Устал рождаться и умирать - читать онлайн книгу. Автор: Мо Янь cтр.№ 106

Страница

В исполненной Чан Тяньхуном арии было тридцать с лишним эпизодов. Первый назывался «Как сегодня вечером блещут звёзды», второй — «Ветерок с юга доносит волнующий аромат цветущих абрикосов и не даёт заснуть», третий — «Я, Сяобай, стою, держась за ветку, и гляжу в ясное небо», четвёртый — «Вижу, как во всех концах земли свежо и вольно развевается красный флаг», пятый — «Председатель Мао бросает клич к полномасштабному развитию свиноводства в Китае», после чего следовало: «Каждая свинья — это снаряд, выпущенный по империалистам, ревизионистам и контрреволюционерам, и передо мной, хряком Сяобаем, стоит важная задача: копить энергию для решительного шага, чтобы, отвечая на этот призыв, осеменить всех самок в Поднебесной…»

Мне казалось, Чан Тяньхун поёт обо мне, казалось, что поёт не он, а я сам, что он выражает словами то, что у меня на душе, и это действительно было так. Возбуждённый донельзя, левой ногой я прихлопывал в такт, всё тело охватил жар, мошонка напряглась, длинный кнут выпростался из ножен. Так и хотелось на случку со всеми свиноматками — спариваться во имя революции, спариваться ради народного счастья, чтобы стереть с лица земли империалистов, ревизионистов и контрреволюционеров, избавить от мучений борющиеся из последних сил многострадальные массы. «Как сегодня вечером звёзды блещут. Ах, звёзды блещут». За кулисами подхватывают, ни свиньям, ни людям не заснуть. У Чан Тяньхуна голос звонкий — говорят, три октавы взять может, — великолепный, блестящий верхний регистр, яркий, сверкающий как бриллиант. Стоит он твёрдо, не делая лишних движений, подобно иным старлеткам. Поначалу мы ещё обращаем внимание на слова, которые он выпевает, но в дальнейшем они уже теряют смысл, мы упиваемся звучанием. Возьми любые музыкальные инструменты, возьми многих земных тварей, способных исторгать прекраснейшие звуки, как, например, соловей, который часто встречается в прозе русских писателей, или ищущие подругу в глубинах океана самцы кита, или певчие дрозды в клетках китайских старичков — их голосам, хоть и очень красивым, не сравниться с голосом Чан Тяньхуна. Паршивец Мо Янь, который в западной музыке ни уха ни рыла, попав потом в город, наверняка не раз ходил слушать музыку, почитал о музыкантах, набрался малую толику знаний о музыке и давай в своём сочинении сравнивать Чан Тяньхуна с итальянцем Паваротти. Я не видел, как поёт этот Паваротти, и не слышал его записей. Я всегда непоколебимо верил, что голос Чан Тяньхуна — лучший в мире, что он — «ревущий осёл» мирового уровня. Когда он пел под деревом, листья слегка подрагивали, и выпеваемые им ноты кружились в воздухе цветистым шёлком, звонкие и мелодичные, мягкие и умеренные — просто «рассыпающийся куньшаньский яшмовый будда, крик пары фениксов», [216] — резвились как потерявшие голову хряк со свиноматкой. Умри Председатель Мао на пару лет позже, эта пьеса точно могла стать популярной. Сначала в уезде, потом в провинции, до Пекина добралась бы, и представляли бы её на подмостках перед храмом императорских предков. [217] Так Чан Тяньхун приобрёл бы известность, и в уезде Гаоми его было бы не удержать. Да и женитьба на Пан Канмэй становилась делом нерешённым. Но то, что пьесу так и не поставили, и вправду жаль. Упоминая об этом, Мо Янь, впрочем, говорит несколько слов, с которыми я согласен. Он считает, что эта пьеса — продукт особого исторического периода и несёт невероятный, но в то же время величественный колорит, что это живой образец постмодерна. Не знаю, существует ли ещё эта пьеса? Сохранилась ли толстенная кипа листов партитуры?

