Дом, в котором… Том 2. Шакалиный восьмидневник - читать онлайн книгу. Автор: Мариам Петросян cтр.№ 24

– Чертовы Логи слиняли отмечать всякую ерунду, – жалуется он. – А куда нам с нашим здоровьем таскать такие тяжести?

– Приказ Папы есть приказ, – говорит ему Дорогуша, который тоже в пижаме и с подозрительной бутылкой под мышкой.

– Хлебнем за Новый Закон? – предлагает он, подъезжая. – Все так радуются, грех не порадоваться вместе с ними.

Пока стремянку устанавливают, мы пьем какую-то самодельную дрянь, лично им сотворенную.

– А теперь подсадите меня, – говорю я.

Посмотреть, как меня подсаживают, выходят еще двое, и Пузырь беспокоится, что я свалюсь, а Ангел – что меня стошнит на стремянку Стервятника. На самом верху видно, какой грязный потолок и сколько везде паутины. Стена тоже грязная и темная. Утепляюсь, подстелив под себя плед Дорогуши. Места так мало, что банку приходится держать на коленях, и немного страшно оттого, что можно загреметь с такой высоты вниз, пересчитывая перекладины.

Я тихо вздыхаю и, махнув столпившимся Птицам, начинаю рисовать. Как я и думал, им скоро надоедает мерзнуть, таращась на мои не видимые снизу каракули, и они разбредаются один за другим. От мерзкой фигни, которую Дорогуша почему-то окрестил текилой, кружится голова. Я рисую дракона, стоящего на задних лапах. Дракон получается странный: немного похожий на лошадь, немного на собаку. В более удобном месте вышло бы лучше, но здесь и так сойдет. Рисую клыки и острые когти на передних лапах. Когти – важная деталь. Когда уже можно догадаться, что передо мной дракон, вскрываю банку с краской и замазываю его белым.

Комки, волосы и прочая давным-давно затонувшая в банке гадость – все на моем бедном драконе. Дрожащей рукой вывожу по его хребту белые зубчики. Я и время, мы не дружим, но кажется, я успеваю, хотя еще рано радоваться. Не дожидаясь, пока дракон подсохнет, достаю из кармана перочинный нож и начинаю выковыривать дырку глаза.

Адова работа. Когда дырка уже почти готова, банка с краской соскальзывает с коленей и летит вниз. Грохот. Еще какое-то время она катается по полу, пока не застревает где-то, а я все ковыряю глаз. Дырка уже довольно глубокая. Пробую ее пальцем. Остались лилии. На полусыром своем драконе я процарапываю их кончиком ножа – кривые геральдические лилии – где только можно, а когда заканчиваю, дракон – уже не просто дракон, а Лорд, потому что лилия – это Лорд, если хочешь нарисовать его быстро и понятно всем. Ставлю свою подпись.

Когда выключается свет, я уже почти закончил и ищу в кармане заветный камешек цвета Лордовских глаз. Дракон, стена и я сам – все исчезает в потемках. Это не страшно. Достаю фонарик, свечу в глазницу и вставляю в нее камешек. Он держится. Может, подходит, а может, просто прилип к краске.

Я исполнил свой сон. Вот оно – драконье привидение в лилиях и с Лордовским глазом. Бежит, когтями вперед, в сторону нашей спальни. Это к возвращению. Или еще к чему-то, о чем я сам пока не имею понятия. Мое дело было посадить его сюда. Гашу фонарик и сижу в темноте. Весь липкий от краски.

Сижу не знаю сколько, пока внизу не начинают топать, шарить фонариками и куковать.

– Ку-ку, ку-ку, – говорю. – Здесь я. Вы бы еще завтра утром вышли поискать. Может, нашли бы мои истлевшие кости.

– Не скандаль, – просит Сфинкс. – Кто же виноват, что ты решил ночевать в таком дурацком месте?

– Но-но! – встревает нетрезвый голос Стервятника. – Попрошу не хаять мой царственный насест.

