Свободная ладья - читать онлайн книгу. Автор: Гамаюнов Игорь cтр.№ 78

3 Колючка тернового венца

В Глотовку Виктора повёз саратовский приятель на стареньком «Москвиче». Дорогу знал плохо, и они, ныряя по разбитым просёлкам, долго не могли найти нужный поворот.

Наконец, свернув у прозрачной лесополосы (за ней вдалеке мелькнула тёмно-зелёным облаком неожиданная здесь сосновая крепь), миновали заросший бурьяном искорёженный остов ржавеющего комбайна и увидели впереди обрыв, край земли, за которым – знойное марево. А на самом краешке обрыва – церковь без креста, с дырявым куполом и облупленной колокольней. Внизу – цепочки домов с огородами, сияющая излучина Терешки, бегущей к Волге, а дальше – синие дали с набегающими пышно-белыми облаками… Почти как и за тысячу верст отсюда, подумал Виктор, в приднестровском селе Олонешты, куда отец, гонимый ветром истории, однажды привёз их с матерью и скарбом на полуторке, сказав, что живописнее места быть не может.

Теперь Виктор понял почему: днестровская пойма там была почти копией того, что открылось ему здесь; отец метался по южным селам Молдавии в поисках привычного образа утраченной родины.

Пошёл Виктор к церкви. Сухая ломкая полынь хрустела под ногами. Шагнул в дверной проём. Сумрачно. Прохладно. В углу – шевеление. Всмотрелся – овцы от жары прячутся. Штукатурка с церковных сводов почти вся осыпалась, но там, где удержалась, сохранила роспись: вон рука, в ней – кусок свитка со старославянской вязью. Вот фрагмент золотистой ризы в крестах. А вон там, среди дождевых пятен, жгуче темнеет глаз и сияет колючка тернового венца.

Спуск к реке извилист и крут. Там, в низине, у самой излуки теснятся несколько обшитых тёсом и тёсом же крытых ветхих домов, кажущихся необитаемыми. Оказалось, это всё, что осталось от Глотовки. Чуть выше по течению, в полукилометре, приезжими поселенцами выстроены новые дома, под шифером, издалека белеющим, и названо село по-новому – Подгорное. А здесь осталась лишь одна короткая и безлюдная улица.

Виктор поднялся на крыльцо ближнего дома (ни заборов здесь, ни ворот!). Постучался. Услышал за дверью какое-то шевеление. Толкнул дверь, увидел: бредёт навстречу по сумрачным сеням ветхий старичок, серебристая щетина на впалых щеках, подслеповато щурится. Поздоровались. Спросил Виктор, знал ли он Капитона.

– Да кто ж Капиту не знал! – неожиданно звонким голоском откликнулся старик. – Он же у нас старостой был. Вон там, на бугру, за церковью сосны видел? Это он насадил – всех нас гонял на посадки, чтоб, значит, песчаный бугор укрепить. Тот сосняк так и называется – «Капитонов бор». А дом его вот здесь, напротив нашего, стоял, на берегу, я мальчишкой к нему бегал песни слушать, сыновья его – Матвей и Михаил – больно голосистыми уродились.

Виктор слушал старика, переживая ощущение чуда: словно скрипнула ось времени и, остановившись, пошла в обратную сторону. На семьдесят лет назад! Его собеседнику и, как оказалось, однофамильцу – деду Анатолию Афанасьеву – в те времена было то ли пять, то ли семь лет, точно он не знает. Но хорошо помнит: приезжают к Капите сыновья, и всё село тянется в церковь – слушать псалмы. Потом пение продолжалось в Капитоновом доме, за праздничным столом. Кто не помещался, стояли на улице, у распахнутых окон. Что пели? «Степь да степь», «Скакал казак через долину» – всё нашенское. Капитон знал их все, он-то и пристрастил сыновей к песням.

