Прокол (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Валд Фэлсберг cтр.№ 26

Накрасила ногти, вею их, рубашка раскрывается, и я чувствую себя неотразимой. В дверях возникаешь ты. Без слов. До пояса голый, с влажным ртом, немного растрепанный и… Но на часах уже почти три!

— Даже не смотри на меня! — я сама себе кажусь такой блазнящей, что лучшая защита — нападение. — Посмотри на часы и — чтоб за минуту построился!

Ты подходишь сзади и, кончиками пальцев скользя мне по шее и плечам, норовишь открыть грудь. Мой милый — развратник! На мгновение поддавшись ласке, я беру себя в руки и хитро выворачиваюсь.

— Нету льзьи! — я могу сопротивляться лишь словами, потому что ногти ещё не высохли. — Сейчас — не малю-сень-кей-шей! Вечером!

Ты хватаешь меня вновь. Рубашка распахнута, соски трепещут, натянутый капрон втёрся в лоно, ноги в отпоре напряжены по самый пупок, руки как на распятье, полная беспомощность в твоих звериных лапах — даже волнующее…

Послушай, милый, ну, вечером же!

Но ты уже оголяешь мне плечи…

— Да ведь так мы вообще не тронемся!!! — я чуть ли не сержусь. Чтобы вырваться, следовало бы высвободиться из рубашки, но тогда лак останется в рукавах… Я крепко сцепляю пальцы и яростно карабкаюсь в твоей хватке.

— Отпусти свои мелкие коготочки! — твои большие клешни расцепляют их бережно, но железно… Ты трёшься о мою спину, рубашка сползает вниз и обнажает меня, одновременно связывая руки. Но я же сказала — нет! Моё лицо сереет в последнем усилии сохранить серьёз: сейчас либо отдамся течению, либо смех до упаду — что приведёт опять-таки к тому же.

Нет!

И я сражаюсь сурово и беспощадно. Мой напор застаёт тебя врасплох, я вырываюсь и бросаюсь к двери, но ты меня ловишь за подол рубашки. Я резко поворачиваюсь к тебе, чуть ли не свивая руки в узел, лягаюсь, не попадаю, и знаю, что и не хочу попасть, но лягаюсь снова и снова. Ты ловишь меня за лодыжку; я беспомощно прыгаю назад, выпрыгиваю из туфли и падаю на мягкий ковёр. Ты тяжело садишься на мои колени и вжимаешь мои связанные руки в мои же бёдра. Грудь дёргается в бессильных всхлипах. Ты грубо переваливаешь меня и вскидываешь на четвереньки — в обнажённых колготках, в одной туфле, со скрещёнными на спине в твоей смирительной рубашке руками, грудью и лицом в ковёр… Одолённая и сдавшаяся. Покорённая и отдавшаяся.

Твои пальцы, опять нежны, хоть столь дерзки всего миг назад, легонько выводят черты на натянутом капроне. В бёдра вжимается твоё мужинство, разинутое к бою: твёрдое, гладкое и острое. «При настоящем мужчине всегда нож», а ты самый что ни на есть настоящий: ткань умирает с жалобным треском, прохладное остриё лишь едва касается самого уязвимого и утаённого, лишь мимоскользком задевает самое заветное и запретное, но я вздрагиваю, как ужаленная… Амурчик на этот раз будет еретичнее! Это меня всё ещё пугает словно в первый раз, аж сковывает — как загипнотизированную змеёй птичку. Я знаю, как это пьянит тебя, и меня тянет снова и снова почувствовать, до чего ж ты, самая бережная из всех непреодолимых сил на свете, хрупок и щадим в моей слабости. Любое движение, что покажется тебе неприязненным, спугнёт амурчика. И я задерживаю дыхание — как змея, гипнотизируя птичку…

* * *

Сижу на ковре растрёпанная, с горящими щёками. Лицо размазано, копыточки стёрты, колготья изнасилованы… Собираться придётся с нуля. А мамины тётки скоро домой тронутся!

