Один крупный «жучок» я поставила в микроавтобусе. Это было сделано на тот случай, если кому-то из делегации потребуется уединиться в салоне и поговорить, пока остальные утащат меня смотреть какую-нибудь очередную нелепость.
Второй «жучок» я собиралась оставить в номере Хольберна, где обещало состояться некое интересное действо. Ну а третий следовало прикрепить к «Мерседесу» Ридле. Это я сделаю вечером, когда бизнесмен будет на банкете, а его машина останется относительно без присмотра.
Все три крупногабаритных прослушивающих устройства, как и тот «жучок», что я поставила в модель машины, были настроены на голос Ридле. Аппарат из кабинета бизнесмена передавал сигналы на магнитофон, что я пристроила неподалеку от офиса, а остальные три должны передавать сигналы прямо мне в сумочку. В ней такой же магнитофон был замаскирован под пудреницу.
Так что, как видите, я была вся в «жучках», словно сумасшедший энтомолог. Наверно, все это выглядит банально, но как можно узнать, о чем говорят люди, если не подслушивать их разговор? Психотропными средствами меня Гром почему-то не додумался обеспечить…
— Фрейлейн Юля! — оторвал меня от моих дум взволнованный голос фрау Гецрих. — Посмотрите, какие чудесные животные! Мы должны непременно сфотографироваться на этой повозке…
Мы как раз проезжали мимо тарасовского цирка. На площади перед ним топтались два маленьких пони, да гнедая кляча понуро тащила стилизованную под начало века бричку. Именно с этими животными и пожелали сфотографироваться мои немцы. Я попросила Славу остановиться поблизости и повела всю пятерку удовлетворять их туристический инстинкт…
Пока немцы восторженно прыгали около пони и брички, рядом собралась небольшая толпа. Тут, возле цирка, и так немало народа бывает круглые сутки, а пожилые немцы, что вели себя подобно малым детям, привлекли на площадь еще некоторое количество праздных любопытных.
Мне приходилось буквально отгонять от них развеселившуюся толпу, половина которой пыталась им что-то продать. Немцы бросились на сувениры, словно страждущий на кусок хлеба. Наши «коммерсанты» почувствовали запах дойчмарок, и кошельки гостей Ридле опустели бы изрядно, если бы не вмешалась я.
Пришлось обстоятельно объяснить беззаботной четверке (Хольберн в приобретении всяческой ерунды не участвовал), что вещи, которые они покупают, не стоят тех денег, что они собрались платить. Первой вспомнила о хваленой немецкой бережливости фрау Гецрих и потащила всех за собой к микроавтобусу.
Если честно, я немного завидовала их беспечной веселости. Так, как они — забраться верхом на пони или сунуть голову под струи фонтана, — никто из взрослых в России себе не позволял. Если, конечно, был трезвым. На моих немцев смотрели, как на сумасшедших, а меня поражало их умение веселиться.
В общем, катались мы по Тарасову довольно долго. Гости из Германии вытворяли немало чудачеств, но я очень скоро утратила к ним интерес.
Во — первых, все их хохмы оказались довольно однообразны и к концу дня вызывали скорее зевоту, чем улыбку. А во-вторых, мне не давала покоя дискета, что получил Ридле от Хольберна. Передо мной стояла задача достать ее во что бы то ни стало.
Сейчас я с трудом представляла себе, как буду это делать. Ридле наверняка уже изучил ее и упрятал в надежное место. Обыскать офис «Gediehen» сейчас было невозможно. Это следовало делать не раньше сегодняшней ночи. Причем времени у меня будет очень мало, а я не представляла, где у Ридле тайник.
Оставалось надеяться только на мой «жучок», что был в модели «Фольксвагена», расположившегося на полке стеклянного шкафа среди своих собратьев. Те разговоры и шумы, что он передаст на магнитофон, помогут мне разобраться с этой проблемой.
Впрочем, все может закончиться и быстрее. Сегодня вечером Хольберн и Ридле будут обсуждать ту информацию, что была на этой дискете. Вряд ли мне удастся присутствовать при этом: при всех моих способностях замаскироваться под табуретку я не смогу! Поэтому остается надеяться на «жучок» в ремне немногословного Ральфа.
В общем, как ни крути, но ждать мне нужно было до вечера. Поэтому я и выкинула из головы все загадки, не имеющие пока ответа, и попыталась насладиться обществом германских цивилизованных дикарей.
Получалось это у меня не особенно хорошо. В голове была какая-то каша, состоящая из зависти к немцам в их умении отдыхать, неприязни к ним же за их выражение высокомерия к русским дикарям и желания скорее закончить весь этот спектакль с Ридле.
Если честно, только Ральф Хольберн вызывал у меня отдаленное подобие какой-то симпатии. Он был сдержан и подчеркнуто вежлив. Немногословен и холоден и в то же время участливо внимателен. Мне было трудно разобраться в его характере за столь короткий срок знакомства, но то, что он мне симпатичен, я уже поняла.
Я вспомнила тот разговор Хольберна с Ридле, услышанный при помощи «жучка» в офисе «Gediehen», и засомневалась в правильности выводов, сделанных мной. Единственным, что настораживало в этом кратком диалоге, были слова Ридле о том, что дискету не следовало передавать в офисе. В остальном это была обычная деловая беседа.
«Может быть, Хольберн действительно передал Ридле какие-то деловые документы? — подумала я с тайной надеждой, что все мои уловки не сработают и опасения Грома окажутся беспочвенны. — Тогда можно будет обвинить моего начальничка в начинающейся паранойе!»
К ночному клубу «Звездный дождь» мы подъехали ровно к шести. Немцы к тому времени успели уже вовсю навеселиться и поднабраться впечатлений. Единственное, что они ничуть не устали делать, так это болтать.
Вообще-то я всегда считала, что самая разговорчивая в мире нация — это итальянцы. Но мои немцы преспокойно могли дать фору макаронникам в любви поговорить. Они не закрывали рот весь день, и мне стало казаться, будто от их громкой и резкой речи у меня распухли уши.
Единственной пользой от нескончаемой болтовни развязных баварцев были описания германской жизни. От их живоописательных сравнений у меня к вечеру стало складываться впечатление, будто я сама побывала в «благословенном фатерлянде». Век бы его не видеть!..
Подъезжая к ночному клубу, я все же подвела итог своим ощущениям от общения с немцами. Если честно, я очень утомилась. Теперь, если какая-нибудь переводчица, работающая с немцами, скажет, что желает уехать в Германию, я ей ни за что не поверю!
После того как узнаешь всю глубину беспардонности арийской расы, такого желания возникнуть просто не может. Хотя, возможно, все дело просто в психологии. С нашим менталитетом ни за что не научиться жить так, как живут они. Да и надо ли? В нашей жизни и своих прелестей хватает. Из-за одного цирка в Думе ни за что уезжать не захочется. Где еще такие представления увидишь?
Обычно ночной клуб «Звездный дождь» открывался в восемь часов вечера. Однако проводил он и частные банкеты (что делает практически любое тарасовское увеселительное заведение). Наш случай попадал под разряд таковых, поэтому несчастному персоналу ночного клуба пришлось выйти сегодня на работу на два часа раньше.