– Вы сами сказали – надпись может быть инсценировкой, убийца сам ее сделал.
– Возможно, судмедэкспертиза все же сузит временны́е рамки наступления смерти. Правда, этот ваш эксперт Сиваков много на себя берет.
– Он отличный специалист, – заступилась за Сивакова Катя.
– Об этом я и толкую, – Страшилин улыбнулся. – Ну вот и Каблуково, теперь надо найти часовню.
Катя оглядывала окрестности – железная дорога, много новостроек. Автобусная остановка возле станции. Дальше снова новостройки, пустыри и старая промзона – как и вокруг Высоко-Кесарийского монастыря. Фабричные корпуса и пакгаузы, но все это уже обречено на слом, хотя часть еще стоит, врастая старыми облупленными стенами в землю. Производство давно остановлено, склады закрыты. Кругом запустение и одичание в ожидании рева экскаваторов и самосвалов, когда все здесь начнут ломать, ломать, ломать.
Маленькую часовню – новенькую, из красного кирпича, еще без крестов, окруженную строительным мусором – они даже заметили-то не сразу среди всего этого заброшенного промышленного пейзажа.
Возле часовни стояла темно-синяя «Газель», двое рабочих выгружали из нее какой-то контейнер. Понесли внутрь. Затем, видимо выгрузив, вернулись к машине. На крыльце появилась монахиня в черном, она подошла к рабочим и расплатилась с ними. Те быстро уехали.
Катя поняла, что вот она – третья фигурантка, сестра Пинна, они застали ее тут и она вся при делах.
Сестра Пинна повернула назад – она не обратила внимание на «Форд» Страшилина, сворачивающий с шоссе.
Катя вышла из машины. «Какое странное место», – подумала она. Такое уединенное… На дороге – никого, кругом либо стройка, либо заброшенный хаос. И среди всего этого возведена часовня…
Внезапный порыв ветра прошелестел в кронах чахлых деревьев, росших вдоль дороги. Подуло, подуло – словно кто-то выдохнул из могучих легких. Листва, сорванная с веток, закружилась, заплясала.
Вихрь листвы – желтой, золотой, багряной, пропитанной осенней влагой бесчисленных дождей, и сухие, скрюченные листья – мертвые, уже готовые к распаду…
Каркнула ворона.
Катя поискала ее глазами на деревьях – нет, это птица-невидимка.
Каррррррррррр…
Нет, ну какое странное место…
– Сестра Пинна? Пожалуйста, уделите нам минуту, – окликнул Страшилин.
Женщина в черном обернулась.
Они подошли к ней – Катя отметила, что, судя по всему, сестра Пинна – средняя по возрасту, ей могло быть лет тридцать пять – тридцать семь. Черный полуапостольник она надевала низко, почти до самых бровей. У нее были серые глаза и курносый нос.
Страшилин и ей представился по полной форме, представил Катю. И вот тут… Катя поклясться была готова – она заметила тревогу и беспокойство в глазах сестры Пинны. Настолько острое беспокойство, что она почти не могла его скрыть. Хотя очень старалась выглядеть спокойной.
– Следователь? А по какому делу вы сюда приехали? – спросила она.
Голос у нее хрипловатый, возможно, в прошлом, в мирской своей жизни, сестра Пинна курила. А может, и нет.
– Вы ведь навещаете пожилых людей в поселке «Маяк»? – спросил Страшилин.
– Навещаю, это мое послушание – ухаживать, помогать. И не только в «Маяке», в поселке у монастыря нашего тоже и…
– Уфимцева Илью Ильича вы знали?
– Знаю. Помогаю ему вместе с сестрами. А что произошло?
– Убили его в собственном доме.
Сестра Пинна поднесла руку к груди.
– Охххх, когда? За что? Кто?
– Позавчера вечером. А вот кто и за что – мы расследуем. Вы когда его навещали в последний раз?
– На прошлой неделе во вторник. В субботу – сестра нашего монастыря Инна, а на этой неделе сестра Римма.
– С ними мы уже беседовали, – успокоила ее Катя. – Мы сюда прямо из вашего монастыря. Неблизкий путь. И место тут такое безлюдное, промзона. Это ваш монастырь построил часовню?
– Да, то есть нет. Это спонсоры, – быстро ответила сестра Пинна. – Спросите у сестры Риммы – она вам скажет, нет таких мест, которые не надо было бы освящать. Здесь скоро все изменится, это все поломают и начнут строить дома. А часовня уже стоит.
– А как долго вы все трое послушниц монастыря навещали Уфимцева? – Страшилин решительно вернул разговор в прежнее русло.
– Несколько месяцев. До этого у нас было иное послушание. А потом игуменья попросила сестру Римму помогать в социальных вопросах. И нас тоже с сестрой Инной.
– А как он к вам обращался, этот Илья Ильич? – спросила Катя. – Ну, когда вы приходили убираться или привозили продукты?
– Когда как.
– А именно? Сестра, матушка?
– Когда как. Я не придавала этому значения.
– Он интересовался Священным Писанием, так ведь?
– Да, читал, это полезно. Просил порой объяснить, что и о чем. Но я… это все суета сует, пустые разговоры, – сказала сестра Пинна. – Когда нет веры в сердце, а одно праздное любопытство, все разговоры без толку.
– О родственниках своих он упоминал? – спросил Страшилин.
– Про сына говорил, тот у него дипломат.
– А о внучке своей?
– Нет, – сестра Пинна покачала головой, на лице ее отразилось удивление. – Разве он имел внучку? Никогда при мне он о ней не говорил.
– Нам сказали в монастыре – вы машину водите? – спросила Катя.
– Вожу, это помогает и нам, и страждущим. В руках, в сумках много не унесешь, на автобусе-то.
– А сюда вы приехали на машине?
– Нет, это без надобности, – ответила сестра Пинна. – Я тут прибираюсь. Сами видите, здесь еще не достроено.
– Вас, может, подвезти до монастыря, время уже к вечеру близится? – предложил Страшилин.
– Нет, спасибо, у меня тут еще много забот. Я потом на автобусе доберусь.
– И последний вопрос, мы его всем сейчас задаем, кто в поле зрения расследования: где вы находились позавчера вечером с пяти часов?
– Как где, в монастыре, конечно, – ответила сестра Пинна хрипло. – Там теперь мое пристанище, мой единственный дом.
Глава 20
Ужин с коллегой
– Заметили, какие руки у этой монашки? – спросил Страшилин в машине, когда они распрощались с сестрой Пинной.
– Нет. А что с ее руками?
– На костяшках пальцев застарелые мозоли, и костяшки разбиты. Зажившая травма. Забавно, это для монастыря Шаолинь характерно – такие вот детали монашеской жизни, тренировки в восточных единоборствах.
Катя удивленно смотрела на Страшилина – о чем это он? И как он все это успел разглядеть?