Вот она, проблема предсказаний!
– Кстати, «чернобыльник» – это ещё одно название полыни. И когда очередной пророк вещает, что «упадёт с неба звезда Полынь, и треть людей умрёт» – что он видел? Правду? Или её отражение в массовом сознании – самом кривом из существующих зеркал?
Реальных жертв – десятки, но спроси обывателя – что за число он назовёт? Треть. Именно так. И именно поэтому, когда предсказатель видит пожар, с точки зрения отрезанного огнём человека, он воспринимает это не как «возгорание в чулане со швабрами», а как «гибель всего мира в пламени пожара».
Джошуа развёл руками.
– Казалось бы, куда дальше? – спросил он у притихшей комиссии. – Но ведь есть куда!
– Ведь нигде не утверждается, что информация вообще должна иметь связь с реальностью. Может быть, достаточно вымысла? Подумайте, майя предсказывают конец света на 2012 год, мы его ждём, снимаем зрелищный, и – для предсказателя народа майя – чертовский убедительный фильм, и не один. И просмотр фильма рождает у зрителей мощнейший эмоциональный отклик…
Который, в свою очередь, и считывают создатели предсказания о конце света.
– Самосбывающееся пророчество? – спросил кто-то из зала.
– Почти. Точнее, – Джошуа нахмурился. – Да и нет. В точности наоборот, в этом весь фокус. События-то нет. И не было, и не будет. А пророчество – есть.
– И отличить истинные события от вымышленных вы не в состоянии? – уточнила председатель.
– Пока нет. Мы работаем над этим. Можно, например, строить фильтры, отсекая сигралы, приходящие по вине… э… индустрии развлечений. Можно проводить проверку одного пророчества другим. Можно…
Спор только начал набирать силу, но госпожа председатель взяла собрание железной хваткой, и повела в нужном направлении. Джошуа поблагодарили, пообещали денег, и выставили за дверь. У сенаторов есть и другие важные дела. Ощущение было… как при недавнем резком пробуждении. Готовился, мотивацией запасался… Сказали спасибо, дали денег, прогнали прочь.
Сразу захотелось спать.
Бредя по корридору, пустому и гулкому, Джошуа вздохнул. Раньше эта маленькая победа принесла бы ему радость. Раньше… да. Но сегодня… Просто рутиные действия по инерции и без особого смысла.
Джошуа вытащил сотовый телефон и нажал на кнопку быстрого набора. Запоздало мелькнуло – не ночь ли сейчас в России? Вроде, нет… Работая с коллегами на всех континентах, как не запутаться?
– Алло, Андрей, это ты?
– И тебе приятных сновидений, – русский был мрачен, и речь его, вопреки обыкновению, казалась путанной.
«Всё-таки, ночь».
– Извини, не рассчитал. Я перезвоню.
– Да чего там, я уже проснулся.
– Что-нибудь получилось?
– Нет, – буркнул русский. – Чего спрашивать? Неужели ты думаешь, что тебе бы не позвонили, получи мы хоть что-нибудь? Ни-че-го. Ни у нас, ни в Церне, ни даже у Ван Луна, на его суперантенне. После 12.12 – полная тишина.
– Джерри Адамс считает, что это может быть мощная вспышка на Солнце, – неуверенно произнёс Джошуа.
– Ну да, – без особого энтузиазма отозвался русский. – Может, конечно и вспышка. Объяснение, не хуже любого… другого.
Настоящее продолженное
Достигшие звёзд
Сигнал тревоги застал 19—го в оранжерее. Мигнул и погас свет, а затем произошло то, чего не было еще ни разу за всю историю экспедиции – лампы зажглись вновь, но вполнакала, и не все, а лишь каждая четвертая. Это означало, что перестала поступать энергия из большого реактора и ток для бортовых систем, а главное, плазму для двигателя гонит теперь крошечный аварийный, до сих пор работавший на холостом ходу. 19—й представил себе, как в полной тишине раскаляется докрасна керамический шар в кормовом отсеке звездолета…
Для волнения были все основания – в свое время этот реактор ремонтировали, причем в условиях далеко не идеальных. И если он даст течь…
Раздался резкий удар гонга, и в коридорах звездолета зазвучал записанный на пленку в незапамятные времена женский голос:
– Тревога первой степени! Тревога первой степени! – И снова гонг. И снова: – Тревога…
Тут только 19—й сообразил, что стоит в той самой позе, в которой застал его сигнал, с секатором в руках, по локти зарывшись в одну из гидропонных секций. Отбросив инструмент, он со всей возможной скоростью направился к выходу из оранжереи.
«Взрыва, кажется, не было, – лихорадочно соображал 19—й, продираясь сквозь зеленую чащу. – Только бы не взрыв! Что угодно, только не взрыв! Большой реактор нам не починить…»
Он выбежал из оранжереи и помчался по непривычно темному коридору, мимо многочисленных технических помещений. В свое время ребятишки разрисовали весь звездолет героями мультфильмов, а также чудовищами собственного изобретения, и теперь, в полумраке, все это зверье, выполненное к тому же светящимися красками, злорадно, как показалось 19—му, наблюдало за бегущим человеком.
Как ни странно, двери боксов были не только не заблокированы, но зачастую и открыты. Только тут 19—й сообразил, что тревога была первой степени, а не нулевой, так что немедленное уничтожение им не грозило.
На жилых ярусах корабля было немного светлее, чем внизу, а может быть, просто аварийный реактор вышел на режим и лампы горели теперь поярче. Неожиданно мягко взвыли моторы, и в стенах открылись ниши со скафандрами – вереница залитых красным светом отверстий, расположенных с десятиметровыми интервалами по обе стороны коридора. 19—й вздрогнул. Однако динамики молчали, видимо, компьютер не сумел пока установить причин аварии, и ниши были открыты на всякий случай.
Добравшись наконец до малой рубки, 19—й с размаху плюхнулся за пульт. Основываясь на печальном опыте, экипаж, получив сигнал тревоги, должен был рассредоточиться по кораблю, чтобы под удар, каким бы он ни был, попало как можно меньше народу. Поэтому из более чем двухсот человек в рубке находились всего шестеро. Остальные сейчас точно так же сидели перед экранами в других отсеках, ожидая, пока компьютер закончит анализ аварии. Обычно программа поиска повреждений занимала одну-две секунды, однако этот случай, похоже, был сложным.
19—й обвел взглядом помещение. Маленький круглый зал, в отличие от коридоров корабля, был хорошо освещен. Дежурившей здесь смене вообще отводилась важная роль в предполагаемом сценарии конца света. Малая рубка находилась ближе всего к ферме большого реактора, и именно шестерке собравшихся здесь людей предстояло, в случае надобности, идти в «горячую зону».
19—й встретился взглядом с сидящим напротив 162—м, дежурным от группы медиков, плотным мужчиной лет сорока, и улыбнулся ему. Тот попытался улыбнуться в ответ. Результат был жалок – губы у 162—го мелко дрожали, а на лбу выступили бисеринки пота.
Впрочем, 19—й ни секунды не сомневался, что, возникни такая необходимость, 162—й пойдет в горячую зону и останется там навсегда. Как и любой из экипажа. Когда горит муравейник, муравьи бросаются в огонь – и иногда им удается его погасить.