– Хорош! – остановил их Иван, когда до подъезда оставалось чуть больше десяти метров.
– Понял, – откликнулся Большак из-за спины заложника. – Отсюда поговорим. Как тебя звать, солдатик?
– А тебе не всё ли равно, – ответил Поводырь, его по-прежнему не было видно, но голос звучал от окна на втором этаже.
– И то верно, – согласился людоед. – Ладно, суровый воин, расклад такой. Нам тебя отсюда выкуривать шибко дорого получается. Ты у меня уже пятерых уработал. Хватит. Забирай своего дружка, и валите отсюда. Только пошлину уплати. За проход, так сказать.
– Не вопрос. Что возьмёшь? Спальник, сигареты, консервы…
– «Калаш»! – перебил его Большак. – Автомат твой хочу и все патроны, что к нему есть.
– А морда не треснет! – насмешливо откликнулся Иван. – Как только автомат у тебя окажется, вы нас двоих к рукам и приберёте.
– Больно надо! Не ссы! Пальцем вас никто не тронет. Уйдёте спокойно. Слово даю!
– Засунь себе своё слово… – Поводырь не собирался заигрывать и любезничать с людоедом.
– Значит, не договоримся? – Большак особо не обиделся.
– Возьми сигареты или консервы. Тогда по рукам.
– Не-е, друган, ты не понял. Мы же тебя всё равно возьмём…
– Уверен?
– Возьмём, – хохотнул Большак. – Не сейчас, так через час или через два, и всё твоё добро нам так и так достанется. А вот патроны… Я, веришь – нет, своих парней только потому и отозвал, что сердце кровью обливается, когда слышу, как ты патронцы тратишь.
– Через час стемнеет, – напомнил Иван.
– Вот именно. И ни тебе, ни нам от этого не легче. Давай побыстрее решать, и разбежимся по норам, пока ночные твари не повылазили.
Поводырь промолчал.
– В общем так, суровый воин! Если мы с тобой сейчас не договариваемся, то мои парни сперва твоего Андрюшку съедят живьём, чтобы ты послушал, как он орать станет, а потом за тебя возьмутся, уж не обессудь.
– Насчёт съесть живьём – это вряд ли. Он у меня на мушке.
– Ну и хрен с ним! Тебе-то с того не сильно полегчает.
– Ладно, – с явной неохотой сдался Иван. – Уводи своих со двора. И получишь автомат. Только сам на месте оставайся.
– Так я уже давно всех убрал, – солгал Большак, – Это… как его… жест доброй воли.
– Один за песочницей, второй за мусорным баком, третий на той стороне за деревьями, – сухо перечислил Поводырь. – Пусть убираются к остальным.
– Ладно-ладно! Хрен глазастый! – не стал отпираться людоед, – Только ты уж того – не шмаляй по ним.
– Не буду.
– Эй! Ушли отсюда! Ушли, я сказал! Лобан, ты тоже, мля!
Трое стрелков поднялись со своих позиций и потрусили к выходу со двора. К слову, Иван абсолютно точно указал позиции всех троих.
– Ты где служил, солдатик? – спросил Большак, наблюдая, как удаляются его бойцы.
– В стройбате.
– Да ты чё?! – снова расхохотался людоед. – Я так и подумал. Ладно. Остались мы втроём, ты да я, да наш дружок Андрюша. Выходи меняться. Только сперва автомат выложи, чтоб я не нервничал.
Ответа не последовало. Молчаливая пауза затянулась почти на полминуты.
– Эй, суровый воин! Ты где?! – у Большака не выдержали нервы.
– Выхожу, – на этот раз Иван откликнулся от самого входа в подъезд.
В дверном проёме показалась рука, она держала за ствол автомат без магазина прикладом вниз, а на сгибе локтя висел разгрузочный жилет. Потом из темноты подъезда выступил сам Иван, вторую руку он держал над головой, сжимая в ней рубчатый шарик гранаты. Уже выдернутое, предохранительное кольцо было зажато у Поводыря в зубах, и теперь он демонстративно сплюнул его на землю.
