Мутный пассажир (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Сережа Павловский cтр.№ 58

А если бы мой папа был крутым хуем (дети которых, как известно, от армии освобождены), я бы с удовольствием напросился на прохождение медицинской комиссии и заебал бы там всех.

Я бы каждому врачу на вопрос «Что болит?» однозначно отвечал: «Душа болит!» Психиатру я бы настоятельно предложил построить штабик у него в кабинете и немедленно поиграть в капитанов. У чувака, который проверяет слух, заорал бы во всю глотку: «Что? Я вас не слышу! Говорите громче, у меня в ухе дилдо! Что? Сам ты пидорас!!» А к хирургу, исходя из того, что он пялится на венозные хуи призывников, я бы зашёл со словами: «Добрый член!» Хотя, конечно, такое приветствие больше подойдёт урологу, но если представить, что «хирург» пишется через «е», ему тоже сканает.

Только стал бы я заниматься этим, будь мой папа крутым хуем? У меня были бы дела поважней – погонять на пиздатенькой иномарочке, потусить в клубе с пиздатенькими тёлочками, повыёбываться перед нищебродами. Одним словом, у мажоров очень плотный график.

Вообще, для меня армия – вопрос сложный. Я её боялся с детства и никогда не верил тем, кто говорил, что ему насрать – пойдёт он служить или не пойдёт. То есть в случае, если его признают годным, косить не будет. Типа два года неизвестно где – это неебическая школа жизни, в которой из тебя сделают настоящего мужика, и прочее патриотическое говно для долбоёбов.

Мозги же пудрятся лучше всего в детстве. Именно тогда надо сеять семя патриотизма и засерать мозг предательством и подвигами, чтоб все думали, что закрыть грудью амбразуру – это не ёбаный гололёд, а геройство, а если ты обосрался в строю, ты сыкло. И в результате постоянных агитаций в школьных учебниках по русскому языку и литературе, а также на уроках ОБЖ общество получает липовых патриотов, которым внушили, что смрад отечества нам сладок и приятен.

Это психология. Помимо детского возраста, мозги у женского пола пудрятся лучше, чем у мужского. Вернее, это факт. А вот сейчас психология: поэтому мелкой тёлке проще вдолбить в бестолковку, что её будущий муж обязательно должен быть настоящим мужиком, отслужившим в армии, чем молодому пацану, что он должен быть настоящим мужиком, отдавшим долг родине. И тёлка потом уже сама будет без подсказок подсерать и унижать любого чувачка, кто скажет, что не хочет служить, потому что она, судя по оценкам, хорошо училась в школе, а там всю правду о настоящих мальчиках рассказали.

Каким-то мокрощелкам, наверное, ещё прикольно в пятнадцать лет с дембелем погулять, но это тоже всё результат школьной мозгоебли и отвратительных современных патриотических фильмов о войне, в которых деревенские клуши обещают ждать своего возлюбленного вечно.

Проходит время, все взрослеют, женятся, выходят замуж, делают пиздюков, тонут в быте, толстеют, спиваются и всё острее типа переживают любую хуйню, которая их, казалось бы, не касается. Можно поменять: которая их, касалось бы, не казается.

И те самые мокрощелки, которые высмеивали любого парня, который ссал идти в армию или просто не хотел тратить на неё время, уже воспитывают сыновей и охуевают от армейского беспредела, о котором говорят по телевизору, радио и пишут в газетах. Ведь им (тем самым мокрощелкам) нужно знать всё, о чём говорят в новостях, они же хотят быть в курсе всех последних событий.

И молодые мамки начинают готовить сани летом – потихонечку узнают, как бы им с сынишкой обойти армию стороной. А время всё идёт. Предыдущее поколение делает шаг вперёд и уступает место для следующего. А развитие общества всё по-прежнему опаздывает и где-то шляется. И вот уже сыновьям бывших мокрощелок в школе начинают говорить про предательство и геройство, как и нынешним мокрощелкам (одноклассницам их сыновей), перед которыми им (бравым сыновьям) ни в коем случае не хочется облажаться.

А молодые мамки никак не могут отлипнуть от телека и от бабок во дворе, которые вещают почти так же круглосуточно, как телек, и рассказывают друг другу ужасы современной жизни. Молодые мамки всё слушают и впитывают, впитывают, впитывают. А нынешние мокрощелки продолжают всё так же засерать любого, кто не хочет служить в армии, потому что они тоже, как и бывшие мокрощелки, мечтают выходить замуж за настоящих мужчин, закалённых и наученных жизни только там, где из сопливых маменькиных сынков делают настоящих алкашей, курильщиков, идиотов и быдло.

И этот замкнутый круг может разорвать для начала отказ от советского воспитания, о котором стоило бы забыть, ведь Союза уже лет как до хуя нет, и придумать что-нибудь поновее. Но развитие снова подводит общество и усердно продолжает прогуливать, потому что знает, что ему ничего за это не будет, поэтому оно ничего и не боится.

Хотя, стоит признать, моему мозгу (в отличие от меня) повезло, мой внешний вид отпугивал и физруков с обэжэшниками, и тупых тёлок, которые, может, и хотели мне сказать, что я должен быть похожим на мужика, но лучше меня понимали, что мужик не хотел быть похожим на меня.

Пришёл. Наверняка там уже собралась километровая очередь. Я поднялся на нужный этаж – так и оказалось. Я собрал всю свою волю в кулак и спросил:

– Кто последний?

Все сразу же, конечно, повернули головы на мой голос и начали меня разглядывать.

А когда я осмотрел всех, кто здесь находился, невольно обратил внимание на то, что я самый молодой в этой очереди из динозавров и снежных людей, которые, если верить учебникам истории, или вымерли, или занесены в Красную книгу. После чего у меня сложилось ощущение, что, если походить по домам престарелых, окажется, можно ещё и австралопитеков обнаружить.

Я почти уверен, что любой человек, когда долго стоит или сидит в очереди, постепенно начинает думать о том, о чём даже на секунду никогда бы не задумался, если бы не стоял или не сидел в этой самой очереди. Не считая меня, конечно. Я-то всегда и везде буду думать о том, о чём остальные вообще никогда не будут думать. Работа у меня такая.

Кто-то тут же находит себе компанию болтунов и вливается в неё. Наверное, в больнице чаще всего разговор начинается с: «А вы не знаете, много человек перед вами?» Или: «А вы не в курсе, сегодня такой-то врач принимает?» Потом это перетекает в обсуждение последних новостей и передач, случаев из жизни и…

– О, а потом я ведь иду! Как быстро прошло время.

Кто-то от скуки греет уши о болтовню тех, кто возле него трещит. А кто-то – я.

Несколько недель назад я стоял в очереди к нейрохирургу и пытался придумать, как мне не протухнуть в этой скучнятине до того, как меня примет доктор. Возле меня на стуле сидел одноногий пенсионер. Он не поворачивал голову налево и направо, а смотрел строго перед собой, немножко прищурившись. Я прозвал его про себя Форрестом, потому что он, смотря перед собой, периодически рассказывал что-то из своей жизни.

Очередь шла вперёд, и возле него постоянно кто-нибудь садился на свободное место. Форрест молчал несколько минут, а потом рассказывал, как потерял ногу.

– Да вы что?! – ахала какая-нибудь тётка, сидевшая рядом.