Заболтался я что-то, к нашему повествованию сочинение и исполнение оперы напрямую не относится. О чём надо рассказать, так это о радиоприёмнике. Произведённый в Циндао на Четвёртом заводе радиоаппаратуры полупроводниковый приёмник марки «красный фонарь» подарил Цзиньлуну Чан Тяньхун. Он хоть и не сказал, что это подарок на свадьбу, но, по сути дела, так оно и было. Сказал, что дарит от себя, но приёмник помогла купить Пан Канмэй, ездившая в Циндао в командировку. Это был подарок Цзиньлуну, но Пан Канмэй собственноручно вручила его Хучжу и ещё научила, как вставлять батарейки, как включать, как искать станции. Я по вечерам частенько покидал своё гнёздышко, чтобы побродить по округе; в день свадьбы я это сокровище и увидел. Цзиньлун тогда поставил его на стол с обильным угощением для гостей, зажёг фонарь «летучая мышь» и нашёл самую громкую и отчётливо слышную радиостанцию. Все мужчины и женщины с фермы собрались вокруг, с восхищением глядя на него и слушая. Передняя часть этой штуковины — прямоугольной коробочки пятьдесят сантиметров в длину, тридцать в ширину и тридцать пять в высоту — обита яркой золотистой бумазеей с фирменным значком — красным фонарём. Корпус, похоже, из какого-то коричневатого твёрдого дерева. Работа отменная, линии изящные, всем так и хочется потрогать. Но разве кто осмелится? Аппаратура тонкая, денег стоит, видать, немалых, сломается что, так и не расплатишься. Только Цзиньлун и протирал его куском красного бархата. Все встали кружком в трёх метрах от него, слушая, как поёт тонким голоском какая-то женщина: «Расцвели горные лилии, алые цветы». Они не слушали, о чём она поёт, им никак было ума не приложить: ну как эта женщина смогла спрятаться в этой коробочке, да ещё песни распевать? Я, конечно, не был таким невеждой и в электронике худо-бедно разбирался. Знал не только, что на земле этих радиоприёмников полно, но что есть кое-что гораздо выше уровнем — телевизор. А ещё мне было известно, что американцы побывали на Луне, что Советский Союз запускает космические корабли и первой в космос запустили свинью. «Они» — это работники свинофермы, за исключением, конечно, Мо Яня, который набрался из «Цанькао сяоси» сведений и по астрономии, и по географии. А ещё «они» — это спрятавшиеся за кучей травы хорьки, ежи, их тоже привлёк доносящийся из этой коробки голос. Я слышал, как миниатюрная самочка хорька спросила у самца рядом: «Наверное, такой же, как мы, хорёк поёт в этой коробке?» — «Ты так думаешь?» — отозвался тот. И пренебрежительно сплюнул.

Вообще в два часа пополудни девятого числа девятого месяца обстановка была вот какая. Сперва о небе: в целом ясное, хоть и ходили большие чёрные тучи. Ветер северо-западный, четыре-пять баллов. Как известно всем крестьянам севера, северо-западный ветер — это ключ, который небо распахивает. Ветер умчал большие чёрные тучи одну за другой на юго-восток, тени от них то и дело накрывали абрикосовый сад. Теперь о земле: над ней поднимался пар, по саду ползали большие, с лошадиную подкову, жабы. Теперь о людях: дюжина работников опрыскивали известковым раствором обрушившиеся стены свиных загонов. Свиньи почти все передохли, перспективы у свинофермы были мрачные, а лица свиноводов угрюмые. Они покрыли известковым раствором и мою стену, и свешивающиеся ко мне в загон ветви абрикоса. Разве известковый раствор убивает рожу? Чёрта с два, в игрушки играть вздумали! Из их разговоров я понял, что вместе со мной на ферме осталось семьдесят с лишним голов. С тех пор как разразилась эпидемия, бродить вокруг я опасался, боясь заразиться, и очень хотелось узнать, какой породы эти семьдесят выживших. Есть ли среди них братья и сёстры из моего выводка? Есть ли дикари вроде Дяо Сяосаня? Пока я предавался этим размышлениям, а свиноводы гадали, что их ждёт в будущем, как раз в тот момент, когда под палящим солнцем со зловещим звуком разорвалось брюхо одной из закопанных дохлых свиней, когда из небесных просторов на подтопленный и поэтому начисто сбросивший листву кривой абрикос опустилась большая птица с ярким оперением на хвосте — такую не видывал даже я с моим кругозором, когда Симэнь Бай, указывая на эту красивую птицу, хвост которой свешивался почти до земли, пролепетала трясущимися от радости губами «феникс», — в это время из своей комнаты для новобрачных выбежал Цзиньлун. Ноги заплетаются, радиоприёмник у груди, лицо бледное, вид растерянный. Вытаращив глаза, он заорал во всю глотку:

Страница