– Это Ф-1. Знаешь что такое?
– Знаю. Служил. Всех троих накроет, – недовольно подтвердил Большак из-за спины заложника.
– Отпускай его.
– Сперва автомат на крылечко положи.
– Хорошо. Вот, – Иван чуть присел и выпустил ствол, автомат стукнулся о бетон. Андрей отметил, что оптического прицела на АК уже нет.
– Так. Теперь забирай своего дружка. – Милавин почувствовал, что людоед отпустил его руку и воротник.
Он медленно, боясь сделать какие-либо резкие движения, подошёл к Ивану.
Поводырь бросил разгрузочный жилет поверх автомата.
– Много там? – спросил Большак.
– Чуть больше двух магазинов.
– А чё больше нету?
– Потратил, – криво усмехнулся Иван.
– Вот зараза, – Большак тоже блеснул ему золотым зубом.
– В расчёте?
– А то! Давайте, валите отсюда. Всё, как обещал.
– Пошли, – Поводырь ухватил Милавина за плечо и потащил ко второму выходу со двора.
– Иван, он нас не отпустит.
– Я знаю. Не тормози.
Иван не спускал взгляда с вожака людоедов и видел, как тот, не торопясь, поднялся на крыльцо и взял автомат в руки, чуть оттянул затвор назад, убедился, что патрон в патроннике, потом полез в разгруз, достал магазин и вставил его в гнездо. Всё это время он тоже наблюдал за двумя удаляющимися фигурами, на губах повисла неестественно дружелюбная улыбка. Когда Иван с Андреем уже почти дошли до выхода со двора, и расстояние до них было больше тридцати метров – слишком далеко для броска гранаты – он вскинул, автомат, вдавил приклад в плечо и, всё так же улыбаясь, надавил на спусковой крючок.
Раскатисто громыхнул одиночный выстрел.
Андрей, который не знал, что творилось у него за спиной, чуть присел и рывком оглянулся назад. Он увидел, как Большак, по-прежнему, стоит на крыльце. Людоед широко раскинул руки, левая лапища безвольно болталась, а правая всё ещё сжимала дымящийся остов раскуроченного автомата. Голову он запрокинул назад, и стало видно, что в лицо ему впились обломки железа. Милавин, не без труда, узнал крышку ствольной коробки и боевую пружину от Калашникова. Большак покачнулся, а потом, завалившись назад, кувырнулся через перила и рухнул под крыльцо мёртвой тушей.
Всё это Андрей увидел буквально за секунду, а в следующий момент Иван швырнул Ф-1 в проход, рядом с которым они стояли.
– Граната!!! – раздался оттуда истошный вопль. Поводырь рванул из кобуры ПМ. За углом громыхнул взрыв, больно ударив по ушам.
– Бегом!!! – взревел Иван, прыгая в проход и таща за собою ничего не понимающего Андрея.
* * *
Ещё один марш-бросок по переулкам Милавин совершенно не запомнил. Его мутило, голова грозила вот-вот взорваться от распирающей её изнутри боли, ватные ноги заплетались, и Поводырю иногда приходилось волочить напарника на себе. Где-то на границе сознания Андрей слышал, как Иван стрелял из «Макарова» и даже один раз бросил гранату, но всё это казалось чужим и совершенно не значительным, гораздо важнее было удержаться на ногах и не потерять сознание. Милавин даже не помнил, почему это так важно, просто мысль о том, что ему надо обязательно держаться, была единственной, которая плавала в его одуревшей от боли голове, и он вцепился в неё зубами. «Держаться! Держаться! Держаться!», – твердил он себе, механически перебирая непослушными ногами. Зачем? Так далеко Милавин не заглядывал, он просто держался, и на это уходили все его силы без остатка.