– Расскажете о ваших успехах? – предлагает ААА+.
Я докладываю: журнал продается неплохо, однако мощности загружены пока всего лишь на сорок процентов. Информированность достигает восьмидесяти процентов, лояльность – пятидесяти, приверженность – двадцати.
– Not bad, not bad, – приговаривает ААА+. – Какие мероприятия запланированы на февраль?
Отвечаю: шахматный матч; агитация против выхода рыбаков на лед Финского залива; обзор городских и районных школ; дискуссия о том, какие деревья сажать во дворе, липы или тополя.
– Что ж, – заключает ААА+, – как я и предполагал, вы справляетесь. По моим расчетам, к апрелю вы выйдете на положительный уровень доходности. Тогда можно будет провести акционирование и сделать вас всех собственниками.
– А наш редактор? ААА+ улыбается.
– Он путешествует и выполняет мои просьбы. Вчера я получил от него письмо. Сейчас он в Калифорнии, говорит с одним из моих знакомых – тот ни за что не соглашается выдать ему вещь, о которой я его прошу. Но не потому, что ему жаль эту вещь, а потому, что он не доверяет вашему редактору. Даже я доверяю, а он – нет.
– И что же делает наш редактор?
– Завоевывает доверие, – пожимает плечами ААА+. – Мой знакомый уже разрешает вашему Re: дактору укладывать его парашют. Там, глядишь, и доверять начнет…
27
Телефон звонит не переставая. Стоит мне положить трубку на рычаг, как он снова разражается звоном. Жильцы стучатся в дверь, заходят, предстают перед нами и с жаром развивают темы, которые им интересны:
– Моего сына надо вытащить из тюрьмы.
Мы стали другими. Прежде мы не задали бы этого вопроса:
– Постойте, что значит вытащить? Он нарушил закон или нет?
– Он нарушил не тот закон.
Как Арефьев говорит: «Я же не могу знать всех законов». Мы отлично понимаем, что если мы соберемся «вытаскивать» кого-то из тюрьмы, то этим поставим под удар репутацию Александра Александровича. Но вот вопрос: если все, что делают жители дома, должно как-то отразиться на нашем ААА+ (превратить его в СС?), являемся ли мы свободными людьми?
– Ты когда-нибудь был в тюрьме? – спрашивает меня Алекс.
– Бог миловал.
– И я не был.
– Говорят, в «Кресты» экскурсии водят. Пошли сходим.
Самоуправление не значит самоуправство. Тангенс протягивает от верхушки к верхушке тRe: нды, проводит уровни так быстро, что кажется, он вовсе не думает.
– Вот погоди, – обещает он, – я нарисую кривую… Если все жители этого дома принесут мне по тысяче рублей… мы тогда всех из тюрьмы спасем, у нас никто не будет ни сидеть, ни служить, ни налоги платить, ни в пенсионный фонд отчислять. Что вы хихикаете? Наш дом должен на чем-то держаться?
– Бить и даже убивать до смерти надо? – спрашивает Алекс и сам же себе отвечает: – Не надо. Но иногда приходится.
В то время как Тангенс сливает евродоллар (коррекция, как и было предсказано, хорошие данные по внешнеторговому балансу и безработице в США), Паша, юный отец четверых детей (женился на вдове с тремя детишками, чтоб не служить, а потом вошел во вкус), стоит перед Алексом, вопит и кидает пальцы во все стороны, как Эминем:
– Какого хрена во дворе стоит раздолбанный «запорожец»? А? Эдак в него кто-нибудь положит какой-нибудь тротиловый эквивалент и разнесет наши алюминиевые банки к едрене фене! Мы будем делать свою охрану или нет? Мы будем делать свою армию?
– Мы не будем делать этого, того, что вы говорите, и вообще забудьте это слово и не произносите его. Вы же не захотели защищать Родину, – язвит Алекс (тоже ничего не защищавший). – Что же вас теперь так зацепило?
– Не!! Знаю!!! – вопит Паша, и злится, и ломает руками печенье, и пихает его себе в глотку сухим. – Не разводите демагогию! Одно дело Родина… И совсем другое – дом!.. Наш дом!..
Во-он там, далеко внизу, его дети, упакованные в разноцветные китайские пуховички, носятся по двору, катают снежную бабу и орут. Под радужно-серым небом, а небо все в пузырях.
– Хорошо, Паша, – вмешиваюсь я, для уверенности упираясь карандашом в стол. – А вот бомжи? Бомжи, например? Которые в метро спят?
– Они потому и спят, что метро взрывают постоянно, – неожиданно вмешивается Тангенс. – Это их дом и есть. Они его защищают. Разве не ясно?
– Боюсь, – говорю, – что даже слишком. Пронзительно ясно, прояснено. Свежий воздух глотками из форточки, живая вода.
– Дом. Квартал. Улица. Где кончается Родина? – испытывает Алекс Пашу.
– Не знаю, – говорит Паша неуверенно. – Там, где не видно… Где мы детям гулять не разрешаем…
Ни один разговор не дает нам сделать выводов. Все опровергается, переворачивается, как песочные часы.
28
Информация в наше время просачивается быстро и без затей. На следующий день мы уже любуемся по Пятому каналу на выступление небезызвестного Генриха Эдирбаджета, того самого, у которого в голове застряло пять серебряных пуль и который лоббировал повышение пошлин на алюминиевую банку.
– Что это такое! – распространяется Эдирбаджет в телевизоре, поправляя налипшую на лоб глазурованную прядь. – Безобразие! Если ты обогнал свое время – умри и подожди в виде души!
– Кого вы имеете в виду? – подхалимски интересуется наш бывший сотрудник Вайс, которого за его связи взяли в телевизор.
– Я, конечно же, имею в виду этих господ из «Эроса и Фемиса»! – Эдирбаджет капризно топает башмаком. – Они… ужасные, ужасные! – голос экс-министра дает петуха. – Они строят дома на песке… на воде… на варенье! Они вызывающе используют новые технологии и сбивают цены на недвижимость, как сливки в масло!
– Вы хотите сказать «взбивают» или «вздувают»? – осторожно уточняет связанный Вайс. – Что делается с ценами: они идут вверх или вниз?
Эдирбаджет думает недолго:
– Вверх или вниз, но всегда направо! Вы можете увидеть эту динамику, если посмотрите на мой график.
Графики господина Эдирбаджета. Мне страшно становится, когда я смотрю на эти графики. Сам я не большой любитель чертить схемы. Даже когда я писал статьи, для которых были нужны доли прибыли и рынка, в процентах и в рублях, я никогда не звонил в пресс-службы, чтобы их узнать. В пресс-службах сидят сплошные вруны. Я рисовал график сам, из головы; выходило проще и точней. Тоще и прочней.
– Они сепаратисты! – выдает Эдирбаджет. – Они хотят ввести в своем доме собственную армию и уже ввели собственные сRe: дства массовой информации, а также бюджет, который используют на беззаконные цели!
(Тангенс за компьютером пригибается.)
– Они ездят на вызывающе дорогих машинах, таких как «ламборджини» и «майбах»! Они делают себе… – Эдирбаджет несколько секунд сверлит нас своими вакуумными глазами, – …навороченный тюнинг!