Они светят на меня и хихикают. Потом кто-то спотыкается об банку и вляпывается в краску. Тогда хихикать начинаю я.

– Черт! – кричит Горбач. – Весь коридор в дерьме! Он устроил здесь ловушку для ни в чем не повинных людей. Из птичьих какашек!

Меня снимают и уносят. Несет Македонский, а остальные тащатся сзади, размахивая фонариками и поют:

За синие горы, за белый туман…

В пещеры и норы уйдет караван…

Больше всего не люблю быть трезвым в пьяной компании. Но мне за ними уже не угнаться. Даже с текилой Дорогуши.

За быстрые воды уйдем до восхода,

За золотом гномьим из сказочных стран…

Вносят меня и входят гуськом. Последним – Горбач, попискивая в флейту. Спальня развороченная и страшная. Свет ночников веерами по потолку. Македонский сажает меня на кровать, а «уходящий караван» цепочкой кружит по комнате. Должно быть, выискивая «пещеры и норы». Распластавшись, в тарелке с бутербродами дрыхнет Нанетта. Вынимаю ее и нахожу уцелевший бутерброд, который съедаю. Остальные тарелки пусты. На моем любимом месте спит Слон в обнимку с каким-то красным шаром. При ближайшем рассмотрении – с нашим китайским фонариком.

Шумели деревья на склоне крутом,

И ветры стонали во мраке ночном…

Рыжий и Слепой вальсируют, натыкаясь на мебель, Горбач с флейтой старается поспеть за ними. Слепой громко считает: «Раз, два, три… Раз, два, три… Раз…» На каждом заключительном «раз» они застывают, а Горбач натыкается на них и тоже застревает.

– За девушек! – провозглашает Стервятник и задумчиво нюхает свой стакан. Что он там нюхает? Вроде бы, они уже вылакали все, что вокруг было жидкого. Догрызаю бутерброд. Я сварлив и сам себе неприятен.

Сфинкс плюхается рядом, подмигивает и доводит до моего сведения:

– Дракон есть существо мифическое… Белый же дракон является существом мифическим вдвойне, будучи впридачу к прочим своим качествам альбиносом, то есть патологией даже среди себе подобных.

– Увидел! – удивляюсь я. – Разглядел! В такой темноте!

– Я вижу все. Не потолок же белить ты туда взобрался.

Сидим и смотрим на остальных, которые потихоньку угасают. Кто-то хрипло и фальшиво поет с подоконника.

– А это чье? – спрашиваю я, приподнимая за ремешок незнакомый протез. – Вроде бы, здесь нет никого из этих…

– Это шутка, – мрачно сообщает Сфинкс. – Веселая шутка. Воровская шутка, можно сказать.

Больше ни о чем не спрашиваю. И вообще ложусь спать. Чувствуя себя неопрятным и пожилым, но выполнившим свой долг ответственным человеком. Долго не могу согреться, а когда, наконец, согреваюсь и засыпаю, меня почти сразу будит Черный, декламирующий Киплинга и стучащий кофеваркой о спинку кровати. Многие еще не спят, и кто-то пробует его утихомирить, а у остальных что-то в самом разгаре – то ли спор, то ли научный диспут – я засыпаю опять, не вдаваясь в подробности.

Второй раз, ближе к утру, меня будит жуткий гиеновый хохот, переходящий во всхлипывания. Кроме гиены все спят, и даже свет уже выключен.

В третий раз я просыпаюсь на рассвете непонятно от чего. Праздник давно закончился, в окна вползает серое утро. Вокруг лежат вповалку и сопят. Все тихо и спокойно, если не считать еле слышного подозрительного тиканья – той самой гадости, которая меня разбудила. Ищу на нюх, на слух – и нахожу. Чьи-то часы, притаившиеся в одеяльих складках. Осторожно снимаю их с руки, на которой они поселились. Свешиваюсь с кровати, нашариваю пустую бутылку, кладу часы на пол и крушу их донышком бутылки, как молотком. Очень скоро они перестают тикать.