Север и Юг - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Гаскелл cтр.№ 87

— Это правило против поддержки союза действует на всех фабриках? — спросила Маргарет.

— Не могу сказать. Это их новая выдумка против нас. Думаю, скоро хозяева поймут, что не смогут придерживаться его, что их тирания только плодит лжецов. Но сейчас оно действует.

Он замолчал. Молчала и Маргарет, раздумывая, стоит ли говорить то, что у нее на уме. Ей не хотелось лишний раз раздражать Хиггинса. Наконец Маргарет решилась. Но свой вопрос она задала кротко, словно ее вынудили его задать, тем самым показывая, что не желает говорить ничего неприятного. Хиггинс, казалось, не был раздражен, а только смущен.

— Вы помните, бедняга Баучер как-то сказал, что Союз рабочих — это тиран? Мне кажется, он даже сказал, что это самый худший из тиранов. И я помню, в тот раз вы согласились с ним.

Прошло много времени, прежде чем Николас ответил. Он положил голову на руки и смотрел на огонь, поэтому ей не удалось увидеть выражение его лица.

— Я не стану отрицать, что союзу необходимо заставлять человека ради его же собственной пользы. Я скажу правду. Человек, который не состоит в союзе, ведет жизнь, полную страданий. Но когда он — член союза, о его интересах заботятся лучше, чем он сам смог бы позаботиться о себе, по правде говоря. Это единственный способ для рабочего человека отстоять свои права. Чем больше человек в союзе, тем больше шансов для каждого, что к нему будут справедливо относиться. Правительство заботится только о дураках и сумасшедших. И если человек склонен причинить себе или своему соседу вред, союз приструнит его, нравится ему это или нет. Вот все, что мы делаем в Союзе рабочих. Мы не можем упечь людей в тюрьму, но мы можем сделать жизнь человека такой невыносимой, что он будет вынужден вступить в союз. Баучер был дураком, и никогда не было дурака хуже его.

— Он причинил вам вред? — спросила Маргарет.

— Вот именно. На нашей стороне было общественное мнение, пока он и ему подобные не начали бунтовать и нарушать законы. Из-за них забастовка провалилась.

— Тогда не лучше ли было оставить его в покое, а не заставлять вступать в союз? Он не принес вам пользы, а вы свели его с ума.

— Маргарет, — произнес ее отец тихо и предупредительно, заметив, как нахмурился Хиггинс.

— Она мне нравится, — внезапно ответил Хиггинс. — Она говорит то, что думает. Но при всем при том она не понимает, что такое союз. Это — великая сила, это наша единственная сила. Я прочел в одном стихотворении, как плуг срезает маргаритку, и слезы навернулись мне на глаза. Но пахарь никогда не остановит плуг, я ручаюсь, как бы ему ни было жалко эту маргаритку. Для этого у него хватит здравого смысла. Союз рабочих — это плуг, что готовит землю к посеву. Баучер, понятно, никакая не маргаритка, он просто сорняк, его надо вырвать с корнем и выбросить с поля долой. Я очень сердит на него сейчас, поэтому не могу судить о нем справедливо. Я бы сам прошелся по нему своим плугом с большим удовольствием.

— Почему? Он снова сделал что-то плохое?

— Да, конечно. От него одни беды. Сначала поднял этот бунт. Потом ему пришлось прятаться, и он до сих пор бы прятался, если бы Торнтон преследовал его, как я надеялся. Но Торнтону оказалось выгодно не наказывать бунтовщиков. Поэтому Баучер снова прокрался к себе домой. Он не показывал оттуда носу день или два. Была у него такая передышка. А потом куда, вы думаете, он направился? К Хэмперу! Черт бы его побрал! Он пошел просить работу с таким лицемерным выражением лица, что меня затошнило от одного его вида, хотя хорошо знал о новом правиле — не иметь ничего общего с Союзом рабочих, не помогать голодающим забастовщикам! Почему он должен умирать от голода, если союз не помогает ему в его нужде?! Вот он и пошел — рассказать все, что он знает о наших делах, никчемный иуда! Но Хэмпер — и я поблагодарю его за это в свой смертный час — выкинул Баучера и не выслушал его — ни слова, — хотя народ, стоящий поблизости, говорит, что предатель плакал, как ребенок.

— О! Как ужасно! Как печально! — воскликнула Маргарет. — Хиггинс, я не знала вас таким. Разве вы не видите, что вы довели Баучера до такого унижения, заставив его вступить в союз против его воли. Это вы сделали его таким!

— Сделал его таким! А кем он был?

Тут за дверью дома на узкой улочке послышались приглушенные звуки, привлекшие всеобщее внимание. Голоса замолкали и затихали, шаги замедлялись или останавливались, словно топтались на одном месте. Это была мерная, тяжелая поступь людей, несущих тяжелую ношу. Маргарет, мистер Хейл и Николас Хиггинс — все бросились к входной двери. Их влекло не простое любопытство, а какой-то священный порыв.

Шестеро мужчин шли посредине дороги, трое из них были полицейскими. Они несли снятую с петель дверь, на которой лежало тело мертвого мужчины. С его одежды на землю падали капли воды. Все жители улицы высыпали посмотреть и присоединиться к процессии. Каждый задавал вопросы носильщикам, те отвечали неохотно, так как уже не в первый раз повторяли одну и ту же историю.

— Мы нашли его в ручье в поле, вон там.

— В ручье! Но там же недостаточно воды, чтобы утонуть!

— Он был решительный парень. Он лежал лицом вниз. Он устал жить, видимо, для этого у него была причина.

Хиггинс спросил у Маргарет дрожащим голосом:

— Это ведь не Джон Баучер? У него бы не хватило мужества. Конечно! Это не Джон Баучер! Почему они все смотрят сюда? Послушайте! У меня звон в голове, я ничего не слышу.

Носильщики осторожно положили дверь на камни, и все увидели утопленника — его остекленевшие глаза, один из которых был полуоткрыт, уставившись прямо в небо. Его лицо распухло, кожа приобрела странный цвет из-за воды в ручье, куда стекали воды из красильных чанов. Надо лбом у него были залысины, но на затылке волосы росли тонкими и длинными прядями, и с каждой стекала вода. Маргарет узнала Джона Баучера. Ей казалось, что кощунственно вглядываться в это перекошенное, измученное страданиями лицо, и она неосознанно вышла вперед и бережно накрыла лицо умершего своим платком. Взгляды всех присутствующих были прикованы к ней, и, когда она отвернулась от Баучера, исполнив свой почтительный долг, они провожали ее до того места, где будто прикованный стоял Николас Хиггинс. Мужчины-носильщики переговорили между собой, один из них подошел к Хиггинсу, который охотно бы скрылся в доме.

— Хиггинс, ты знал его! Ты должен сообщить его жене. Сделай это осторожно, парень, но побыстрее, мы не можем оставить его здесь надолго.

— Я не могу, — сказал Хиггинс. — Не просите меня. Я не могу встретиться с ней.

— Ты знаешь ее лучше всех, — сказал мужчина. — Мы уже принесли его сюда — теперь твоя очередь.

— Я не могу этого сделать, — сказал Хиггинс. — Меня подкосила его смерть. Мы не были друзьями, а теперь он мертв.

— Ну, если не можешь, значит не можешь. Но кто-то должен. Это тяжелая обязанность. Это просто удача, что его жена не узнает об этом от грубого человека, который не сможет ей сообщить эту новость бережно.