Встали, выехали, приехали. Настроение дрянь (потому что не жрамши), лес — как медвежья задница (потому что никто не чистит), грибов — фига с маслом (оттого что клятые ситне-щелкановские щелкуны весь мой ценный мицелий повыдергали).
Но я не расстроилась. Мы, грибники, вообще не из обидчивых.
«Ну и ничего такого страшного, — рассуждаю. — Щас на шоссе три корзины куплю, для жежешки сфотографирую, дык местные электронные тетки все волосья повыдергивают от зависти к моим грибным талантам… Координаты, само собой, оставлю… Дескать, вот, в Ситне-Щелканово прогуливалась, а тут счастья на семь ведер «и все такие креееепкие, шляпка-к-шляпке». Теткам — моцион, мне — рейтинги, а клятым щелкунам — горе горькое, потому что армия электронных теток с ведерками — это вам не хер собачий».
Ну и вот еду я, коварные планы обдумываю, а грибов-то и нет. Кабачки есть, огурцы есть, и цветуечков с избытком, а с мицелием перебои. Двадцать километров шоссе — и ни одного алканавта с лисичками, хоть ты тресни. Но я опять-таки не растерялась. Потому что мы, грибники, не только не обидчивые, но и очень находчивые.
«Ну и здоровски, — радуюсь. — Грибы — это значит чистить; чистить — это значит мне; чистить мне — это произвол и скотство, а оттого пусть щелкуны сами развлекаются. Щас приеду на дачку, а там мангальчик и пивка…»
— Все бы тебе пивка, — сказала мне бабушка. — А грибы где?
— В лесу, — совершенно искренне ответила ей я и даже дернула рукой куда-то в сторону щелкуновских чащ.
— А что же вы шлялись-то столько? — немедленно насупилась бабушка.
— К примеру, воздушком дышали, — вздохнула я. — Неужели ты думаешь, что человеку нельзя запросто так по лесу пошляться?
— Я думаю, что человеку, может быть, и можно, а у нас в предбаннике пол гнилой, — перешла к делу старушка.
Для меня это прозвучало примерно так же, как «погода прекрасная, ветра нет, Ивана Петровича убьет садовая мотыга», а оттого я кашлянула и призывно посмотрела на дверь. Дверь промолчала.
Бабушка, напротив, была крайне и крайне многословна.
— Во-первых, мыши, во-вторых, сырость. — Она загибала пальцы, как воспитатель детского сада во время послеобеденного смотра. — В-третьих, там качается как-то… А в-четвертых, я посуду мыла вчера и чуть не провалилась…
— Даже жаль, — прошипела про себя я, а вслух сказала: — Так уж тебе и мыши!
— И мыши! — сверкнула глазами бабушка. — Проще говоря, надо покупать материал и делать!
— Проще говоря, надо покупать материал и делать, — сказала я Диме.
Дима возлежал на втором этаже, читал журнал «Итоги» за 2003 год, и поэтому мое предложение о покупке необходимого для пола материала встретил со свойственным ему энтузиазмом.
— Вы что там, с дуба рухнули? — удивился супруг. — Нормальные люди сначала нанимают рабочих, договариваются, и уж потом…
— Скажи это моей бабушке, — посоветовала я супругу и поскакала вниз, для того чтобы занять лучшее место в зрительном зале.
Как и все гениальное, фильм был короток.
— Не кажется ли вам, Мария Ивановна?..
Марии Ивановне не казалось.
Занавес.
Уже через тридцать минут мы были на строительной базе. Мы — это я, мама, мой дядюшка Игорь и мой поруганный супруг Дементий. Как всякому актеру, которого незадолго до финала топчут лошадьми, Диме захотелось возмездия.
— Я был вообще против этой идеи, и потому в магазин не пойду. Покупайте свои доски сами!
С этими самыми словами Дима принял пятую позицию, прикурил сигарету и сделал вид, что он телеграфный столб.
— Ну и стой, — сказала ему мама. — Что, думаешь, САМИ не купим?
И мы пошли покупать сами. Так как шли мы в строгой очередности (мама — Игорь — я), то наш диалог с продавцом также принял математический характер.
— Половой доски сколько? — спросил продавец у мамы.
— Половой доски сколько? — спросила мама у Игоря.
— Половой доски сколько? — спросил Игорь у меня.
Я быстренько выбежала на улицу, быстренько получила «иди на фиг» от Димы, быстренько вернулась назад и еще быстрее ответила:
— Довольно много, у нас ведь ПОМЕЩЕНИЕ!
Точно так же были куплены вагонка и линолеум и даже ведро белой краски для оконной рамы. Невзирая на то, что за время совершения приобретений меня послали на хер раз, наверное, пять, собой я осталась довольна.
«Все-таки процесс идет, а это главное, — рассуждала я. — А уж потом как-нибудь разберемся».
По правде говоря, в тот момент мне казалось, что строительство — это, по сути, дела такая фигня: всего-то полик поменять, линолеумчик положить, потом еще чуть-чуть вагонкой, а дальше раму покрасить и на тебе — живи. Последнее мне нравилось особенно: я так и видела себя с кистью у рамы, в аккуратном фартуке и косынке, мазок за мазком ведущей семью к новой жизни, без гнили и мышей.
«А в конце я ей скажу: «Вот, бабушка!» — мечтала я по дороге домой, и это самое «вот» выходило таким оскорбительным, таким уничижительным и весомым, что к даче я подъехала в самом прекрасном настроении, не ожидая никаких бед.
И совершенно напрасно. Как только мама занялась Фасоликом, бабушка углубилась в грядки, а Дима перешел к «Итогам» за 2004 год, к нам приехал самосвал, груженный «теми самыми» материалами.
Что характерно, владельцы базы нас не надули, ибо материалов было и правда «довольно много». Если обойтись без литературщины, то, прямо скажем, до-фи-ги-щща.
— Ну у нас ведь ПОМЕЩЕНИЕ, — вяло сказала я Диме, взирающему на шестиметровые половые доски.
— Но у тебя длина пола три метра, — почти всхлипнул он. — Ширина два. Одна доска — двадцать сантиметров. Катя, блин, объясни, зачем нам восемнадцать половых досок по шесть, блин, метров каждая?!!!
— Ну как же? — удивилась я. — Я с запасиком посчитала.
— С чем-чем? — переспросил Дима, при этом лицо его потемнело и стало таким страшным, что я предпочла немедленно смыться. От мысли, что под восемнадцатью половыми досками прячется сто пятьдесят кубов вагонки и отрез линолеума величиной с пол-Парижу («Привет, Дима, а вот и мы, не ждал?»), мне стало совсем дурно. Но издохнуть мне не дали. И даже пендель за математику не отвесили. Награда настигла героя в самом неожиданном для него месте.
Дело в том, что если бы материала было приобретено в количестве приемлемом, то есть немного (а его и надо было немного), то мы бы действовали по веками отработанной семейной схеме. Это как? А очень просто: все приобретенное заталкивается на второй этаж до лучших времен, а именно до того самого момента, когда предбанник сгниет вообще и отвалится самостоятельно. При всем моем уважении к предбаннику произойдет это не раньше, чем через десять лет, а это, согласитесь, срок. А самое замечательное заключается в том, что за этот период весь материал магическим образом рассосется: чем-то растопят печку, кое-что сожгут в самоваре, а остатки вышвырну я с визгами «Хватит лишать меня жизни» (второй этаж мой, и на пятый год половые доски под ногами кого хочешь доведут). И заметьте, никаких хлопот и издевательств над домашними — все произойдет самопроизвольно и не потребует какого-то особенного труда.