– Да.
– Господи, что я говорю, ты же никогда и ни к кому не обратишься за помощью. Береги себя!
– И ты береги себя. Мне без тебя не жить.
– Я люблю тебя. Будь осторожен.
– И я тебя очень люблю.
– До свидания, любимый, мне пора.
– До свидания, любовь моя. Я дождусь тебя. Все будет хорошо.
– Не сомневаюсь.
Она еще раз поцеловала его и скрылась в общей толпе пассажиров, улетающих в Берлин.
Михаил вышел из аэропорта. На стоянке он разбудил водителя и сел в машину.
– Ну и где же жена?
– Она улетела обратно.
– Что, неправильно встретил? – пошутил он. – Дает вторую попытку?
– Вроде того.
– Ну ладно, поехали обратно.
До Конюшенной площади они добирались в два раза дольше. Набережная Фонтанки была плотно забита машинами, и они ехали медленно, с частыми остановками.
– Ни езда, а похоронное шествие, – в сердцах произнес водитель.
В гараже Михаил рассчитался с водителем, добавив к сумме еще пять рублей. «Волга» была готова. В Смольный он приехал в два часа дня. Первое, что сказал Михаилу разъяренный Семен Ефимович, было:
– Что за чушь вы тут написали? И что это за выходки?
– Я забирал машину из ремонта и ездил в аэропорт. А написал я контракт по типовому образцу, как и до этого на поставку «Вольво».
– Еще одна такая выходка, и у нас будет серьезный разговор.
– А сейчас, надо полагать, у нас обычная дружеская беседа.
– Не забывайтесь, дорогой! И знайте свое место!
– Я все понял.
– Так-то лучше, – сказал он обычным вежливым тоном, теперь это действительно походило на дружескую беседу. – Ну ладно, погорячились, и будет. Принимайтесь за работу. Заберите контракт и откорректируйте его согласно моим комментариям. Пусть это будет в первый и в последний раз. Больше я такую выходку не потерплю.
– Хорошо.
– Сходите пообедайте. В системе все должно работать как часы. Сегодня были перебои с электричеством и обеденный перерыв сдвинули. Столовая работает до трех. Еще успеете. Все должно быть так, как установлено порядком. И не следует этот порядок нарушать. Не противопоставляйте себя системе. Она сотрет вас в порошок.
Михаил это знал. Он не стал говорить, что уже пообедал с Лизой, но от предложения, скорее похожего на распоряжение, не отказался. Михаил чувствовал, что шеф ищет перемирия. Да и ему самому надо было прийти в себя, пережить и осмыслить то, что сегодня произошло. Для того чтобы вернуть чужие бумаги на прежнее место, достать свои рабочие документы и системный блок компьютера понадобилась всего пара минут.
В буфете он купил банку импортной тушенки и упаковку спагетти. Теперь можно было не беспокоиться об ужине. Михаил вышел во двор через шестой подъезд и на тенистой аллее, окружающей сзади и по бокам Смольный собор, встретил Елизавету Аркадьевну. Она сидела на скамейке и выглядела совсем по-другому. В ней не было заносчивости и высокомерия. По лицу было видно, что на душе у нее не все гладко.
– Не проходите мимо Елизаветы второй. Присаживайтесь, господин Петров.
– У вас что-то случилось?
– Почему вы так решили?
– Не знаю, мне так показалось.
– Это не ответ. Вы меня так ни разу и не назвали по имени. Просто по имени и без отчества. Скажите откровенно, что вы вообще думаете обо мне?
– Честно?
– Так спрашивают дети, а не взрослые люди, – грустно улыбнувшись, заметила девушка.
– Последнее время я вообще боюсь откровенничать.
– Почему?
– Так тоже спрашивают дети, – Михаил тоже улыбнулся в ответ. – Время какое-то сейчас малопорядочное. И люди такие же. Но вам я верю. Это и есть мой ответ на ваш вопрос.
– Честно?
– Очень честно.
– А что вы думаете о Елизавете?
– О какой? – не понял Михаил.
– О любой.
– Мне сейчас так плохо, что только это имя меня и греет.
– Откровенность за откровенность. Я в курсе ваших проблем и сочувствую.
– Спасибо, – он немного помолчал, а затем тихо произнес: – Это имя действительно для меня очень много значит.
Михаил на какое-то время задумался и наконец продолжил: – Давным-давно я влюбился в одну девушку со Старо-Невского только потому, что ее звали Елизаветой, так как до нее я был безнадежно влюблен в самую первую в моей жизни Елизавету – великую княгиню дома Романовых, родную сестру Александры Федоровны. Я увидел ее на церемонии по случаю назначения Сергея Александровича Романова генерал-губернатором Москвы. Стоял рядом, почти как сейчас с вами.
– Да что вы говорите! То есть совсем рядом и в девятнадцатом веке?
– Не смейтесь. За чувства и полет фантазии осуждать нельзя. Дайте человеку помечтать.
– Мне приятно, когда вы мечтаете. Это у вас здорово получается.
– И еще раз спасибо. Как бы там ни было, но безусловным фактом является то, что обе сестры были ослепительно красивые женщины. И немудрено, что Сергей и Николай Романовы влюбились в них с первого взгляда. Одна из них стала женой градоначальника Москвы, а вторая – женой последнего императора России. Влюбиться с первого взгляда, потерять голову, тут же признаться в любви и повести свою любовь к алтарю – это большая редкость. Это царская прихоть.
– Да уж, не для простых смертных.
– Когда я увидел Елизавету Федоровну, то потерял все – и голову, и разум, и покой. Я завидовал ее мужу и ревновал к самому генерал-губернатору. Все мы когда-то впервые в своей жизни влюбляемся безответно и так, словно это самое-самое и единственное. Любовь и страдание живут в одном доме. Идя к ним в гости, никогда не знаешь, кого из них застанешь дома. Но время лечит, и на смену старой приходит новая любовь. Так продолжается до тех пор, пока ты не найдешь действительно единственную и настоящую Елизавету.
– Надеюсь, вы сейчас никого конкретного не имеете в виду?
– Именно сейчас – нет. Это аллегория. И все же каждая влюбленность остается в памяти навсегда.
– Это прекрасно, Михаил.
– Несомненно. Женщины окружают мужчин не для соблазна, а для того, чтобы мужчины ощутили всю прелесть и красоту жизни. По-настоящему надо любить только одну женщину, но не замечать красоту и прелесть других женщин – это ханжество. Главное – не жить прошлым и не возвращаться к нему. И очень бережно следует относиться к своим желаниям.
– Бойтесь своих желаний, они могут исполниться.
– Вот именно! Желания сбываются всегда, но уже сильно искаженные во времени. Опытное и потертое настоящее оказывается намного хуже наивного и искреннего прошлого. В памяти мы идеализируем чей-то образ, а в реальной жизни он оказывается много хуже, и нашему герою уже не подстроиться под нафантазированный эталон мечтателя.