Под знаком рыб - читать онлайн книгу. Автор: Шмуэль Агнон cтр.№ 8

Она сказала:

— Нет, объяснить не трудно, но я сомневаюсь, сумеешь ли понять.

— Почему?

— Потому что я хочу зарабатывать себе на жизнь.

Я спросил:

— Разве у тебя так мало средств дома, что ты должна искать заработок в другом месте?

Она сказала:

— Сегодня у меня есть средства, но кто знает, что будет завтра.

Я спросил:

— С чего это вдруг?

Она сказала:

— Я уже тебе сказала, что ничего не происходит вдруг.

Я сказал:

— Я не понимаю, что ты говоришь.

Она сказала:

— Ты прекрасно понимаешь, ты только говоришь, что не понимаешь.

Я в отчаянии покачал головой:

— Ладно, пусть будет так.

Она сказала:

— Но это действительно так.

Я сказал:

— Эта твоя диалектика мне чужда.

Она сказала:

— Она чужда тебе и не близка мне. И поэтому нам лучше молчать. Ты делай свое, а я буду делать свое.

Я сказал:

— Что я делаю, я знаю, а вот что хочешь делать ты, не знаю.

Она сказала:

— Если не знаешь сегодня, узнаешь завтра.

В этих своих начинаниях она, однако, не преуспела. А если преуспела, то ничего на этом не заработала. Она ухаживала за парализованной девушкой, дочерью бедной вдовы, и не брала плату за свою помощь. Напротив, она сама помогала этой вдове деньгами, а девушке покупала цветы. За время этой работы она так устала, что выглядела, как больная. Теперь она сама нуждалась в уходе, нечего было и говорить об уходе за другими. Однажды я спросил ее:

— И до каких пор ты собираешься опекать эту девушку?

Она посмотрела на меня и сказала:

— Ты спрашиваешь меня как врач?

Я спросил:

— Какая разница, как врач или как муж?

Она сказала:

— Если ты спрашиваешь как врач, то я не знаю, что ответить, а если ты спрашиваешь из других соображений, то я не вижу надобности отвечать.

Я сделал вид, будто принял это за шутку, и засмеялся. Она повернулась ко мне спиной и вышла из комнаты. Смех сразу замер на моих губах и больше уже не вернулся.

Я сказал себе: «Это она под настроение, переживем и это». И в то же время я понимал, что мои надежды тщетны. Я вспомнил, как впервые мы заговорили о разводе и как она сказала, хочет она или не хочет, но сделает все, что я захочу, только бы облегчить мои страдания, пусть даже с помощью развода. А сейчас, признал я поневоле, у нас уже нет иного выхода, кроме развода.

Едва лишь эта мысль пришла мне в голову, я стал гнать ее, как гонит человек мысль о непосильной задаче. Но права была Дина, когда говорила, что нам не миновать того, что предписано свыше. Прошло еще немного времени, и я увидел и понял то, чего не видел и не понимал раньше. Я сразу же решил освободить Дину. Детей у нас не было, потому что я всегда боялся, что они будут похожи на того человека. Я привел в порядок наши дела и дал ей развод.

И мы разошлись — так, как это обычно выглядит со стороны. Но в моем сердце, друг мой, в моем сердце по-прежнему живет та улыбка на ее губах и та темная синева в ее глазах, которую я когда-то увидел впервые. И порой по ночам я поднимаюсь на постели, как те больные, за которыми она ухаживала, и так же протягиваю к ней обе руки, и так же зову: «Ко мне, сестричка, ко мне…»

Зимние дни прошли безрадостно. Не успевал я справиться с одной болезнью, как наваливалась другая. Врач стал постоянным гостем в моем доме. Каждые два-три дня он навещал меня для очередного обследования. Щупал пульс, выписывал лекарства и менял диагнозы на диагнозы и рекомендации на рекомендации. Все свое время я тратил на то, чтобы выполнять его указания, и дом мой наполнился всевозможными снадобьями, омерзительный запах которых был чуть не в шестидесятую от запаха смерти [3] .

Я чувствовал, что силы мои на исходе. Губы потрескались, горло хрипит, язык обложен, а органы речи подчиняются не моей воле, а воле моего кашля. Я был в отчаянии. К счастью, врач мой не отчаивался и все так же энергично продолжал находить симптомы и менять названия моих болезней. Впрочем, улучшения все равно не наблюдалось.

Тем временем холодные зимние дни миновали. Солнце что ни день вставало чуть раньше и заходило чуть позже. Небо привечало землю, а земля привечала людей, выталкивая из себя бутоны и соцветия, травы и колючки. Появились овцы и разбрелись по всем полям до горизонта, и детские глаза жадно выглядывали из каждого дома и каждой хибары. Пара птиц спустилась на соседнее дерево с листиками и соломинками в клювах и принялась щебетать и прыгать с дерева на мое окно и с окна на дерево, устраивая себе летнее жилье. Свежий ветер повеял в мире, и мир начал выздоравливать от зимних болячек. Мое тело тоже расслабилось. Мне стало легче и спокойней. Даже у моего врача поднялось настроение. Его инструменты уже не были теперь такими тяжелыми, и сам он стал легким и веселым. Входя, говорил: «Ну, вот и весна пришла», — и открывал окно, одновременно извлекая из чемоданчика два-три очередных пузырька и не обращая внимания, если какие-то из них падали и разбивались. И хотя он все еще осматривал меня перед тем, как выписать лекарство, но одновременно торопился записать на бумажке очередное женское имя. Эту бумажку он потом клал в карман или закладывал на ремешок часов на левой руке. Наконец, несколько дней спустя, он разрешил мне встать, но на прощанье настоятельно посоветовал поменять место жительства и сменить воздух — к примеру, переселиться на равнину, в Тель-Авив, и наслаждаться там морским ветерком.

Когда подошли «дни продления» [4] и я вынужден был покинуть квартиру, которую снимал, я решил переехать на побережье. Я сказал себе: перемена места — перемена судьбы. Может быть, море действительно поможет мне вернуть здоровье.

Комната, которую мне удалось снять в Тель-Авиве, была узкой и низкой, и ее окна выходили на улицу, где было полно прохожих и множество лавочек, торговавших газировкой и мороженым. И еще одна беда была там — автобусная остановка, которая шумела весь день и не знала отдыха ночью. С пяти утра и до часу ночи приходили и уходили автобусы, а также всевозможные иные движущиеся механизмы, одни на двух, другие на четыре колесах. И даже когда сам этот рев и шум уже прекращался и все лавки мороженого и газировки закрывались тоже, из моей комнаты все еще продолжало громыхать эхо недавнего грохота словно из медного котла, — бросили в него камень, и вот его стенки всё продолжают и продолжают звенеть, хотя где уже тот брошенный камень. И всю ночь я вздрагивал во сне от бульканья газированной воды и громыханья тяжелых колес, будто все продавцы газировки собрались в стенах моей комнаты, а все автобусы города катятся по крыше моего дома. Хотя вполне возможно, что это было не эхо шума, а настоящий шум, только не от автобусов, а от уборщиков на улицах, которые, как известно, делают свое дело по ночам, когда люди спят; что же до бульканья воды, то, может быть, это мой сосед возвращался с вечеринки и открывал кран, а мне казалось, что это продавцы наливают стаканы своим покупателям.