Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу - читать онлайн книгу. Автор: Сабина Дарденн cтр.№ 16

Вторник, 23 июля. Он всунул в меня «сначала»: «Займемся-ка вот этим, вот так будет нормально».

«После» он сказал мне: «Прекрати вопить, это не так уж больно! Все бабы этим занимаются! Больно только в первый раз».

Еще он добавил в конце, что «не будет приставать ко мне целый месяц». Но он все равно делал это, притом в манере, невыносимой для двенадцатилетнего ребенка, каким я была.

Я опущу также гнусные детали моего физического состояния после этих испытаний. К счастью, я их преодолела.

Мама!

Перед письмом я сделала пометку: «это маленькое письмо предназначено маме, можно читать, только если она разрешит».

Это потому, что я хочу поговорить с тобой отдельно о многих БОЛЬШИХ ПРОБЛЕМАХ!

[…]

…И потом он отвел меня в тайник. И сейчас, мама, я пишу тебе письмо и надеюсь, что все это тебя заставит долго размышлять, потому что я попрошу тебя об одной вещи, очень серьезной и очень сложной! Он говорит, что я должна «заниматься с ним любовью» и что потом мне не будет больше больно… […] Что я должна целовать ему ты хорошо знаешь что, и что каждый раз, когда он приходит за мной, я должна целовать его в рот (гадость, гадость…).

Я знаю, я уже много раз просила, но надо, чтобы вы вытащили меня отсюда! Вначале было еще терпимо, но сейчас он переходит все границы, я в отчаянии. Однажды мне в голову пришла, если хотите, одна мысль. Я спросила его, если вы найдете деньги (увы, опять эти деньги), можно ли будет мне вернуться домой. Угадай, что он ответил… ДА.

Конечно, дело осложняется тем, что гадкий шеф думает, что я умерла, поэтому надо дать больше денег (один миллион). Если же вы найдете три миллиона (и пожалуйста, как можно быстрее), а я буду вам все время писать, он будет все время звонить, когда у вас будут три, миллиона, вы ему скажете и он обо всем с вами договорится. Когда у него будут деньги, он мне сказал, что поговорит (постарается изо всех сил) с шефом, и так я смогу оказаться дома. Не думайте, что я хочу причинить вам зло, прося вас об этом, но я прошу, чтобы:

1) Увидеть вас здоровыми и в добром здравии, если возможно!

2) Больше не мучиться и найти НАСТОЯЩЕЕ СЧАСТЬЕ!

3) Нам выбраться из этой грязной истории и любить друг друга сильнее, чем прежде.

Умоляю вас об этом, это очень важно для меня и моей будущей жизни! Ты знаешь, мама, я долго размышляла обо всем этом, и мне от этого очень грустно, что приходится вас просить о подобных вещах, но подумайте об этом! Я надеюсь, что вы выиграете, поставив в лото или в телеигре «Квинто», а почему бы и нет? Можно договориться с нашими родственниками (или другими людьми), чтобы каждый из них дал денег! Ты знаешь, я много думала обо всем этом, и когда я лежала в кровати, с цепью на шее (перед тем, как я была спасена), [2] я думала всегда, что в какой-нибудь день, или не знаю когда, я вас увижу! И я еще думала о прошлом, я вспоминала о разных вещах и о всяких глупостях, о всех тех случаях, когда я плохо с вами поступала или плохо вас ЛЮБИЛА! И я себе говорила, что если бы я осталась в живых, то это потому, что Господь дал мне второй шанс улучшить мою жизнь, сделать гораздо лучше и больше в том, как я живу, что говорю, что делаю, вот почему я полна добрых намерений в моей НОВОЙ ЖИЗНИ! Вместо того чтобы без конца ходить к своим подругам, я бы лучше пошла навестить бабулю, и чем оставаться одной дома после обеда, я бы тоже лучше проведала ее, я бы больше интересовалась своими родными, а также моей УЧЕБОЙ! Ты знаешь, я много раз смотрела в свой табель и говорила себе, что я полный ноль, 1) потому что я недостаточно занималась, 2) потому что я не доставляла вам удовольствия, возвращаясь домой с хорошим табелем, и 3) потому что я недостаточно вас слушала (к сожалению), а слишком много играла. И теперь я решила попробовать закончить школу так же блестяще, как это сделала Нанни и как наверняка сделает Софи. Я даже хочу кое-что попросить тебя, мама: когда ты будешь здесь, пожалуйста, повторишь со мной все уроки, как в начальной школе? Я думаю, что это очень хорошо, чтобы все запомнить и не путаться, как с «Амбиориксом», — как мы смеялись тогда! И особенно серьезно я вам обещаю (и это правда), что я буду не такой эгоисткой, например, буду давать свои вещи, буду всем помогать, буду более приветливой, и много чего еще… Я уверена, что вы заметите, как я изменилась, и это нормально после всего, что мне довелось пережить, мое разбитое сердце снова восстановится очень быстро с вашей помощью и вашей любовью…

Очень прошу тебя, подумайте хорошенько, но… не очень долго, потому что я распускаюсь иногда…

Я тебя люблю.

Сабина.

И еще, мама, кто будет меня лечить, если я заболею, если у меня возникнут проблемы с глазами, с зубами или с бородавками, или еще с чем-нибудь, это ты должна меня лечить и воспитывать. Я обещаю, что буду вас слушаться.

Возможно, я недостаточно показывала вам, что люблю вас, но, честное слово, я вас всех обожаю! Я обещаю часто выгуливать Сэма!

Между этим письмом и последним из найденных, датированным 8 августа, мое физическое состояние было хуже некуда. У меня открылось сильное кровотечение, и я испытывала очень сильные боли. Мне было больно лежать на боку, на спине, и если я пыталась лежать на животе, было то же самое. В этой комнате-голгофе, куда он все еще меня таскал, я старалась не поворачиваться с его стороны, я тянула нарочно за цепь, просто чтобы позлить его. Если бы у меня был тогда нож…

В качестве защиты он щедро пожаловал меня старыми плотными памперсами, которые мне совершенно не помогали. Я должна была менять их каждые полчаса. Я плакала совсем одна в тайнике, в этих душных стенах, лежа на этом проклятом матрасе, под колючим одеялом. Самым тяжелым для меня было то, что мне не с кем было поговорить. Я надеялась, что мама скоро получит это мое письмо, что она наконец-то поймет, что я уже больше не могла выносить это существование. Это чувство полной покинутости делало меня одновременно и агрессивной, и отчаявшейся. Я не смотрела на себя как на чудовище, но я больше себя не узнавала. Фотография на моем школьном удостоверении не имела ничего общего с тем, во что я превратилась. В самом деле, мне неприятно было на себя смотреть.

Насилие над девственностью девочки, еще не достигшей половой зрелости, и одержимость этого омерзительного монстра, который не соглашался оставить меня в покое, как он притворно обещал, придавали мне желание убить.

Иногда я говорила: «Все, довольно!»

Он отвечал или не отвечал, но если отвечал, то так:

— Да ладно, ничего тут серьезного…

— Нет, это очень серьезно…

Диалог глухих, который приводил меня к моему внутреннему монологу: «Ему плевать на мое состояние. Я могу истечь кровью, я могу сдохнуть, я могу вопить от боли, но это его не остановит».