– Максим, – снова позвал он.
– Да, папа, – кто-то взял его за правую руку. Иван это почувствовал и вздрогнул, а потом попытался повернуться.
– Я же сказала, не дергайся, – снова зашипела Морошка. Её бледное лицо всплыло прямо над ним. Губы вытянуты в ниточку, глаза чуть прищурены, на скулах играют желваки. Было видно, что она сосредоточилась над чем-то очень важным, скользя руками вдоль его тела и едва касаясь пальцами. Там, где она касалась, Иван чувствовал тепло медленно растекающееся во все стороны.
«Она меня лечит, – сообразил Поводырь. – Наращивает новые кости и плоть взамен сгоревших».
И всё-таки он, не послушав её предупреждения, чуть повернул голову вправо. Новая вспышка боли. Зато он увидел Максима. Мальчик сидел на корточках у дивана и держал отца за руку.
– Макс… – опять повторил Иван, ничего другого сейчас просто не приходило в голову.
Мальчик только кивнул ему в ответ и чуть крепче сжал ладонь. Он, не мигая, смотрел на отца и взгляд этот совершенно не понравился Ивану. Воспоминания двухлетней давности подсказывали Поводырю совсем другое. Он привык видеть в глазах сына радость или печаль, иногда обиду, иногда задумчивость, иногда даже злость, но только не пустоту, как сейчас…
Нечто подобное ему приходилось встречать на войне, когда восемнадцатилетние мальчишки, лишь пару месяцев назад впервые взявшие в руки автомат, отходили после первого боя. Неважно, что это было, ночной обстрел блокпоста или засада, в которую угодила колонна, но взгляд у парней, переживших это впервые, всегда был одинаковый. Испуганный и одновременно отчаянно решительный, растерянный и в то же время готовый ко всему, усталый и вместе с тем беспокойный. Но при всём при том глаза их оставались бездонно пустыми. Весь этот противоречивый набор эмоций болтался в бездне, которую молодые ребята вдруг обнаруживали внутри себя, выжив в своём первом бою.
Однако всё что Иван видел до этого, не шло ни в какое сравнение с глазами его двенадцатилетнего сына. Взгляд у Максима был в сотни раз жёстче, печальнее, больнее.
«Глаза ребёнка, который прошёл через ад и вернулся обратно…»
– Прости меня, пап. Я не хотел, чтобы всё так было. Я… – он сбился, не зная, какие слова подобрать.
– Всё в порядке. Это был не ты. Я знаю.
– Нет. Это был я. Только мне было очень страшно.
– Ничего. Теперь всё будет хорошо, – чтобы как-то поддержать его, Иван сам попробовал сжать руку сыну, но тут же скривился от боли.
– Лежи спокойно, чтоб тебе пусто было! – опять подала голос Морошка. – Немного уже осталось.
Максим снова кивнул ему. Вот только глаза мальчика говорили о другом. Он был уверен, что хорошо уже никогда не будет. Иван перевёл взгляд в сторону и увидел Андрея, который сидел в кресле.
Милавин сгорбился, упёр локти в колени и безразлично смотрел прямо перед собой.
– Эй, – хрипло позвал его Поводырь.
Он не прореагировал.
– Андрей.
Только теперь Милавин вздрогнул и посмотрел на напарника.
– Что с Сашкой?
– Её здесь нет, – ответ был сухим и безжизненным.
Иван не знал, что сказать, но вместо него нашлась Волчья Невеста.
– Конечно, её здесь нет. Тебе же сказано было: ныне она живет за твой счёт и без тебя не сможет. Не следовало оставлять её здесь.
– Да, я знаю, – тихо откликнулся Андрей и опять уставился прямо перед собой.
– Спасибо тебе за Макса, – сказал Иван. – Без тебя я бы не справился. Я никогда этого не забуду.
Милавин несколько раз коротко кивнул, не глядя на собеседника.
– Если уж на то пошло, то это без меня вы бы не сдюжили, – усмехнулась Морошка. – Только благодарности, я так разумею, что вовек не дождусь.
– Ты своё получишь, я не сомневаюсь, – грубо отрезал Поводырь.
Но Волчья Невеста и не думала обижаться.
– Милый мой, – голос её звучал наигранно ласково и нежно, – это Изнанка. Здесь каждый рано или поздно получает то, что заслуживает.
– И он? – Иван взглядом указал на Милавина.
– И он тоже. Только сам ещё этого не понял… Ну, вроде всё…
Морошка в последний раз провела кончиками пальцев ему по лицу, будто стирала пот.
– Пробуй подняться.
Для начала Иван осторожно пошевелил пальцами рук и ног. Боли не было. В это не верилось, ведь ещё минуту назад малейшее движение заставляло его шипеть сквозь зубы и кривиться. Теперь совсем другое дело. Он подтянул правую руку, облокотился на неё и сел на диване. Макс помогал ему, всё ещё поддерживая за левое запястье. Поводырь оглядел собственное тело. Он полулежал нагишом, широко раскинув ноги в стороны. Кожа его была бледной, покрытой мурашками от холодного сквозняка, но при этом совершенно целой. Ни ожогов, ни шрамов, ни каких-либо других следов он не увидел. Что не говори, а Морошка своё дело знала.
Иван спустил ноги на пол, посидел так пару секунд, с удовольствием ощущая, как короткий ворс ковра щекочет стопы. Потом собрался с духом, оттолкнулся руками от дивана и встал во весь рост. Его чуть повело в сторону, однако Максим по-прежнему был рядом и поддержал отца.
– Давай-ка, я сам, – Поводырь мягко, но настойчиво высвободил запястье из его рук. Мальчик отступил чуть в сторону, готовый в любую секунду снова броситься на помощь.
Иван боязливо, напрягая все до единой мышцы, чуть поднял ногу, переставил вперёд и перенёс на неё вес тела. Всё прошло гладко. Следующий его шаг был уже более уверенным. А потом ещё, и ещё один.
– Отлично! – он развернулся лицом к Морошке, повёл плечами, несколько раз взмахнул руками. – Просто замечательно. Большое спасибо.
Он снова мог ходить! А ведь когда шагал навстречу огненному валу, чувствуя, как выгорает дотла собственная плоть, он отчётливо понимал, что это навсегда. Ни на какое исцеление не рассчитывал, просто хотел обнять сына.
– Да на здоровье, дорогой, – насмешливо улыбнулась Невеста. – Только ты уж в следующий раз поберегись хоть чуточек. А то ведь я могу и не поспеть.
– Уж как получится, – отшутился Иван, поочередно сгибая ноги в коленях.
Морошка только фыркнула:
– Знамо дело, как у тебя получится, – и повернулась к Андрею. – Вон глянь, Андрюш, у него же сгорело всё, что могло гореть, и ещё чутка сверху, а он ничего – ходит себе жив-здоров. Как ни в чём не бывало. Тебе же всего-то лодыжку сломали, а ты теперь всю жизнь хромать собираешься.
Милавин не ответил, даже не взглянул в её сторону, полностью поглощённый собственными мыслями.
– Ну как знаешь! Я тебе кости срастила, а остальное это уже твои собственные тараканы в голове. Тут медицина бессильна.
Иван закончил свои физические упражнения, но так и остался стоять посреди комнаты. Глядя на Андрея, собственная радость показалась ему глупой и совершенно неуместной.