– Конечно.
– Ну, так смотри, – она кивнула в сторону. Справа от кровати стояла тумбочка с лампой ночником, дальше стол для пеленания, а ещё дальше крошечная кроватка-колыбелька. Андрей подошёл и заглянул внутрь.
Плотно спеленатая по рукам и ногам малышка лежала на спине, склонив розовое личико чуть на бок, глаза были закрыты.
– Спит… – произнёс он, но в тот же момент веки младенца дрогнули, открылись и на Милавина снизу вверх глянули ярко-голубые глазёнки. У Андрея перехватило дыхание. Несколько секунд девочка смотрела с любопытством, как ему казалось, без всякого намёка на страх или недовольство. Но потом сморщила носик, сощурила глаза, открыла рот и издала невнятный плаксивый звук.
– О! Уже нет, – объявила Ольга.
Малышка заворочалась в кроватке, капризно пыхтя, вот-вот готовая разрыдаться.
– Да возьми ты её уже на руки! И успокой!
– Думаешь, она успокоится? – нервно хихикнул Андрей, но всё-таки протянул руки и аккуратно, как учили на курсах, взял младенца, просунув одну ладонь под головку, а другую под попу.
Как-то один из друзей-однокурсников, рано обзавёдшийся семьёй, рассказывал Милавину свои впечатления от первой встречи с новорожденным младенцем. «Выносят ко мне, такое розовенькое, маленькое, сморщенное и орёт во всё горло… Но ведь моё, ведь любить-то надо, ну я руки и протянул…»
У Андрея всё было совершенно иначе. Едва девочка оказалась у него на руках, она перестала кукситься и с явным интересом разглядывала незнакомого дядю своими ярко-голубыми глазёнками. Заглянув в них, Милавин почувствовал, как тёплая волна любви хлынула по всему его телу, сметая любые сомнения и страхи, окончательно и бесповоротно делая его отцом этого ребёнка. Какой же он был дурак! Какая разница мальчик или девочка! Главное, что это есть! Здесь! Сейчас! И будет теперь всегда!
В этот самый момент он авансом простил своей дочери всё. И суматошные, надрывающиеся от плача ночи, когда у неё одновременно станут прорезаться три зуба, и они с Ольгой будут успевать поспать не больше часа-полтора в сутки. И её побег из старшей группы детского садика, когда они с подружкой решили покормить голубей на площади, а Андрей в это время обзванивал все больницы, отделения милиции и от души материл не усмотревшую за детьми воспитательницу. И родительское собрание в школе, когда классная руководительница высказывала ему за то, что хулиганистая девчонка дерётся в кровь с мальчишками из старших классов. Он всё простил, за один взгляд этих голубых глаз.
Андрей несколько раз быстро сморгнул, чтобы не заплакать от счастья.
– Давай назовём её Сашкой, – донёсся до него голос Ольги.
– Сашкой? – с явной неохотой он перевёл взгляд на жену. Ему никогда не нравились эти унисексовые бесполые имена Саша, Женя, Валя… Но разве можно было сейчас отказать?!
– Хорошо, – Андрей снова посмотрел на малышку. – Ну здравствуй, Александра Андреевна!
«А что, – подумал он, – Александра не так уж и плохо звучит… Хотя звать её мы всё равно будем Сашкой».
* * *
– Всё, – выдохнул он, открывая глаза.
– Тогда, давай его сюда. Руки со стакана! – оказывается, Андрей всё это время так плотно прижимал посудину, что у него на ладони даже остался след – розовое чуть вдавленное кольцо. Лёха схватил освободившийся стакан и жадно, одним движением опрокинул содержимое в себя. Зажмурился, да ещё и вздрогнул всем телом, будто пил не французский коньяк, а сивушный самогон. Но когда в следующее мгновение открыл глаза, на лицо его уже выползала широкая кошачья улыбка.
– Вкусня-я-яшка!..
