До свидания, Сима - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Буркин cтр.№ 26

Тут все эти четыре года поплыли передо мной, как осенние листья в быстром ручье, и все наши дети умерли, не успев народиться, да светит им вечный свет. И я почувствовал жалостный голод в животе и холодные капли дождя на щеках принял за свои пресные слезы.

— Подожди-ка, я сам выкачу, — махнул моей тени бесконечно теперь далекий мистер Тутай и сгинул где-то в пещере низкого гаража.

Глазастый «Мини», сварливо побулькивая, совсем как его хозяин, до игрушечности низенький, остановился передо мной, подрагивая крышкой капота. Я занял лилипутское место водителя, старательно запихав свою стокилограммовую тушу за руль, и задним ходом вырулил по хрустящему гравию из-под дерева, лиственная тень сползла с капота, и капли кляксами забарабанили по лобовому стеклу.

И тут как меня начало колбасить на тему только что ясно осознанных перемен. Господи, я не понимаю, как я вообще еще вел, путаясь в коробке передач и через каждые двести метров забывая о левостороннем движении. Мой сдержанный пассажир наверняка молча изматерился, крепко держась одной рукой за поручень над дверью, а другой упираясь в бардачок в ожидании внезапного удара.

Шоссе волнами взлетало и падало среди холмистых полей. Редкие автомобили ревели сигналами, виляли и шарахались каждый раз, когда я, завидев их, специально вылезал не на свою полосу. Так мы петляли по черепаховому узору старой деревенской дороги с заросшими трещинами, пока я не увидел тянувшую коляску лошадь, неожиданно обогнув ее с левой стороны, отчего кучер в войлочном котелке едва не грохнулся с облучка.

— Слушай! — не выдержал мистер Тутай. — Давай-ка дальше я поведу, а?

Я остановил машину у обочины.

— Извините, я действительно не в себе, — покачал я головой над рулем после недолгой паузы.

По стеклу бодро и назойливые размазывали капли дворники.

— Я заметил, — брякнул он, распахнул дверь в дождь, вытащил ноги и, дважды качнувшись, вырвался с низкого сиденья и больше не сказал ни слова, хмуро и сосредоточенно руля до самой тетушки.

Я немного обиженно сквозь зигзагообразные струйки на боковом стекле уставился на плывущие за окном высокие травы и вернулся к утренней ссоре, после которой она ушла к Монике, бросив меня в затхлом лондонском одиночестве.

Как-то раз она рассказывала мне, что заперлась в лицее в кабинке туалета и не могла отпереть замок. Она сидела там часов пять, сгорая от бессилия и стыда, тихо плакала до тех пор, пока техничка не освободила ее. Она рассказывала мне это в нашу первую ночь, таким шепотом, каким посвящают только в самые сокровенные тайны, завеса которых приоткрывается только раз. Рассказывала, мысленно переносясь в томительные часы того незабвенного одиночества. С этого в ее жизни и началось все самое, по ее словам, зловещее, необъяснимое, и похоже, что смерть сестры не оказала на ее душу столь тлетворного воздействия, как злосчастная кабинка школьного сортира.

— Ты знаешь, я сидела там, и мне казалось, что все это, конечно, когда-нибудь кончится, но вместе с тем какая-то частица меня останется здесь навсегда. Я так думаю, что ад это и есть возвращение навечно в самую гнусную и самую неблагородную минуту прожитой жизни. Почему ты смеешься? Перестань! Я так и знала, что даже ты не способен меня понять.

Она плоть от плоти меланхолическая принцесса, заточенная в башне. И ты утрачиваешь с ней всякую связь, как только перестаешь быть банальным рыцарем на банальном белом коне.

Стукнувшись при непредвиденном толчке головой о боковое стекло, я машинально перевалился на плечо водителя и, прикрыв лицо рукой, залился накопившимися у меня где-то в горле слезами.

Ах, бедный мой мистер Тутай! Простите и не удивляйтесь, но сегодня вы для меня не говорящая книга в кожаном переплете, а всего лишь безмолвный носовой платок. Пеняйте на себя, ибо, честное слово, ничего не произошло, точнее, именно этого не произошло, если бы я сидел за рулем.

— Простите, ради всего святого, простите! — прогнусавил я хрипловатым голосом и начал протяжно сморкаться в бумажный платок.

Умница Тутай не проронил ни слова, запустил двигатель и покатил меня в распахнувшуюся, как ворота, новую жизнь.

2

— Начни, в конце концов, здоровый образ жизни! — бодро призвал папа из далекого Томска. — Возьми пример хотя бы с меня: начни бегать, голодать каждый понедельник и четверг, начни пить мочу по утрам.

— Пап, ну перестань. А говно на мозоли намазывать не посоветуешь?

— Ну что ты как всегда? Будь взрослее! Ведь все это давно испытано и обосновано с научной стороны. Даже в инструкциях британского спецназа написано, что моча незаменимое средство для лечения и профилактики грибковых заболеваний.

— А обязательно использовать человеческую? Честное слово, я бы лучше бы попросил помочиться в стакан какую-нибудь ну белочку или зайца, что ли, все же лучше, чем человечью, даже свою…

— Зачем же свою? Что, разве у тебя нет любимой девчонки! Ведь если девочка твоя, разве в ней может быть что-нибудь для тебя противное? Тем паче, если организм молодой, то польза из него так и хлещет!

— Ну хорошо, ладно, пока, — приготовился я повесить трубку. — Сейчас возьму баночку, пойду подстерегать в подворотне младшеклассницу, чтобы она мне ее до краев наполнила. Только как я это потом буду в Скотленд-Ярде объяснять?

— Ну уж постарайся как-нибудь. Там ведь тоже не дураки сидят. Про спецназ им расскажи, они и не слыхали небось. Главное, чтобы полония там не было.

— Где?!

— В баночке.

— Ладно, ладно, давай, пап, пока.

Я положил трубку, думая о том, что в нашем роду к старости все немного сдвигаются, и тут же вспомнилась мне история бабушки о том, как кончил наш знаменитый прадедушка, тоже любитель нестандартных видов оздоровления. Каждую ночь с пятницы на субботу наш предок — директор Мариинской гимназии выворачивал наизнанку старый мужицкий тулуп, надевал прямо на кальсоны валенки, подбитые подковами, и мчался куда-то за реку в поля, наводя ужас на собак и жителей окрестных избушек.

Вот и мне сейчас самое время заняться полевым скаканьем или пропустить стаканчик-другой девичьей мочи — потому что если я залезу в бар и глотну ячменной или можжевеловой мочи, то меня и через неделю не остановят. И тогда кто знает, чем все это кончится?

Рассказывали, что в конце жизни мой прапрадед стал горьким пьяницей и погиб ранней весной при переходе через Томь. Цепляясь за ломкий апрельский лед, учитель читал себе отходную и, охая, подвывал «иже во Христа крестихтеся».

Не знаю, как у вас, но у меня в таком состоянии есть три железных правила: не смотреть и не слушать ничего вроде психоделики, не читать ничего уморительного, так как после этого еще хуже накатывает. И тупо не пить. Лучше всего с кем-нибудь болтать, где-нибудь бродить, не важно где, по городу или за городом, главное только глазеть во все стороны. Если последнее получается, значит, еще не все упущено и все помаленьку склеится.