Манон или Жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Букша cтр.№ 29

– Для меня имеет значение только одно, – продолжает тот-который. – Я люблю Манон, только ее, и больше никого, никогда полюбить не способен. Я допускаю, что Манон, чертова кукла, может и должна соблазнять людей, но я совершенно не желаю, чтобы один из вас… отнял ее у меня. Завладел сердцем моей Манон. Ведь у вас есть свои, простые и понятные женщины. Манон же навсегда принадлежит мне, она создана для меня, и она рано или поздно ответит мне взаимностью. Ваши предки, герр Блумберг, называли меня Charms, откуда пошли слова «харизма», «харя» и «шарм». Я – обаятель, герр Блумберг, мне все можно, и мне все удастся. Манон постоянно бегает от меня, – тот-который пожимает плечами, – проказница, шалунья, само непостоянство, герр Блумберг, – и я не собираюсь применять силу. Я хочу сделать это правильно, – в голосе того-которого появляется настойчивость и страсть. – Я готов ждать сколько угодно. Настоящий де Грие – это я. Наш разговор окончен, – объявляет тот-который. – Но мы еще встретимся. Мне нравится, как вы работаете. Продолжайте в том же духе.

Четыреста пар со всей Европы, участники рекламного турне Mercedes S-klasse. Мне все больше нравится то, что происходит. Да и Вике, кажется, окончательно примирилась и втянулась. Пока наши глаза еще ни разу не увидели, а уши не услышали ничего такого, что могло бы показаться Вике «вульгарным», «дешевым», «попсовым» и что она там ассоциирует со словом «реклама». Единственный признак того, что мы участвуем в рекламной акции – в городе многовато красных «мерседесов», но и это никак не обесценивает тот единственный, наш. Красный «мерседес», облитый солнцем и дождем. Мы входим в кадр и выходим из кадра.

Тем более что мы точно оказываемся в числе десяти победителей. А если еще точнее, мы станем одиннадцатыми. Чтобы никого не ущемлять. Так сказал великий Бэрримор.

Вике держит меня под локоток, забавно и задорно улыбаясь. У нее в голове пузырьки шампанского, а на руке – прабабушкин перстень.

– Все-таки ты чудовищная красавица! – говорю я.

– Да! – говорит Вике легко. – Да, я такая!

Оставайся такой всегда, хочется мне сказать. Не прокисай, не расчерчивай себя на клеточки. Оставайся всегда красоткой из рекламы.

Но что-то такое уже смутно мерцает вдали, за памятником, разубранным цветами. Нам ходить еще целый день. У меня звонит мобильник, я отвечаю, а Вике в это время отрывается от моего локтя, пересекает площадь и останавливается у лотка с мороженым.

– Как все четко, когда не выдумывают лишнего, – говорю я в трубку, в то время как сердце у меня холодеет и проваливается куда-то вниз. Это они. Они проходят мимо меня, в полутора метрах. Теперь я успеваю разглядеть их хорошенько. Де Грие – мужчина лет тридцати или около того, худой, темноволосый, слегка небритый, в майке, джинсах, в дорогих растоптанных кожаных тапках. А рядом с ним – та самая девчонка, Манон. Неужели это она кричала «быстрей» тогда на дороге? А может быть, это была моя Вике? Может быть, моя Вике кричала мне «быстрей», а та девчонка кричала «не устраивай гонки», а я перепутал? Кто может сказать наверняка?

Наперерез им я быстрыми шагами подхожу к лотку с мороженым. Вике поглощена всякой смешной ерундой: посыпает мороженое орешками, ракушками, морожеными кислыми ягодами. Я тоже выбираю, потом беру кошелек, чтобы расплатиться, но у меня одни крупные купюры.

– Разменять? – говорит сзади чей-то голос.

– Да, разменяйте, пожалуйста, – говорю я очень сухо и холодно, суше сухого льда.

Хмырь меняет монету, а девчонка рядом бездумно и порочно нализывает, насасывает, надкусывает свое мороженое. Похоже, он меня не узнал, а Вике попросту не увидел. Может быть, это и к лучшему.

Может быть, это нас сблизит.

Мятый комок бумаги вприпрыжку летит через булыжную площадь. Ветер дунул, все смял. Ветер-сомнение.

Возвращаюсь к Вике быстрыми шагами.

– Вике, тут опять твой начальник с этой девицей.

– Черт, – вполголоса говорит Вике.

– Он разменял мне деньги.

– Тебе обязательно было с ним общаться? А вдруг его уже завербовали?

Это значит: вот приедем, и мне придется подыскать другого отца моему будущему ребенку. Подожди, Вике, может, и я еще на что-нибудь сгожусь?

– Он ненастоящий, – успокаиваю я.

– Это мы ненастоящие.

– Ну конечно, это они ненастоящие. Как это мы, сами мы, можем быть ненастоящими.

– Ты тоже не уверен.

– Ну, полной, абсолютной уверенности в таких вещах быть не может, – осторожно говорю я. – Мы не знаем картины целиком. Но, если бы мне предложили поставить, скажем, сто евро, я бы поставил их на нас с тобой.

– Ну и дурак, – говорит Вике. – Вот увидишь. Настоящие – они.

Теперь я готов поставить на нас хоть тысячу евро. Да что там, всю свою зарплату. Плюс красный «mercedes S-klasse». Теперь я однозначно болею за Ричи и Вике, а не за Манон и де Грие. Их фальшивая мелочь жжет мне кошелек.

* * *

Жарко. Фонтан на площади. Узловатое дерево, вписанное в круг, а на нем сидят тинэйджеры, ragazzi, галдят и рвут кислые дикие апельсины. Реклама, да не того товара. Как сказал бы Кен Кизи, они затаскивают нас в свой фильм.

Эта ситуация однозначна дана нам для того, чтобы из нее выдраться. Как теннисный мячик из тернового куста. Не распрыгаешься. Надо катиться осторожно, не дотрагиваясь до шипов.

Конечно же, ровно в 18:00 праздник не начинается, потому что у многих есть эта дурацкая привычка – понимать 18:00 как 19:00, а то и 19:30. Почему-то считается, что это в особенности касается южан, но на самом деле шведы ничуть не лучше. Джорджио Армани за кулисами пьет кофе с коньяком или просто коньяк. Повсюду стоят длинные розы, красные, как «mercedes S-klasse».

– Как все стильно, Господи ты Боже мой, – говорит Вике иронически-недоверчиво.

Но мы постепенно начинаем поддаваться этому чинному обаянию. Маленькие столики плывут, как айсберги. Розы цветут в стеклянных бокалах. Повсюду шныряют персональные убалтыватели, прикрепленные к каждым пяти людям (восемьсот делить на пять – всего лишь сто шестьдесят человек), так что на одну парочку в разное время приходится от нуля до трех. Нас убалтывают на четырех европейских языках, создавая полную иллюзию светской беседы в своем кругу: может быть, мы и не знаем испанского, но убалтыватель так мило смазывает своим языком пространство между нами и испанцами, что время проходит совсем незаметно. В воздухе разлита ярко-лимонным светом «Волшебная флейта» Моцарта.

– Ах, я навсегда бы здесь осталась, – говорит во всеуслышание та девушка, которая в Бремене или Гамбурге давала интервью.

– Ужасно, – комментирует Вике.

Но вот потихоньку гости начинают стягиваться под сень большого вяза. Пора мазурке громче грянуть. В качестве мазурки выступает песня «Hallo» Кристины Агилеры. В белых кудряшках, в высоких сапогах, Кристина вытанцовывает на сцену и поет среди клубов белого дыма.