Звонит телефон. Это непременно она!

— С днём рождения, мама! Да-да, мам, мы скоро. Немного задержались. Амурчика тебе добывали, — меня хватает приступ смеха. — Да-да, сладкого, конечно, найсладчайшейшего!

Ты примеряешь свою рубашку. Она безнадёжно скомкана, но твоё лицо одухотворено такой серьёзностью, что я тоже, спиной к зеркалу, берусь волотить клок материи вверх, вниз, вбок — как выискивая самое подходящее по мамьему мнению место для бахромчатой дыры на моём голом заду. Это растапливает искусственный лёд на твоём лице, ты пытаешься меня обнять, но я выворачиваюсь и кричу «нет!» таким жутким голосом, что через мгновенье мы хохочем оба.

— Послушай, милый, а тебе не кажется, что один из нас всё же распутнее другого?! — оправдываюсь я сквозь слёзы.

— Неужели?! А эта одинь, случайно, не та малюсёная извращень, которая превратила в поистине содомскую оргию мои невинные старания всего лишь вернуть себе свою родную рубашь?

* * *

Лишь позже мы вычислили, что тем утром родилась мама. В смысле, я — мама.

Джоанна пьёт виски. Со льдом. В одиночку. С материальной точки зрения. С ментальной — вдвоём. С Джоном.

Она отмечает день своей кончины. Вернее, их. Хотя тело её продолжает беспрепятственно существовать уже двадцать лет с того злополучного дня, да и Джон не в тот же день ещё покинул этот свет, Джоанна считает одиннадцатое сентября нового тысячелетия датой их совместного ухода. По вине Джона. Во что она постепенно устаёт не верить. Последняя на всём белом свете.

На экране перед ней, как всегда в эту годовщину, мелькают опять всё одни и те же апокалиптические сцены. Самолёт за самолётом пронзает небоскрёбы, один за другим. Раздаются взрывы. Люди с неверием смотрят в небо.

Джон в это верил. Что такое сейчас грянет с ясного неба не на экране, а в были.

Она чокается с улыбающимся лицом молодого Джона. Стакан звенит о стекло портретной рамы. Джоанна горько ухмыляется, как каждый год, опять ловя себя на мысли, что бьёт стакан о любимое лицо, надо бы лучше фотографию Джона с поднятым бокалом. Но нет такой. Ни одной. Джон не пил. Вообще. Как и молодая жена его.

Она бросает взгляд в загробно-седое зеркальное отображение. Нет, давно она не пара Джону, в его улыбающиеся, искрящие здоровьем и счастьем сорок семь похожему на тридцатипятилетнего с первой пикантной сединкой у виска.

На экране два небоскрёба уже пламенятся, выкидывая в воздух чёрные тучи смертельно ядовитого дыма. Как всегда в этот день, Джоанна старается тому поверить. Долгие годы этой лишь верой она и живет. Верой Джона. От которой, правда, он сам отказался. Но она — ни в какую. Отчаянно держится за это. Хотя постепенно, разумеется, трезвый рассудок берёт верх.

Самолётами управляют террористы, прошедшие какие-то курсы, дабы врулить прямо в дома, таким образом наплевав на всю нацию, хотя заодно, естественно, и погибнув. В первое время после того злосчастного дня подобная версия на полном серьёзе даже рассматривалась во всех мировых СМИ, но была однозначно и безвозвратно опровергнута экспертами всевозможных сфер. Не говоря уж об абсудрности самой этой теории глобального заговора против мирного американского населения, такое было бы неосуществимо даже чисто технически. Не может человек так просто вот научиться без помощи диспетчеров и навигационных установок аэропорта попадать неуклюжим пассажирским кораблём на лету прямо в узкое и низкое — по авиационным меркам — здание, это смешно, это как, пнув ногой, попасть мячом в баскетбольную корзину. Такое может себе представить только насмотревшийся боевиков да мультиков пацан, не генерал же военно-воздушных сил, опытный лётчик-испытатель!