Сфинкс кивнул.
– И дало бы наконец возможность оставить тебя в покое. Знаешь, почему Логи так цепляются к Фазанам? Потому что они никогда не сопротивляются. Ни по-крупному, ни в мелочах. Покорно зажмуриваются и переворачиваются кверху колесами. И пока ты будешь вести себя так же, Лэри не перестанет видеть в тебе Фазана.
– Ты же сказал, что припугнешь его.
Сфинкс продолжал гипнотизировать мое отражение. Которое выглядело чем дальше, тем хуже.
– Сказал. И припугну. Мне не трудно.
У меня голова шла кругом от его повадок. Казалось, что нас тут трое.
– Хватит разговаривать с зеркалом, Сфинкс! – не выдержал я. – Я там какой-то неправильный!
– Ага, ты тоже заметил?
Он наконец обернулся, рассеянно, как будто действительно говорил не со мной, а я его отвлек. Потом поймал меня в фокус, и это оказалось еще неприятнее. Даже голова разболелась.
– Ладно, – сказал он. – Забудем того тебя, который живет в зеркале.
– По-твоему, это не я?
– Ты. Но не совсем. Это ты, искаженный собственным восприятием. В зеркалах мы все хуже, чем на самом деле, не замечал?
– Нет. Мне и в голову не приходило.
Я вдруг сообразил, какую мы порем чушь:
– Хватит валять дурака, Сфинкс. Это не смешно.
Сфинкс засмеялся.
– Смешно, – сказал он. – Честное слово, смешно. Как только ты начинаешь что-то понимать, первая твоя реакция – вытряхнуть из себя это понимание.
– Я ничего никуда не вытряхивал.
– Посмотри туда, – Сфинкс кивнул на зеркало. – Что ты видишь?
– Жалкого урода в синяках, – отозвался я мрачно. – Что еще я могу там увидеть?
– Тебе пока лучше избегать зеркал, Курильщик. По крайней мере, пока не перестанешь себя жалеть. Поговори-ка об этом с Лордом. Он вообще никогда не смотрится в зеркало.
– Почему? – изумился я. – Если бы я видел в зеркале то, что видит он…
– Откуда ты знаешь, что он там видит?
Я попробовал представить себя Лордом. Смотрящимся в зеркало. Это угрожало мощнейшим приступом нарциссизма.
– Он видит что-то вроде молодого Боуи. Только красивее. Будь я похож на Боуи, я бы…
– … стонал, что похож на престарелую Марлен Дитрих и мечтал походить на Тайсона, – подсказал Сфинкс. – Цитирую дословно, так что не считай это преувеличением. То, что видит в зеркале Лорд, вовсе не похоже на то, что, глядя на него, видишь ты. И это лишь один пример того, как странно иногда ведут себя отражения.
– Ага, – вяло кивнул я. – Понятно.
– Да? – удивился Сфинкс. – А вот мне не очень. Хотя я всегда этим интересовался.
Мне вдруг захотелось кое о чем его спросить. Этот вопрос давно меня мучил.
– Скажи, Сфинкс, а Македонский… почему он такой? Вы отдали его на съеденье Лэри? Или он таким и был с самого начала?
– Каким – таким? – поморщился Сфинкс.
– Ну таким. Услужливым.
– А-а, и ты туда же, – протянул он. – Что мы с ним такого ужасного сотворили? Ничего. Но ты мне не веришь, так что я зря тебе это сказал.
Я и не поверил. Абсолютно.
– Почему он всегда за всеми убирает? Все всем подает? Ему это нравится?
– Не знаю почему. Догадываюсь, но не знаю точно. Одно могу сказать – это не наша заслуга.
Должно быть, выражение моего лица было очень красноречиво.
Сфинкс вздохнул.
– Он видит в этом свое предназначение. Так мне кажется. Его предыдущая работа была намного тяжелее. Он работал ангелом, и это его достало. Так что теперь он изо всех сил старается доказать свою полезность в любом другом качестве.
– Кем-кем он работал?
Меньше всего я ожидал таких дурачеств от Сфинкса. Как-то само собой разумелось, что это область Табаки. Но у Сфинкса был свой стиль. Он не стал развивать тему.
– Ты расслышал, – сказал он. – Я не буду повторять.
– Ага, – пробормотал я. – Ладно.
– Приглядись. И увидишь, что он всегда старается опередить наши просьбы. Сделать что-то раньше, чем его попросят. Он вообще не любит, когда с ним заговаривают. Это его овеществляет.
– Как-как? – не понял я.
– Не лю-бит, – повторил Сфинкс по слогам. – Когда его замечают. Заговаривают. О чем-то спрашивают, обращают на него внимание. Его от этого коробит.
– Откуда ты знаешь? Он сам сказал?
– Нет. Просто я живу рядом.
Сфинкс нагнулся и почесал лодыжку протезом, как палкой.
– Он любит мед и грецкие орехи. Газировку, бродячих собак, полосатые тенты, круглые камни, поношенную одежду, кофе без сахара, телескопы и подушку на лице, когда спит. Не любит, когда ему смотрят в глаза или на руки, когда дует сильный ветер и облетает тополиный пух, не выносит одежду белого цвета, лимоны и запах ромашек. И все это видно любому, кто даст себе труд приглядеться.
Я не стал говорить, что живу в четвертой слишком недолго, чтобы высмотреть в самом скрытном человеке в Доме такие подробности. Вместо этого я сказал:
– Знаешь, Сфинкс, не надо про меня ничего говорить Лэри. Я передумал.
Он вдруг опять нагнулся к зеркалу:
– Почему?
– Это ведь ты предложил. А я не хочу, чтобы он считал меня стукачом.
– Да?
Сфинкс как будто не доверял моему отражению. Вид у которого был действительно неприятный. Затаенно стукаческий. Растерзанный и подленький. При этом сам я ничего такого не ощущал.
– Да, – сказал я, все сильнее нервничая. – Не хочу быть стукачом ни в шутку ни всерьез. И ты обещал забыть про мое отражение!
Сфинкс посмотрел через плечо. Словно сравнивая.
– Да. Но меня притягивают метаморфозы. Извини. Больше не буду. Значит, Лэри ничего не говорить? От твоих гарантий останется пшик.
– Ну и черт с ними!
Я вздохнул с облегчением. Я был почти уверен, что сделал все правильно. Причем в самый последний момент, когда еще чуть-чуть – и было бы поздно. Это было как-то связано с зазеркальным Курильщиком – очень неприятным человеком. Может, даже давним и заслуженным стукачом. Вообще наше со Сфинксом общение в туалетах потихоньку становилось традицией. Я и он в окружении раковин и писсуаров. Разговор – а потом все меняется, переворачивается с ног на голову. Почему-то мне казалось, что в этот раз такого переворота не будет. Что мне удалось его избежать.
Сфинкс рассматривал свои джинсы, наконец-то озаботившись их состоянием.
– Лэри все же не мешало бы попугать. Всю раковину вымазал…
– Откуда ты знаешь, что это он?