– Что дают? – с волнением поинтересовалась она у женщины стоящей последней.
– Говорят, что "Красную шапочку", "Петушок", "Балет", "Радий" и шоколад "Вдохновение".
Ответ более чем обнадёживающий. Всё перечисленное следовало "хватать" пока дают. Но тут же тревога вновь закралась в сердце Клавдии Николаевны:
– А тут… вы не знаете, без визиток дают?
Женщина по возрасту несколько моложе, во всяком случае явно не пенсионерка, в свою очередь испугалась:
– Ой! Не знаю… да вроде нет… не должны. Я в этом магазине часто отовариваюсь, когда в Москву приезжаю, ни разу визитку не требовали.
Расспросив ещё несколько человек, Клавдия Николаевна окончательно выяснила, что пока отпускают всем, но не более чем по два килограмма каждого вида конфет и максимум десять штук "Вдохновений" в одни руки. Вот ведь напасть. Ну что такое восемь килограммов конфет и десяток шоколадок для двух девчонок-слатужниц, ведь они на два месяца приедут. Они же это всё меньше чем за месяц схрумкают. Конечно, Клавдия Николаевна понимала, что сразу запастись на всё лето шансов немного, это же надо килограммов двадцать припереть. Столько ей не довезти, но и второй раз приезжать, вновь проходить все эти муки адовы, ох как не хотелось. Да и бросать на весь день корову, курей, огород. И так душа болит, как там дед один со всем справляется…
В беспокойном раздумье шло время, а очередь двигалась крайне медленно. Уже за Клавдией Николаевной образовался хвост метров в десять-пятнадцать, а она продвинулась по направлению к дверям магазина не более чем на три-четыре метра. Впрочем, это объяснялось довольно просто: многие стоящие в очереди отходили, походив по другим магазинам возвращались, когда их очередь приближалась к дверям. Стоящие в дверях на "стрёме" служащие магазина и помогавший им милиционер, "запускали" во внутрь только по мере визуального опустения торгового зала. И хоть зал был невелик, народ отстоявший по нескольку часов в очереди, достигнув, наконец, вожделенных прилавков не спешил покидать магазин. Но даже если бы и спешил, сделать это оказывалось непросто, разве что выйти ничего не купив. Им предстояло уже внутри магазина выстоять ещё очередь в кассу, потом пробив чеки, ещё одну за конфетами и ещё одну, уже к другому прилавку за "Вдохновениями".
Прошло более двух часов, до двери оставалось метров десять-пятнадцать. И тут магазин закрыли на обед… Этот час очередь выдержала со стоическим терпением. Со стороны постоянно подходили люди и узнав, что "дают" вставали и вставали сзади – конфеты и шоколад, тем более высокого "московского" качества, наряду с хорошей колбасой и импортным ширпотребом были в числе наиболее дефицитных товаров в Москве, а в провинции отсутствовали вообще. После перерыва черепашье движение очереди возобновилось. Прошёл ещё час, перед Клавдией Николаевной оставалось человек пять, когда по очереди пронеслась тревожная новость: "Петушок" и "Балет" кончаются. Очередь, вытянувшаяся по тротуару узкой Пушкинской улицы уже метров на восемьдесят заволновалась. Особенно активно выказывали возмущение стоявшие в самом хвосте. Там, видимо, сконцентрировались в основном москвичи:
– Безобразие, килограмм конфет купить невозможно… этим приезжим делать нечего, вот они и стоят тут с утра, берут тоннами, а мы с работы сорвались, и то не успеваем!.. Давать не больше кило в руки!.. Всех иногородних из очереди!.. Давать только с пропиской!.. Эй милиция, проверьте документы, кто без московской прописки, гнать в шею!..
В следующий "запуск" Клавдия Николаевна должна уже войти, но дверь почему-то слишком долго не открывали. Тем временем хвост очереди продолжали пополнять новые покупатели, ибо наступил конец рабочего дня, и всевозможная НИИшная и мелкочиновничья рать покинув свои учреждения устремилась по магазинам. Вновьприбывающие становились всё агрессивнее:
– Деревенских вон, что мы в своём городе конфет для детей купить не можем?!
