Дела житейские (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Дьяков cтр.№ 10

– Ну… тысяч пятнадцать баксов наверное, – неуверенно ответил Геннадий.

– Что… пятнадцать? – Лариса аж приподнялась на постели и в голубоватом свете исходящим от телевизора прямо перед глазами Геннадия мелькнула полная обнажённая рука жены с уже успевшем потемнеть синяком на предплечье. – Ты бы хоть спросил-поинтересовался, в Москве ведь так часто бываешь. Пятнадцать, – она снисходительно улыбнулась, перебила подушку и вновь легла. – Даже однокомнатную в хрущобе за пятнадцать сейчас не купишь, не меньше двадцати-тридцати. Даже если и накопим, ты что собираешься нас там в однокомнатную всех запихнуть, у нас же девчонка растёт. А на двухкомнатную нам с тобой до пенсии пахать, – она говорила с искреннем сожалением… но сомнений не было – она уже не раз сама обдумала этот вопрос и сделала неутешительный вывод.

– А как же… ты тогда здесь… ты же вон какая… талантливая, тебе на сцену надо, выступать, – он уже сам не знал, как её утешить.

Лариса повернула голову и они несколько секунд смотрели в глаза друг другу. И он увидел совсем другие её глаза. Пожалуй впервые за все годы супружества она смотрела на него без насмешки, без снисхождения. Потом она заговорила совсем другим тоном, словно жалея его… и себя:

– Глупый ты Ген… мне уж тридцать, поезд ушёл. Ты не кори меня, что я артистам завидую, не одна я такая. Они ведь сами себе праздники устроить могут, когда захотят, тогда как остальные люди живут в каждодневных буднях А талант… какой талант, в лучшем случае способности были, а способных много. Талант это Русланова, Шульженко, Пугачёва, ну ещё может эта придурь сдвинутая, Агузарова – их единицы. Конечно, можно и со способностями и даже без них выступать. Вон Порывайка, моя ровесница, как она звездой стала, фамилию свою на красивую поменяла, Королевой стала, и Игоря Николаева окрутила, а он её раскрутил, а сейчас отблагодарила от души, бросила. Но у неё, как видишь, совсем другой талант, не певческий. У меня нет такого, я нужных мужиков окручивать не умею. Я вот тебя только… хоть и не делала для этого ничего, а так уж вышло… – Лариса направила пульт на телевизор и, отключив его, потянулась всем телом к Геннадию…

рассказ

Вообще-то, углём Николай Лукич обеспечил себя на пару лет вперёд. Ему как пенсионеру и ветерану труда уголь полагался за полцены, и он уже несколько лет подряд заказывал по три тонны, в то время как сжигал в год менее двух с половиной. Таким образом, у него в сарае накопилось тонны три-четыре, и можно было годик вообще не покупать. Он так и собирался сделать, но тут, вдруг, официально довели, что ко дню Победы, таким как он, ветеранам, которым более семидесяти лет, администрация области расщедрилась выделить по три тонны угля совершенно бесплатно. От такого подарка Лукич, конечно, не отказался. Когда привезли этот уголь, за два дня до девятого мая, растроганный старик, за то что шофёр самосвала согласился не просто свалить его у забора, а завезти, на ещё не паханный участок, да так удачно опрокинул кузов, что образовалась аккуратная куча, с которой и делать-то больше ничего не надо, только сверху чем-нибудь накрыть, тем же большим куском целлофана… На радостях Лукич дал шофёру аж «стольник», за такую «ювелирную» работу.

Потом по этому поводу у него произошёл разговор с супругой Екатериной Васильевной, в ходе которого, он впервые за двенадцать постсоветских лет похвалил власть:

– Ишь, что деется… А мать? Три тонны такого угля, настоящий кузнецкий, антрацит. Это тебе не тульская зола, и всё за бесплатно. Коммуняки, вона, за семьдесят лет ни разу не выделяли чтоб задаром, а сколь мы на их гадов проклятых вкалывали почитай задарма.

– Да погоди ты старый радоваться, власть кака она ни есть, всегда своё не упустит. Ох, боюсь, что это, или ошибка какая, или опять за кого-то голосовать за это надо будет. Помнишь, как Брынцалов, за пузырёк бесплатного валокордина голоса тут себе собирал, – урезонивала мужа Васильевна.

– И проголосуем, да за три тонны угля за кого хош… этож… этож не пузырёк, за такое, почему ж не проголосовать. Не, эта власть хоть и тоже не больно хороша, но нет-нет, да и уважит, – держался своего мнения Лукич.

Не так уж много поводов для радости у людей в преклонном возрасте, а если он есть, так почему бы и не порадоваться. Впрочем, в сельской местности, если у человека имеется хозяйственная жилка, тяга трудиться, особенно предаваться радостям некогда. Это в городской квартире старик-пенсионер может целыми днями на диване лежать, да газеты почитывать, а здесь нет, здесь необходимо прикладывать постоянные усилия, иначе и жилище в негодность придёт, и огород зарастёт… или без топлива на зиму останешься. И тут тоже возрадовался Лукич не ко времени, сглазил. Где-то через полторы недели, только успели картошку посадить, на демонстрационной доске возле поселкового магазина появилось объявление, напечатанное крупными буквами, видимо специально для плохо видящих стариков. Васильевна по пути в магазин остановилась поболтать с товарками, те и поведали, что в объявлении прописано уточнение про тот самый бесплатный уголь. Оказалось, что бесплатным он является далеко не для всех кому его привезли, а только для ряда оговорённых категорий, а остальным его завезли по ошибке и им придётся уплатить за него по обычной ветеранской цене, то есть пятьдесят процентов от стоимости.

Лукича уязвило это известие, что называется, до глубины души. Вооружившись очками, он самолично поспешил к магазину и скрупулёзно изучил всё, что было написано в довольно длинном и путанном объявлении…

В первые годы двадцать первого века за семьдесят лет перевалили люди рождения двадцатых годов предыдущего столетия. На их долю выпали и коллективизация в детстве, и война в юности, налог на яблони в молодости, и несостоявшееся пришествие коммунизма в зрелости… А вот на старость пришлась смена общественного строя, вернее возвращение того жизнеустройства, что беспощадно низвергли за несколько лет до их рождения, с целью построения невиданного общества, где все станут одинаково сыты и счастливы. Как-то не задумывались тогда, что и о сытости каждый отдельный индивидуум имеет свои отличные от других понятия, и счастье каждому нужно своё, не совсем такое, или вообще другое, чем у всех прочих людей. Своего особого "колеса" не изобрели, вернулись к тому, чем жил весь остальной мир, к тому, чего старики на постсоветском пространстве, прожившие всю свою жизнь в "экспериментальном обществе", вовсе не знали. Николай Лукич тоже принадлежал к данному "экспериментальному" поколению, ибо родился в 1927 году.

Вчитываясь в объявление, Лукич с третьего-четвёртого раза всё же уяснил, что бесплатный уголь положен только Героям Советского Союза, Героям соцтруда, чернобыльцам, участникам Отечественной войны… Увы, Лукич даже участником войны не успел побывать, в сорок пятом его, восемнадцатилетнего могли бы призвать, но он всю войну мальчишкой протрудившийся на железной дороге, был той же дорогой соответственно "забронирован". Не имелось у него и прочих, означенных в списке отличий. Лукича, вдруг, обуяла такая злость… что он решил завтра же ехать в райцентр, в Управу и там со всем и всеми разобраться. Когда пришёл домой, начал спешно искать все имеющиеся у него льготные справки…