидать хирурга им не удалось – тот был на операции.

– Савелий, слушай меня! – Федор положил руки на плечи друга. – Слушай внимательно. Смотри мне в глаза. Коля поправится, слышишь? Это я тебе обещаю. И клянусь, я доберусь до убийцы. Я его из-под земли достану! Ты мне веришь, Савелий?

Тот кивнул.

– Савелий, я, кажется, знаю, что искал Николенька Биллер в квартире Анны, – сказал немного погодя Федор.

– Что?

– Пошли поговорим. Только не в больничное кафе. Поехали в «Сову»!

– В «Белую сову»? Ночной клуб?

– Днем это обычное кафе.

– Понимаешь, Савелий, тут вопрос философский – о тайных сокровищах, которые лежат на поверхности, а мы их в упор не видим. Спрашивается, почему? В голову не приходит? Привычны, скромны на вид, всегда тут были? Инерция мышления? И вдруг оказывается, что пастушка-то королевской крови!

Они сидели за угловым столиком. Молодой человек в черном фартуке до пола, не спрашивая, принес графин коньяка и соленые орешки, приветливо кивнул Федору, скользнул беглым взглядом по Савелию.

– Пастушка? – Савелий вглядывался в лицо Федора. – Какая пастушка?

– Это иносказание, Савелий. Не пастушка, а медальон. Медальон, подаренный Анне ее гувернанткой Амалией Биллер. Оказывается, он очень ценный, у него даже название есть – «Дрезденское сердце».

– И Николенька Биллер пришел за медальоном? – ахнул Савелий.

– Фальшивый Николенька Биллер. Да, Савелий, я почти уверен, что он пришел за медальоном.

– А Анечка знает про медальон?

– Пока нет. Кстати, нужно ей позвонить, узнать, как они там.

– Я звонил час назад, все в порядке.

– Байкер не появился?

– Нет. У них в гостях подружка, так что их трое. Я не понимаю, Федя… Это значит, они оба приходили за медальоном?

– Не знаю, Савелий. Николенька Биллер – точно, а Стрелок… Не знаю.

– Я думаю, он тоже приходил за медальоном. По-моему, это ясно.

– Понимаешь, Савелий, фальшивый Николенька Биллер, вне всяких сомнений, связан с медальоном. Равно как и настоящий, который исчез без следа. А вот со Стрелком такой ясности у меня нет.

– А что тогда?

– Трудно сказать. Что-то.

– А может, он придет, пока ее нет, и заберет… что-то. Пока ее нет.

– Пока ее нет… – задумчиво повторил Федор, не глядя на Савелия. – Пока, пока… Может, и придет. Ты не переживай, Савелий, все будет хорошо. Возьмем мы этого Стрелка, не сомневайся. И наш Коля поправится…

Федор, привстав, протянул руку через стол и сжал плечо Савелия. Потом дружески ткнул его кулаком в грудь. Тот смотрел на него растерянно…

Баська метала на стол вчерашние деликатесы, а я мыла посуду, когда раздался звонок домофона.

– Валера вернулся! – обрадовалась Баська. – Или Федор.

Но это был не байкер и не Федор, а Ольгица. Она появилась на пороге в шикарной норковой шубе до пят, с роскошными локонами по плечам, и сказала: