Дублинцы - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Джойс cтр.№ 123

Миссис Дедал заговорила тихим голосом с Дэнти, но Дэнти громко отрезала:

– Нет уж, я не стану молчать. Когда вероотступники оплевывают и поносят религию и церковь, я буду защищать их.

Тут мистер Кейси резко оттолкнул свою тарелку на середину стола и, поставив на стол локти, хрипловатым голосом обратился к хозяину:

– Скажите-ка, а я вам не рассказывал историю про самый знаменитый плевок?

– Да нет, Джон, – ответил мистер Дедал.

– Ну как же, – продолжал мистер Кейси, – весьма поучительная история. Случилось это не слишком давно в том самом графстве Уиклоу, где мы ныне находимся.

Тут он остановился и, обернувшись к Дэнти, со сдержанным возмущением произнес:

– И могу доложить вам, мэм, что если вы имели в виду меня, то я не вероотступник. Я католик, каким был до меня мой отец, а до него был его отец, а до него был его и так далее, в те времена, когда мы отдавали жизни, но не отступались от своей веры.

– Тем более постыдно для вас сейчас так говорить, как вы говорите, – сказала Дэнти.

– Ладно, Джон, вы все-таки расскажите историю, – с улыбкой проговорил мистер Дедал.

– Уж это католик! – сказала Дэнти с насмешкой. – Да самый отпетый протестант не наговорит такого, что я сегодня здесь слышала.

Мистер Дедал замурлыкал себе под нос мелодию уличных певцов, покачивая головой из стороны в сторону.

– Я не протестант, еще раз вам повторяю, – сказал мистер Кейси, багровея.

Мистер Дедал, все так же покачивая головой, пропел нарочито гнусавым голосом:

Сбирайтесь все, о католики,

Которые к мессе не ходят.

Вновь придя в хорошее настроение, он взял нож и вилку и вернулся к еде, приговаривая мистеру Кейси:

– Выкладывайте-ка свою историю, Джон, нам будет полезно для пищеварения.

Стивен с теплом и сочувствием смотрел на мистера Кейси, который глядел неподвижно перед собой, оперев голову на соединенные руки. Ему нравилось сидеть подле него у огня, снизу посматривая на его суровое темное лицо. Но темные глаза его не бывали суровыми, а голос всегда был нетороплив и приятен для слуха. Только почему же он против священников? Ведь тогда Дэнти значит права. Но Стивен слышал, как отец однажды сказал, что она неудавшаяся монахиня, была в монастыре в Аллегени и ушла из него, когда ее брат сильно нажился на продаже дикарям всяких побрякушек. Может, из-за этого она и стала против Парнелла. И она не любила, чтобы он играл с Эйлин, потому что Эйлин была из протестантов, а Дэнти когда была молодая, то знала детей, которые водились с протестантскими детьми, а протестанты насмехались над литанией Пресвятой Девы, всё повторяя Башня кости слоновой, Чертог златой! Как это женщина может быть башней из слоновой кости и чертогом из золота? Кто тут все-таки прав? И ему вспомнился вечер в лазарете в Клонгоузе, темные воды, огонек на пирсе и скорбные вопли тех, кто услышал весть.

У Эйлин были белые тонкие руки. Как-то, когда играли в жмурки вечером, она прижала ему к глазам свои руки: длинные, белые и тонкие, холодные, мягкие. Такая вот и слоновая кость: она холодная, белая. Значит, это и есть смысл слов Башня кости слоновой.

– История милая и короткая, – сказал мистер Кейси. – Дело было в Арклоу, в холодный ненастный день, незадолго до смерти вождя, да будет с ним милость Божия!

Он сделал паузу, устало прикрыв глаза. Мистер Дедал взял косточку со своей тарелки и принялся обгладывать с нее мясо, со словами:

– До его убийства, вы хотите сказать.

Мистер Кейси снова открыл глаза и, вздохнув, продолжал:

– Стало быть, все происходило в Арклоу. Мы устраивали митинг, и когда он закончился, нам надо было идти на станцию, пробираясь сквозь густую толпу. Ну, такого воя и рева вам никогда не слыхать, дружище. Они нас крыли всеми мыслимыми словами. А одна старая леди, а точнее, старая ведьма, пьяная в стельку, весь свой пыл обратила на меня. Она приплясывала рядом со мной в грязи, визжала и вопила мне прямо в физиономию: Враг пастырей наших! Парижская биржа! Мистер Фокс! Китти О’Шей!

– И что ж вы делали, Джон? – спросил мистер Дедал.

– Я ей дал наораться вволю, – ответил мистер Кейси. – День был холодный, и чтоб взбодриться, я заложил себе за щеку (не при вас будь сказано, мэм) добрую порцию талламорского табаку. Так что я все равно ни слова не мог сказать, у меня был полон рот табачного соку.

– Ну-ну, и что дальше?

– Дальше. Я ей дал наораться в полное ее удовольствие, и Китти О’Шей, и все остальное, пока она наконец не назвала эту леди уж таким словом, каким я не стану поганить ни этот праздничный ужин, ни ваши уши, мэм, ни мои собственные уста.

Он опять смолк. Мистер Дедал, оторвавшись от своей косточки, спросил:

– Так что же вы сделали все-таки?

– Что сделал? – переспросил мистер Кейси. – Когда она это говорила, она чуть ли не прижала к моему лицу свою мерзкую старую рожу, а у меня рот-то был полон табачного соку. Я к ней наклонился и ей говорю Тьфу! – вот таким манером.

Он отвернулся в сторону и изобразил, будто плюет.

– Тьфу! говорю ей вот так, и попал прямо в глаз.

Он приложил руку к своему глазу и издал хриплый стон, как от боли.

– Ох, Исусе, Дева Мария, Иосиф! – это она. – Ох, я ослепла, совсем ослепла, я утопла!

Он поперхнулся сразу от кашля и от смеха и повторял:

– Ох, вовсе ослепла!

Мистер Дедал, громко расхохотавшись, откинулся на спинку стула, а дядя Чарльз качал головой.

У Дэнти был вид ужасно сердитый, и она все повторяла, пока они хохотали:

– Очень красиво! Ха! Очень красиво!

Это некрасиво было, про плевок в глаз женщине. Но только каким же словом она обозвала Китти О’Шей, что мистер Кейси не мог даже повторить? Он представил, как мистер Кейси пробирается сквозь толпу, как он произносит речь с платформы. За это он и сидел в тюрьме. И он вспомнил, как однажды в позднее время домой к ним пришел сержант О’Нил, он стоял в прихожей, тихо разговаривал с отцом и покусывал нервно ремешок от своей фуражки. И после этого мистер Кейси не поехал обратно в Дублин на поезде, а к их дому подкатила телега, и Стивен слышал, как отец что-то объяснял про дорогу на Кабинтили.

Он был за Ирландию и за Парнелла, и папа был за них, но ведь и Дэнти тоже была за них, потому что однажды вечером на эспланаде она стукнула джентльмена по голове зонтиком за то, что он снял шляпу, когда оркестр в конце стал играть Боже храни королеву.

Мистер Дедал фыркнул презрительно.

– Эх, Джон, – произнес он, – такие они и есть. Мы несчастное заеденное попами племя, и такие были и будем, пока вся лавочка не закроется.

Дядя Чарльз качал головой и приговаривал: