Комплекс Ромео - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Донцов cтр.№ 6

Сколько я, сбегав за портвейном, ни уговаривал его остановиться на знакомом и принесшем мне успех материале, он отмахивался от меня как от мухи.

Уставив свой взгляд на то и дело появляющийся в пространстве мини—юбки белый треугольничек трусов, он то и дело бубнил:

– Нет, это все на хуй не нужно… Филе это на хуй не нужно… наши Петушки… и тебе другой монолог нужен… – и вдруг зашипел на ухо: – Я извиняюсь, а у нее сейчас стринги надеты? На хрен вам поступать, оставайтесь в студии – живите здесь. Поставим «Ромео и Джульету» – я давно мечтал, просто у меня все время не было пары… в смысле, у тебя не было пары…

– Перестань, Бак, – мы же обо всем договаривались… я поступаю и договариваюсь с мастером, что буду играть спектакль…

– Ну, ладно. Тогда еще один вопрос, очень важный: а как она кричит во время секса, пищит или низким голосом?

Именно на ее грудной голос, который, по моим искренним и восторженным заверениям, был очень низким, и была сделана ставка. Монолог Катерины теперь начинался на четвереньках с низкого грудного плача, точнее будет сказать – животного рыка, который Сашка издавала, подметая пол студии распущенными волосами.

Только набрав определенный драматично—истеричный градус, ей разрешено было переходить к словам.

Бак кричал: «Пошла!» – и монолог действительно звучал совсем иначе. Говоря его, она продолжала стенать, мотать головой и размахивать руками, постепенно вставая на колени и с колен во весь свой модельный рост.

– Не уходи вверх интонацией, держи низ! – орал Бак.

Надо ли говорить, что до команды «Пошла!» она простаивала в собачьей позе по двадцать—тридцать минут.

– Не начинать, пока не будет набран градус, пока не поймешь, что это максимально низкий рык, на который ты способна. Пойми – в этой ситуации ты имеешь право на любую паузу. Встав на четвереньки перед аудиторией, ты можешь подняться или волчицей, или посмешищем, третьего не дано.

Я был полностью согласен с Баком во всех отношениях.

И в том, что в этой позе смотреть на нее было сущим удовольствием для любого преподавателя. (И как только Бак удалялся нервно курить или за портвейном, я подбегал и приглядывался к ней сзади изо всех сил.) Согласен был и в том, что голос ее действительно обладал мощным драматическим зарядом, что не раз потом отмечалось и во время нашей учебы.

– Какие главные трудности ты испытываешь, что тебе мешает? – спрашивал у нее Бак после трехдневного тренинга.

– Испытываю. В самом начале. Не знаю, как мне зайти в аудиторию и плюхнуться при всех в этом платье на карачки, – сказала она.

– А вот этому вас и будут учить в театральном институте, дети мои. Только этому и ничему больше. Вставать раком при всех даже тогда, когда очень неудобно! – ответил Бак и заржал.

Конечно, мы поступили на ура. И началась эра постоянного секса, успеха и признания.

Ее поселили в общаге на Опочинина на Васильевском острове.

Чтобы спасти меня от армии – второй вуз не давал отсрочки – и дурного влияния полусамодеятельного коллектива «Артефакта», меня поселили туда тоже.

Первое время я жил в комнате с Русланом, режиссером из Астрахани, человеком по—восточному гостеприимным и находящимся в этом общежитии уже минимум лет десять.

Все чаще и чаще вынужденный пережидать у друзей, пока у меня в гостях была Сашка, а визиты эти короткими не были, Руслан в итоге воспользовался своими многочисленными связями и выхлопотал себе вообще отдельную комнату, оставив нам эту.

Так уже двадцать второго ноября мы жили вместе. Все это время было сплошной чередой удач и счастливых совпадений, которые часто сопровождают влюбленных.

И уже на первом показе отрывков в январе мы стали знамениты на весь институт. Правда, благодаря курьезному случаю. О нем до сих пор вспоминают во всем театральном мире. Мы играли странный отрывок. Выбор был ограничен русскоязычной литературой, приближенной к настоящему времени. Кто нам подсунул эту пьесу – уже и не вспомнить. Суть сцены – финальной по замыслу автора – заключалась в том, что я стрелял в нее из пистолета. Естественно, за то, что она мне изменила и сваливает с какого—то острова, на который мы с ней убежали.

На первом курсе это казалось забавным, все эти киношные трюки с пистолетом и так далее, это потом, ближе к концу второго семестра, Михалыч объяснил нам, что главная прелесть театра заключается в другом.

Я стрелял в нее из пистолета, с «Ленфильма» нам притащили пакетик с краской—кровью, который нужно было спрятать на ее груди. В момент выстрела – резкое движение, и кровавое пятно расплывается на платье. Пакетик лучше было спрятать во время сцены ближе к финалу, дабы он не сковывал движения будущей великой актрисы. И она прятала его во время сцены сбора своего походного рюкзачка со шмотками, пока я нудно и гневно бросал ей в спину вполне заслуженные упреки в неверности.

Мы репетировали эту сцену, как и все последующие, днями и ночами. Все с пакетиком было хорошо. Репетировала она в футболке, дабы не запачкать сценическое платье. Платье было безумно коротким, в духе моды всех первых курсов, где студенток чаще приходилось уговаривать на сцене одеваться, чем раздеваться, и каким—то вязаным, что ли, из грубого материала. Что—то она в нем тогда нашла.

Наступил день показа, сцена идет, текст и действие одинаково безумны, на нас смотреть вроде всем приятно.

Итак, кульминационный момент. Громкий сценический выстрел, оглушивший всю аудиторию, она громко вскрикивает, хватается за сердце – и кровь стекает по ее голым ногам двумя обильными ручьями. Из зала кто—то мрачно констатирует: «Попал!»

Платье оказалось непромокаемым. Резонанс – огромным. Многие аплодировали стоя. Смущение Сашки надо было видеть, больше оно мне в таком количестве нигде и никогда не встречалось. Решительность, страсть, коварство, любовь, похоть – все что угодно, но смущение я видел в ее глазах первый и последний раз. Но, бог даст, еще удастся посмотреть.

Эта история стала театральной легендой. Даже когда спустя два года на капустнике, посвященном выпуску нашего первого спектакля, мы показывали сцену, где Ромео и Джульетта фехтовали друг с другом, Ромео несколько раз колол Джульетту в сердце и всякий раз кровь стекала по ее ногам…

Так что нельзя сказать, что все в нашей жизни проходило совсем уж гладко – без бытовых проблем и неурядиц. Мы слушали разную музыку и читали разные книги.

Даже популярный в то время Харуки Мураками, поглотивший на год ее свободное от занятий со мной сексом и театром время, не нашел в моей душе творческого отклика. Зато куда более динамичный Мураками Рю – нашел. Ей же казалось, что я специально выбрал другого Мураками. Чтобы мой Мураками был не такой, как у нее.

С музыкой дела обстояли еще хуже.

Слушать «Ленинград» она не могла. Я не мог слушать Чижа. Это были, пожалуй, наши самые серьезные бытовые проблемы. Поэтому я уходил играть в преферанс в свою бывшую театральную студию «Артефакт».