– Я воюю за вашу и нашу свободу, – ответил Дорошенко. – Русских свиней надо убивать всегда и всюду, если только есть такая возможность.
– Но что русские тебе сделали? Разве они лишили твой народ свободы? – не понял Ваха.
– Они триста лет угнетают мой народ, – сказал Дорошенко. – Украинцы триста лет хотят иметь свое государство, и не могут этого добиться.
– Но ведь у вас есть государство? – опять не понял Ваха.
– Ты не знаешь, какое это государство! Это продажное государство! Оно ничего не делает, чтобы поставить быдло на место, и чтобы дать возможность единственной культурной нации в стране по праву воссоединиться с культурными европейскими народами.
– В Украине жил великий человек Бандера, который нас научил, что самостийной Украины не будет, пока есть Россия. Поэтому надо разрушить Россию, надо загнать русских свиней в леса и болота, чтобы они там одичали и стали безопасны для культурных наций.
Ваха все равно не понимал Дорошенко. Даже чеченцы, которых русские много раз усмиряли и сгоняли с земли предков, не имели такой ненависти. Он и грузин не понимал, рассуждавших похожим образом. Зачем воевать на чужой земле, если у вас есть своя? Стройте на ней, что хотите, если согласен ваш народ, зачем кого-то бояться? А главное, – и украинцев, и грузин в глубине души он не считал воинственными народами. Таким народам, как он думал, себя бы защитить, а не пытаться побороть других. Вот чеченцы – воины. Чечены воюют, не щадя себя, думая о смерти врага. Арабы поэтому ему понятней. Арабы тоже воины. И воюют против неверных. За это тем их них, кто сохраняет людское обличие, можно простить войну на чужой земле за чужие деньги.
Когда федеральные войска выбили отряды из Грозного, прижали их к горам, и война переросла в очаговую оборону и партизанские налеты, один очень уважаемый и очень мудрый старик в ауле, читающий книги на арабском, рассказал Вахе о предстоящих чеченцам испытаниях. В конце беседы он разрешил ему задать вопрос, и Ваха спросил, почему у него были русские друзья, а украинца Дорошенко, с которым воюет бок о бок, он не хочет назвать другом.
Старик сказал Вахе, что на такие вопросы он должен отвечать сам, если слышит всевышнего и слушает свое сердце, а потом открыл Коран и прочитал ему: «14. Разве не знал он, что Аллах видит? 15. Так нет! Если он не удержится, Мы схватим его за хохол – 16. хохол лживый, грешный. 17. И пусть он зовет свое сборище – 18. Мы позовем стражей! 19. Так нет! Не подчиняйся ему, и поклонись, и приблизься!»
[1]
Ваха увидел, что старику был неприятен его вопрос. Он пожалел, что спросил и ругал себя, недостойного, готовый провалиться со стыда под землю…
Пришло время выборов российского президента. Новым русским буржуинам было хорошо под властью пьяницы. Они хвалили его за государственную мудрость и делали вид, что боятся и слушаются. За это они могли делать со страной, что хотели, и продолжать богатеть.
Так как буржуины не могли ослушаться победивший русских Запад, они должны были играть в любимую западную игру про гражданское общество и демократический выбор. Чтобы странный русский народ сыграл по чужим для себя правилам и выбрал того, кого не хотел, пришлось оборачивать горькую конфетку разными нарядными фантиками. Одним из фантиков стал мир с Чечней, который буржуины заключили на чеченских условиях.
Уже победившие русские ушли, и Ваха засомневался в мудрости старика, предсказавшего тяжелые испытания.
Командир его отряда стал после войны уважаемым человеком, комендантом. Ваха остался его помощником и охранником.
У Вахи были деньги, хорошая машина и оружие, он мог содержать жену. Мать гордилась сыном и выбрала ему в жены хорошую девушку. Перед свадьбой Ваха часто приезжал в село, где жил Гизи, и учил младшего брата военному ремеслу.
Гизи был хороший ученик. Он очень старался заслужить похвалу, почти как в детстве, когда мечтал о похвале отца.
Гизи научился хорошо стрелять и бросать гранату, но лучше всего ему удавалось обращаться с ножами. В голенищах сапог у него теперь было два кинжала с узкими лезвиями, которые он в один миг мог выхватить в любом положении, хоть стоя, хоть лежа, и не только драться ими в ближнем бою, но и сильно и точно метать их в цель. Показывая свое мастерство, он падал на землю, как раненый, и по очереди метал кинжалы в метку на дереве, которую ему рисовал Ваха на уровне шеи. Гизи не промахивался. Ваха восхищенно цокал языком, называя брата настоящим чеченом, и это было для подростка самым большим счастьем.
Когда Ваха приезжал в село, братья вместе спали во дворе. Гизи никогда не засыпал раньше брата и запомнил все, что брат рассказывал о войне и о русских, которых можно победить с помощью жадных до денег предателей. Брат рассказал о хитром украинце, набивающемся к нему в друзья, и о его странной войне за свою независимость у них в горах. Рассказал о единоверцах-арабах, потерявших людской облик и режущих неверных как баранов. Ваха называл этих арабов шайтанами и очень сомневался, что чеченам нужна помощь хохлов и арабов.
Иногда во сне Ваха кричал кому-то, что не успеет, и бормотал про старика, который был не прав. Гизи боялся за брата, когда тот кричал во сне, и молился за его здоровье, как мог.
Однажды Ваха проснулся, весь потный после крика, увидел страх Гизи и пожалел брата. В эту ночь Ваха говорил с ним, как с равным. Ваха рассказал, почему много раз бегал в Грузию, сопровождая раненых и транспорты с оружием. Брат узнал, что отца убили из-за баранов, которые паслись на чеченских пастбищах, и которых отец за это угнал. Подкараулить отца могли только подлые грузины, ловко убегающие за горы. Ваха хотел отомстить убийце отца и, хотя пока не нашел его, сказал, что будет продолжать искать, пока не убьет.
Слова брата запали в сердце подростка. Когда Ваха уснул, он еще долго смотрел в небо на низкие звезды, чувствуя в себе силу воина, беспощадного к врагам семьи. Восторг и благоговейный ужас заворожили его, и перед тем, как забыться, среди россыпи готовящихся улететь предрассветных звезд он увидел рога и голову благородного оленя, которого денана называла тотемом их рода. Олень поворачивал к нему высоко поднятую голову и звал за собой».
* * *
Марина выдохнула и словно очнулась в том мире, в котором жила, и где на нее привычно смотрели такие знакомые уже глаза. Странным образом ей показалось само собой разумеющимся, что время рассказа она проживает в другом мире, созданном ее воображением. В созданном мире была своя жизнь и свои герои, очень похожие на людей, которых Марина знала. Рассказывая про Ваху, она видела перед собой Башира. Чечен в детстве был вылитый Иса, ее бескорыстный подсказчик и защитник, которому она всей душой желала удачи, которой не хватило Гизи. Дорошенко был в чем-то похож на Руслана. В нем было много холода, так девушке захотелось. Кроме героев, жизнь в воображаемый мир вдыхали разные воспоминания и мысли, всплывающие из подсознания, многие из которых она слышала от Руслана и его активных товарищей, думала, что позабыла, а вот и вспомнила, когда понадобилось.