"Головка" очереди, где преобладали такие как Клавдия Николаевна провинциалы-пенсионеры… они в страхе втягивали головы в плечи, затравленно озирались… Вдоль всё более "электризующийся" очереди стал прохаживаться милиционер.
– Эй ты чучело… мент… если ты деревенских из очереди не выставишь, мы их сами выкинем! – фальцетом орал сзади мужик в очках.
Подзадориваемая криками к колеблющемуся блюстителю порядка подскочила какая-то эксцентричная женщина лет сорока и размахивая руками указала на начало очереди:
– Что вы ждёте, не видите, впереди одни спекулянты стоят! Из-за них нам ничего купить нельзя, скоро есть нечего будет. Вот смотрите бабка, разве она москвичка, смотрите сумка у неё какая, туда мешок влезет. Здесь накупит, а у себя втридорога перепродавать будет!..
– В шею её, Матрёну эту, – теперь уже к милиционеру подбежал орастый мужик в очках и указывал конкретно на Клавдию Николаевну.
Милиционер, постукивая резиновой дубинкой по ладони неспеша, со строгим взором приближался… У Клавдии Николаевны душа ушла в пятки.
– Конфеток… для внучек… негде ведь… я бы никогда не приехала, ведь нигде больше нет, – жалобно лепетала она…
2
– Эй… ты что, мать… бредишь, что ли!?
Клавдия Николаевна с трудом открыла глаза. К ней наклонился её дед и тряс за плечо.
– Господи, что это, где я? – она лежала на диване в полумраке комнаты, в своей избе.
– Как это где?… Ты что старая, никак умом повредилась? У себя в дому, слава Богу. Сколько раз тебе говорил, не ложись после обеда, лучше натощак. Тогда всякая чепуха сниться не будет.
Дед, видимо, услышав, как бредит во сне жена, как был в сапогах, поспешил в дом. О том же говорили и кусочки почвы, которые он принёс на тех сапогах. В другой раз Клавдия Николаевна не дала бы деду спуску за такое, но сейчас… Она, сидя на диване, растерянно смотрела по сторонам, и никак не могла окончательно перейти из тяжкого сна в реальность.
Дед вышел на веранду и вернулся уже в тапочках.
– Семенную картошку перебрал. После Пасхи, если дождя не будет, можно сажать, – отрапортовал он.
– Какой сегодня день? – Клавдия Николаевна хотела встать, пройти на кухню, где у них висел календарь, но силы будто оставили её.
– Ну, здорово живёшь. Ты, что в самом деле… или придуриваешься? Пятница сегодня, третье мая.
– Пятница… третье говоришь? На той неделе надо в Москву съездить… конфет прикупить… не дотягивать до лета, когда девочки приедут.
– Каких конфет, ты это о чём? – дед уже смотрел на жену с подозрением.
– Шоколадных… и "Вдохновение", шоколадки такие дольками в фольге.
– Ну, так что, купи… В Москву-то зачем из-за этого таскаться… что у нас конфет тут нет? Ты уж совсем… Память чтоль отшибло со сна? Вона, в магазине каких только нет, хотишь московски, хотишь хохлацки… Хохлацки дрянь конешно, и сахар украли и шоколад ни то ни сё, зато дешевые, чуть не даром отдают…
Клавдия Николаевна, вполуха слушая, и не понимая деда, наконец, поднялась и лунатической походкой пошла на кухню, бросила взгляд на отрывной календарь. На нём значилось, третье мая… 2002-й год… Только осознав, какой сейчас год, Клавдия Николаевна окончательно превозмогла дурман сна и вспомнила вроде бы всё. И, тем не менее, она с некоторой тревогой открыла дверцу холодильника и окончательно уверилась, что сейчас всё-таки действительно 2002 год… Что вот эту грудинку она вчера купила в магазине, который когда-то был "сельпо", а сейчас его содержали бывший леспромхозовский тракторист и его жена, бывший продавец того "сельпо". Там же куплен вот этот пошехонский сыр, и эти две бутылки пива "Старый мельник", деду на послебани.