Усилием воли Андрей подавил вскипевшее в груди желание разбить в кровь эту самодовольную морду.
– Я с тобой расплатился? – вместо этого спросил он, чужими, непослушными губами.
– Да уж, сполна, – продолжая улыбаться, Лёха снова причмокивал трубкой, распространяя по комнате клубы дыма.
– Теперь твоя очередь.
– Щас-щас, подожди чуть-чуть, – с явным удовольствием он откинулся на спинку кресла и выпустил струю дыма в потолок. Кукловод выглядел расслабленным, чуть уставшим и очень довольным. Как после секса…
– Мы спешим, – негромко, но твёрдо напомнил Иван.
– Вечно ты спешишь! – лениво огрызнулся Кукловод, закусив чубук. – Ни посидеть, ни поговорить. Всё на бегу.
Поводырь был непреклонен.
– У нас дела.
– Ладно. Сейчас пойдём.
Лёха встал и направился к бару, опять двигаясь неторопливо и вальяжно, достал с полки большую стеклянную пепельницу, принялся выбивать в неё содержимое трубки.
– Фотография-то Сашина у тебя есть?
– Есть, – коротко ответил Андрей, если раньше Кукловод был ему просто неприятен, то теперь стал буквально отвратителен.
– Вот и хорошо. Иван, налей что ли.
Поводырь разлил коньяк по бокалам.
– Ну, давайте, – подошёл к столику Лёха. – За удачную сделку!
Андрей выпил залпом, не закусывая.
– Всё, пошли, – Кукловод бросил на стол обгрызенную корочку лимона и зашагал к выходу. Андрей и Иван двинулись следом. Они прошли через прихожую, потом, на галерее, свернули направо. Дошли почти до угла, здесь Лёха с помощью одного из ключей на внушительной связке открыл дверь, самую крайнюю перед поворотом. Внутрь он вошёл первым, Андрей шагнул было следом, но Иван остановил его.
– Подожди. Пусть переоденется.
– Зачем ему переодеваться?
– Увидишь.
Они отошли к другому краю галереи и облокотились на белые каменные перила. Милавин ещё раз окинул пустой внутренний дворик, внизу никого не было видно. Дом казался пустым.
– Ты ведь говорил, тут посёлок. А где все жители?
– Сам посёлок на набережной, – ответил Иван. – В этом доме живёт только Кукловод со своими мамелюками и одалисками.
– Одалисками?!
– Так он своих баб иногда называет.
– Одалиски… Мамелюки… Он, что себя султаном местным считает?! – недовольно скривил губы Андрей.
Поводырь лишь дёрнул плечом, не ответив.
– Мразь! – не сдержавшись, бросил Милавин в сторону прикрытой двери.
– Нам без него не обойтись. Я не знаю другого колдуна, хотя бы сравнимого с этим по силе.
– Жаль.
Иван молча кивнул.
– Давно ты с ним… работаешь? – некоторое время спустя, уже немного успокоившись, спросил Андрей.
– Года два… Первый раз я обратился к нему, когда только начинал искать Макса.
– Заходите, – окликнул их Кукловод, чуть приоткрыв дверь.
Они вошли и оказались в крошечном явно подсобном помещении с кожаным диванчиком, платяным шкафом и узкой металлической лестницей в углу, которая утыкалась в ещё одну дверь под самым потолком. Расшитый золотом халат и армейские брюки валялись скомканные на диване, поверх лежала кобура с револьвером и горсть золотых цепочек, высокие ботинки со шнуровкой стояли на полу. Лёха вырядился в безразмерный плащ-пончо, густо покрытый чёрными вороньими перьями, так густо, что собственно плаща и не видно было, только перья. В одной руке Кукловод держал большой бубен, на который была натянута пергаментно-жёлтая кожа с блёклым красным рисунком, в другой – деревянную колотушку, тоже украшенную перьями. Волосы он снова распустил, и они рассыпались по плечам.