Ева попыталась взять дочь за руку, но Брианна спрятала руку за спину.
— И он был к тебе добр? — спросила Ева.
— Я три раза звонила ему на мобильный, пока он ехал по шоссе. Он посоветовал мне чаще выходить из дома и встречаться со сверстниками.
— Он прав, Брианна, — осторожно сказала Ева. — А ты заметила, что Александр уже седой? У него больше общего со мной, чем с тобой. У нас обоих есть второй сольник Моррисси.
— Знаю, — кивнула Брианна. — Я знаю о нем все. Знаю, что его жена погибла в автокатастрофе, когда он вел машину. Знаю, что Тейт — это фамилия хозяев-рабовладельцев, которым принадлежали его предки. Знаю, сколько он зарабатывал в нулевые и сколько налогов платил. Знаю, в какую школу ходят его дети и какая у них успеваемость. Я в курсе его личной жизни и знаю, что он превысил кредитный лимит на семьдесят семь фунтов пятнадцать пенсов, а по договору нештрафуемого размера превышения лимита у него нет.
— И он сам тебе это все рассказал?
— Нет, я же с ним почти не общалась. Я его погуглила.
— Что значит «погуглила»?
— Ты будто из каменного века, ма! Я собрала всевозможные сведения об Алексе в интернете, где можно найти абсолютно все. Я детально изучила историю его жизни и однажды стану ее частью.
— Но, Брианна, не забывай о его детях. Ты же не любишь детей, помнишь?
— Его дети мне нравятся! — вскричала Брианна.
Ева никогда прежде не видела дочь такой возбужденной. Тут скрипнула дверь спальни Брайана-младшего, а секунду спустя сын ворвался в комнату Евы:
— Я слышал, как ты словесно линчуешь мою сестру, мама. Почему бы тебе не заткнуться и не оставить нас в покое?
Двойняшки придвинулись вплотную друг к другу, совсем как тогда, когда лежали в матке Евы, и вместе удалились.
Ева была рада их уходу, но никогда прежде не чувствовала себя такой одинокой. Близнецы переговаривались в спальне Брайана-младшего тихими убежденными голосами, словно заговорщики, планирующие антиправительственный бунт.
Смартфон, по которому Брайан изучал рецепт, упал в лужицу из индюшачьего сока. Брайан попытался вытащить гаджет щипцами, но снова выронил — теперь в утятницу, брызнув кипящим жиром себе в лицо. Горе-повар вскрикнул и сполоснул лицо холодной водой. Снова попытался достать смартфон щипцами, на этот раз умудрился вынуть его и кинуть в уже переполненную раковину. Как он и ожидал, экран не светился.
Брайан запаниковал.
Что делать дальше?
Сколько еще готовить индейку?
Когда добавлять брюссельскую капусту?
Пора ли вынимать из пароварки рождественский пудинг?
Достаточно ли густ соус с хлебными крошками?
Где толкушка для пюре?
Не обращая внимания на доносящийся из кухни шум — грохот, вскрики и проклятия, — Руби и Ивонн, сидя в уютных креслах перед камином, вспоминали, сколько рождественских ужинов приготовили за свою жизнь.
— Без подсказок компьютера, — сказала Руби.
— И без мужа-кулинара, — добавила Ивонн.
Александр с детьми шли посередине Боулинг-Грин-роуд, увертываясь от машин. Передвигаться по обледенелому тротуару было невозможно.
Александр придерживал Венеру, сидевшую на новом велосипеде со скоростями. Томас отрешенно толкал кукольную коляску с плюшевым жирафом, восседавшим на розовой подушке. Александр задумался, не перегибает ли он палку с гендерным воспитанием, формирующим представление о женском и мужском.
Стэнли Кроссли закрывал дверь, когда они поравнялись с его домом. Поздравив детей с Рождеством, ветеран сказал:
— Надеюсь, я не слишком рано.
— Наверняка за стол мы сядем позже, чем планировалось, — усмехнулся Александр.
— Да мне все равно.
У самого дома Боберов Томас вдруг сообщил Стэнли, что его жирафа зовут Пол.
Старик заметил:
— Вполне подходящее имя для жирафа.
Венера внимательно посмотрела на Стэнли и спросила:
— А у вас лицо болит?
— Уже нет, — сказал он. — Но выглядит ужасно, правда?
— Да, — кивнула Венера. — На вашем месте я бы прикрыла его маской.
Мистер Кроссли рассмеялся, но Александр смутился и попытался извиниться.
Стэнли возразил:
— Это честная детская реакция. Вскоре девчушка ко мне привыкнет.
Услышав голоса на улице, Ева подняла фрамугу и высунула голову.
— С Рождеством! — крикнула она.
— С Рождеством! — хором ответили ей.
«Она прекрасна — даже со всклокоченными волосами», — подумал Александр.
В четверть шестого гости наконец сели за стол. Брианна умудрилась занять место напротив Александра.
Часть еды оказалась вполне съедобной.
Опустошив свою тарелку, Руби заметила:
— Тебе лишь немногое не удалось, Брайан. Жареная картошка не хрустящая, а у подливы смешной вкус.
— Пластмассовый, — вставила Ивонн.
— Нет, металлический, — поправил бабушку Брайан-младший.
— А по мне, так индейка бесподобна, — сказал Стэнли. — Мои поздравления, доктор Бобер.
Брайан совершенно вымотался. Никогда еще на его долю не выпадали столь суровые физические и моральные испытания. За закрытыми дверями кухни он то плакал, то ругался, то вопил в голос, то впадал в отчаяние и принимался истерически хохотать. И все же он сумел выложить тринадцать основных блюд на тарелки и накрыть на стол. Взорвались хлопушки, гости нахлобучили бумажные колпаки и обменялись шутками.
Руби поздравила Александра с тем, что у него такие вежливые дети.
— Папа сказал, что даст нам десять фунтов, если будем хорошо себя вести, — тут же выложила Венера.
Александр рассмеялся и покачал головой.
— Дай определение доброты, — прищурился на Венеру Брайан-младший.
— Ребенку всего семь лет, Брайан-младший! — одернула внука Ивонн.
Венера подняла руку и выжидательно посмотрела на Брайана-младшего, который тут же кивнул.
— Доброта значит ложь во спасение, чтобы люди не обиделись на правду.
— Венера, я бы хотел узнать твое мнение о пище, которую я приготовил, а ты только что съела, — обратился к девочке Брайан.
— Папа, мне нужно быть доброй? — спросила Венера.
— Нет, просто скажи как есть, малышка.
Венера переместила свернутую салфетку с коленей на стол, развернула белое полотно, и все увидели подгоревшую начинку, почерневшую сосиску, жирную обугленную картошку, три переваренных кочанчика брюссельской капусты и склизкий йоркширский пудинг.