Маша усмехнулась.
— А я пошутила. У меня нет никакой пленки.
Обе девушки долго-долго молчали. Официант принес Маше коктейль с кокетливо изогнутой соломинкой и принял заказ у Ани. Когда он отошел, Аня потерла лоб и сказала:
— Ты знаешь, я себя очень по-дурацки повела вчера. Отец… он действительно был такой плохой человек?
— Нет. Ну… только если сильно напьется… Он никого не замечал. И он всегда мог объяснить, почему он прав. И еще… говорят… он всех своих партнеров кинул. Почти.
— А кого не кинул?
— Те, кого он не кинул, мертвы.
— И Веригин тоже мертв?
— Да.
— А… кто его убил?
Маша опустила глаза. Она долго сосала коктейль через соломинку, а когда стакан опустел, вытерла губки и спросила:
— Стас вчера тебя нашел?
Аня поколебалась.
— Да.
— Я не видела, чтобы Стас так вел себя с девушками, как с тобой. Никогда.
Голос Маши стал внезапно глуше. Еще глуше, чем тогда, когда она говорила о Веригине. Она искоса взглянула на Аню.
— Знаешь, — вдруг сказала она, — к этой кофточке не идет такая бледная помада. И кофточка тебе не идет.
— Наверное. Я как-то… не умею выбирать вещи…
— Давай поедем завтра выберем.
Аня заколебалась. Ездить по магазинам у нее никогда не было времени. Правда, раньше у нее для этого не было и денег.
— Не знаю. У нас завтра еще один суд.
Аня полезла в сумочку и протянула Маше большой офисный конверт.
— Это что?
— Ну… если бы отец решил с тобой расстаться, он, наверное бы, дал тебе денег… или должен был дать…
В конверте было сорок тысяч долларов. Те самые, которых просил глупый Арлазов.
Аня уже сидела в машине, когда раздался звонок. Это была Маша.
— Анюта… — сказала она, — я тут… У меня правда уже нет того, о чем мы говорили. Давай завтра съездим по магазинам. Прямо с утра.
Аня стиснула мобильник так, что пальцы ее побелели.
— Маша. Я сейчас вернусь.
— Нет. Не надо. До завтра, подружка.
Глава шестая
Маша жила в старом девятиэтажном доме неподалеку от Тишинского рынка. Бронированный «Мерседес» Ани остановился у Машиного подъезда в девять утра.
Подъезд выходил во двор с засыпанными снегом качелями и сгнившей баскетбольной площадкой. На лавочке перед подъездом рядком сидели старушки, и подле них из газона торчали остовы заметенных снегом георгинов. Рядом с лавочкой стоял милицейский «Уазик» и черная «Волга».
Аня толкнула покосившуюся дверь с сорванным кодовым замком и вошла.
На приступочке возле второго этажа курили два милиционера, и тут же, под ними, темнела лужа крови. Крови было очень много.
— Эй, вы куда? — спросил милиционер. — Вы живете здесь?
Аня кивнула и продолжила подниматься по лестнице.
Дверь квартиры на третьем этаже была открыта. В ней толокся милицейский народ. Квартира была небольшая и уютная. Было видно, что ее не обыскивали. Наверное, преступник забрал то, что хотел, с тела жертвы.
Аня прислонилась спиной к косяку и тихо спросила у одного из мужчин:
— И когда ее убили?
— Где-то в час ночи. Выстрела никто не слышал, стреляли, видимо, из пистолета с глушителем.
Мужчина обернулся, оглядел Аню и недоуменно спросил:
— А вы, собственно, откуда?
Аня пожала плечами.
— Подружка. Мы сегодня договаривались за тряпками съездить.
Обернулась и пошла вниз.
— Эй, погоди!
Милиционер нагнал ее уже во дворе, возле машины. Уважительно оглядел черный «Мерседес» и поднявшихся из него охранников.
— Что, не любит ваша сестра общаться с ментами? — спросил милиционер, пристально рассматривая черноволосую красавицу в темном брючном костюме, чуть скрадывающем стройную фигурку.
— Да, — сказала Аня, — мне что-то на ментов не везло.
В сумочке ее зазвонил телефон. Она подняла трубку и услышала голос председателя авиакомитета Зварковича.
— Алло? Анна Семеновна? Я напоминаю, что у вашего отца остались кое-какие долги… перед государством. И что государство очень недовольно вашей компанией.
Почему-то Аня почти не расслышала этих слов. У нее было чувство страшной горечи, как будто она потеряла самую близкую в жизни подругу.
* * *
Аня приехала в офис к одиннадцати утра. Он был по-прежнему окружен тройным кордоном из милиции, СОБРа и чоповцев, и красная пожарная машина все так же стояла слева от дверей. Брандспойт свернулся в ноябрьской луже, как огромная водяная змея. Хрупкая фигурка Ани отражалась в ослепших стеклах офиса, и за ней, как два Атланта, отражались два буро-зеленых собровца.
Аня вышла из машины и пошла к дверям, но, к ее удивлению, стена милиции перед ней не расступилась.
— В чем дело? — спросила Аня.
— Вас не велено пускать, — ответил милиционер.
Аня растерянно сморгнула. Навстречу ей от двери офиса уже шел улыбающийся Виктор Петров, начальник охраны «Авиаруси».
— Что это значит? — спросила Аня. — Я — генеральный директор.
— Уже нет, — сказал Петров, — совет директоров вас переизбрал.
— Когда?
— Сегодня утром.
— И кого он назначил генеральным директором?
— Дмитрия Мережко.
* * *
Аня отошла от Петрова и села в машину. Она не знала, чего ждет. По набережной гулял резкий ветер, принося с собой холод и гололед, двое рабочих на мосту меняли какую-то перетяжку, и жизнь была пуста, как середина бук-вы «о».
Откуда-то из двора выехал длинный черный «БМВ», ворота и охрана расступились, «БМВ» мигнул красными габаритами и растаял в потоке машин на набережной. Наверное, это поехал Мережко. Новый генеральный директор ее компании. Наверное, он поехал советоваться к Стасу.
Потом у Ани зазвонил телефон, и сотовый номер на нем был номер Мережко. Аня отбила звонок и выключила телефон.
Аня не помнила, сколько она просидела в машине. Сначала полчаса, потом час. Потом она велела отвезти себя в небольшой ресторанчик в квартале от офиса, и там она что-то съела сама и накормила охранников. В ресторане она хотела сесть у окна, но охранники ей не дали.
— За нами следят, — сказал один из охранников, показав на противоположный тротуар. Аня вгляделась. Там стояла грязно-серая «Девятка».