– Разворотливый был мужик, – рассказывает дед Анатолий. – За всё брался: кожи выделывал, колёса мастерил, лошадей разводил. На барже зерно по реке сплавлял, да не рассчитал чегой-то, разорился, снова колёсником стал. Все к нему – у него колёса крепче. Денег накопил, сынам образование духовное дал, они в церквях окрестных служили.

Показал Анатолий Афанасьев Виктору взгорок, заросший репейником, где стоял дом Капитона, выходивший углом к Терешке.

– Раскатали его по брёвнышку в тридцатых, когда перемёрли все твои да разъехались, – объяснил дед.

Прошёл Виктор туда, в заросли репейника. Вот здесь, на взгорке, стоял прадедовский пятистенок. Из его окон сквозь ивняк видно было, наверное, как крутит речка водовороты. А ведь (вспомнил он рассказы Владимира Матвеевича) почти вся эта приречная улица, с десяток семей, была заселена Афанасьевыми, связанными родственными узами! Настолько давними, что запутались считать, кто кому кем доводится. И жили зажиточно, много было скота, зерновые запасы у всех; в 30-х, когда после неурожая и коллективизации по Поволжью прокатился голод, наверняка выжили бы, если бы не безжалостные конфискации. По селам продотряды метлой выметали всё – до последнего зернышка. Народ из Глотовки разошёлся – кто на погост, кто в город, дома оставались пустые, с мотавшимися на ветру ставнями.

Спустился Виктор ближе к Терешке – и увидел торчащую из сухой травы сизую макушку мощного камня. Неужели – того самого, сейчас ушедшего в землю, а когда-то подпиравшего угол Капитоновой кухни?!

Тут-то и спохватился Виктор: если дом раскатали в 30-х, то даже век ещё не прошёл! И та гражданская распря была ведь совсем недавно. Да, может быть, она ещё длится в нас, не осознающих этого?!

Велел дед Анатолий Виктору, когда к церкви на кладбище придёт, свернуть в левый угол. Виктор свернул. Попетлял меж оград и крестов, остановился в том, дальнем, углу. И – зарябило в глазах от собственной фамилии. Здесь, под стоящими и упавшими уже крестами, помеченными 30-ми годами, с полустёршимися именами, под холмиками без крестов и надгробий лежала почти вся вымершая улица Афанасьевых. Где-то здесь навсегда остались прадед Капитон и прабабка Анисья, упрямо не желавшие вслед за сыновьями и внуками податься в чужие края.

…И только сейчас, летом 79-го, понял Виктор, почему отец сюда не вернулся: он бы здесь изошёл слезами, вспоминая всё то, что сотворили с его многолюдной семьёй, размётанной в 20—30-х годах прошлого века по окраинам великой страны.

4 Странные сближения

Москва, август 1979 г.

Из письма В. Афанасьева А.А. Бессонову:

…Возвращался я из Саратова на поезде. В купе было душно, ночь не спал. И такое чувство – будто мне вернули украденное наследство с большим опозданием, а я не знаю, что с ним делать. Ведь я, может быть, был бы другим, если бы с детства знал свою семейную предысторию. Да и с отцом иначе бы общался. Ну что бы ему однажды сесть со мной рядышком да и рассказать всё с самого начала!..

Кстати, хочу спросить: не было ли у вашей мамы, урождённой Вельегорской, родственников в Саратове? Брат отца Владимир Матвеевич, повествуя о нашем прошлом, вспомнил: мой отец в реальном училище дружил-соперничал с одноклассником по фамилии Вельегорский, и тот в начале Гражданской подбивал его уйти из дома с частями белой армии, причём одним из её полков в тот момент командовал отец этого одноклассника…

Как всё-таки одно с другим связано!.. Приехал, а мне в редакцию звонок из Одессы. Двоюродный брат Павел, хоронивший в Кишинёве моего отца, хочет мне показать какие-то его записи. Говорит, пригодятся для публикации, но почте доверить их не может. Передаст сам, из рук в руки, когда будет в Москве…