Девушка сбитого летчика - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 2

Пятнадцать лет назад сестры съехались – Леля продала свою однокомнатную квартиру в пригороде и переселилась в сестрину четырехкомнатную в центре. Аичка с удовольствием командует, Леля подчиняется, пропуская половину сестриных наставлений мимо ушей. И обе довольны – любят друг дружку, часто вспоминают былое, ходят в театр и принимают гостей – таких же приличных, в возрасте, дам и кавалеров.

– Николенька! – вскричала Леля. – Просто не верится! Последний раз… когда же?

– Ровно тридцать лет назад, летом, перед отъездом в Ригу. Эвелина пришла попрощаться, ему тогда было… шесть?

– Хорошенький был, как ангелочек!

– Да, воспитанный мальчик из хорошей семьи. Эвелина умница, не колебалась ни минуты. Я ей тогда так и сказала: «Эва, не думай ни минуты. Езжай, а то уведут!» – сказала Аида.

– Ей сказочно повезло! Моряк, потомственный рижанин, все-таки их культура… никакого сравнения, – лепетала Леля, прижав к горящим щекам ладошки.

– Повезло. И ей, и Николеньке. Он сказал – Биллер, значит, оставил свою фамилию. Николенька Биллер.

– Помню, как он важно представлялся: Николенька Биллер. – Леля всхлипнула. – А сам крохотный, беленький, и галстук-бабочка! Помнишь, мы назвали его «наш маленький немчик», а Амалия им страшно гордилась!

– Бедная Амалия! – Аида покачала головой.

– Почему она не уехала с ними?

– Эва ее не очень жаловала. Ты же знаешь, у Амалии был характер и устои, а Эва была несколько легкомысленна.

– Она была такая красивая… и веселая!

– Да уж, веселая… – неодобрительно произнесла Аичка. – Помнишь, Амалия приносила показать фотографии и письма, а потом Эва перестала писать, и она страшно переживала, но виду не подавала и отодвинула от себя всех знакомых. Амалия была сильным, достойным человеком. Достойнейшим. Судьба была к ней очень несправедлива. Всю свою жизнь она любила Игоря, а он… – Аида махнула рукой.

– Да, любила, но, согласись, Аичка, Игорек был счастлив с Никочкой, и Анечка у них такая славная девочка. Николенька! Вот бы Амалия порадовалась! – Тут Леля окончательно расплакалась. – Надо же, Николенька! Не забыл!

– Счастлив с Никочкой… – проворчала Аичка как бы про себя. – Не забыл! Назвал меня тетя Ая, а тебя тетя Леля. Голос приятный, сразу видно, что человек воспитанный, прекрасная речь, и акцент чувствуется… чуть-чуть. Я пригласила его на обед. Остановится он, разумеется, у нас. Нужно проветрить гостевую комнату и приготовить постель. Ох! Еще начистить столовое серебро и пересмотреть скатерти!

– Купить вина и водки!

– Коньяка! – поправила сестру Аичка.

– Ладно, коньяка. И продукты! Копченое мясо, рыбу и свежий кофе! Кофе обязательно. И хороший чай.

– Кофе? – неодобрительно удивилась Аичка.

– Аичка, я уверена, мальчик привык пить кофе… у них в Риге все пьют кофе! Как сейчас помню, – она мечтательно прищурилась, словно всматриваясь в далекое прошлое, – идешь по узкой кривой улочке в булыжниках… помнишь? Они еще называются кошачьи лбы, – и отовсюду божественный запах кофе! Помнишь? Кофе просто необходим! И слоеные рогалики с повидлом!

– Маленькую коробочку, – сдалась Аичка. – Если уж так необходимо. Но имей в виду, ты пить не будешь.

– Ну… да, ладно, – Лелечка, скосив глаза на сестру и убедившись, что та на нее не смотрит, скорчила гримаску. – И еще нужно позвонить Анечке, непременно! Пусть тоже приходит.

– Да, пожалуй. Хотя не думаю, что она его помнит. Ей было всего три-четыре…

– Ну как же, Аичка, – заволновалась Лелечка, – она должна его помнить! Дети помнят начиная с года. Конечно, помнит!

Взволнованная Лелечка и величественная Аичка, наперебой предаваясь воспоминаниям, составляли список продуктов, доставали свежее постельное белье, выбирали самую красивую скатерть и выставляли из серванта парадный сервиз на сорок восемь персон.

Взрагивает огонек лампадки,

В полутёмной детской тихо, жутко,

В кружевной и розовой кроватке

Притаилась робкая малютка.

Что там? Будто кашель домового?

Там живёт он, маленький и лысый…

Горе! Из-за шкафа платяного

Медленно выходит злая крыса.

Николай Гумилев. Крыса

…Белая крыса с красными глазами. Белая крыса с раскосыми красными глазами и длинной осмысленной мордой. Женщина. Интеллектуалка. Сидит на полу, руки сложены на груди. Голый хвост вьется змейкой. Противный, розовый. Смотрит. Выражение на морде внимательно-снисходительное – похоже, жалеет. Даже она. Напоминает отцову подругу детства Амалию. Незамужнюю. А может, это и есть она – Амалия?! В виде крысы. В новом формате. Ее аватара.

…Амалия любила сидеть молча, глядя в книгу, в телевизор, в окно, – особенно когда падал снег. Острое лицо на фоне летящего снега, черно-белых деревьев, узкие острые глаза – типаж Модильяни, что я осознала уже потом, хотя снега он не рисовал. Кажется. И на меня: молча, долго, с отвращением. А я стою красная, потная, с разбитой зеленой коленкой и грязными руками. Нечесаная, пятилетняя, ленивая, в осознании собственных ничтожности и подлости – таскала из духовки жареные орехи, приготовленные для пирога. Пирог – это святое. Рождественский. И вообще!

Она сидела, я стояла. Еретик перед великим инквизитором. Мой грех, меа кульпа [1] . До такой степени, что никакой надежды на снисхождение и помилование. Парализованная. В ступоре. Отказавшаяся от последнего слова перед аутодафе [2] , что вызывает еще большее презрение.

Она молчала. Она умела красноречиво молчать. О, как она молчала! Мороз по коже.

И пирог с нарушением технологии в связи с сожранными орехами на совести. Все время что-нибудь на совести. Перманентная тяжесть на маленькой бессовестной совести. Руки-крюки, не способные к рукоделию, отсутствие музыкального слуха, дурная память на английские слова и выражения, а математика – вообще ужас. Дважды два – три. Или шесть. И скверная привычка малевать на любом клочке, даже на туалетной бумаге во время отсидок там. Тоже вредная привычка. Любимое место, где тебя оставляют в покое. Хотя бы ненадолго. Всякие рожи, принцессы и монстры.

Опять-таки рождественские орехи на совести…

Уходи. Пожалуйста, уходи, Белая крыса! И вообще, тебя на самом деле нет. Не существует. Только в моем имбецильном воображении. В воображении иллюстратора детских книжек – ежики, собачки, нестрашные монстрики. Зверушки для самых маленьких, еще до черепашек-ниндзя и мордобоя.

Вымирающая разновидность мазил… Звали писать лики, хорошо платят. По знакомству – конкуренция, однако. Наверное, пойду, хотя стыдно. Старые мастера верили, им не было стыдно. Но деньги, говорят, не пахнут… Хотя все-таки стыдно.