С таким или надо работать — или отваливать на все четыре. Точка. Альтернативы нет. Чернавцева, эта бестия, поначалу не может сообразить, в чем подвох. Наконец, до нее доходит, и начинаются стон и плач. Угрозы, мольбы и заклинания. Зачем я меняю контракт с клиентами? Теперь клиенты обязаны выплачивать взносы ежемесячно, накопительным итогом — по двадцать пять, тридцать пять и сорок пять процентов, и при нарушении дисциплины платежей фирма снимает с себя обязанность поставить S1Q точно вовремя, только — при получении партии. Теперь она — я о Чернавцевой, — не воет, а орет, и начинает вопить благим матом, когда я издаю директиву — распорядительный документ компании о снижении цены, на первом этапе до семисот тридцати девяти долларов США за фильтр. «Мы обещали людям твердые комиссионные!» — голосит она. Я говорю, что не обещал ничего. Неужели ей не ясно, объясняю я ей на тех пальцах, что при понижении цены продукт становится доступней: ее менеджеры смогут больше продать и больше получить. Чернавцева не рубит в арифметике — как, впрочем, и во всем остальном. Она вопит, что устраняется — она не исполнит обещание, данное Иришке и «Машец», и не буду ли я так любезен встретиться со всеми менеджерами?
Всегда готов встретиться со всеми менеджерами.
Тут Хоменко приводит кавалерию: своего мужа, бывшего начальника торгового сектора «Zepter», а до того — начальника Управления кадров ФСБ.
Давно не видел КГБэшников, соскучился по ним всей душой. Это они сломали мне жизнь в свое время. Расплатился я с ними звонкой монетой, за что и был депортирован из Украины. Но я встречал среди них умных и порядочных людей. Исключительно умных и исключительно порядочных. К несчастью, они не были в большинстве. Муж Хоменко был пожилой, основательный, рассудительный и поразительно спокойный мужик. Никуда не торопился. Старше меня лет на пятнадцать. И сама доброжелательность. Ходит и лучится. Сидит и лучится. Оставил нервную систему в Музее разведки ФСБ. Теперь у нас был полный суповой набор: мы с женой, тетя Иришки, брат Абдулл-Хаффизовны — наш таможенный брокер, Саша, Боря, словом, все любовники, родственники, племянники и кумовья, пятая вода на киселе, девери, свояченицы — оставалось подождать, пока помешанная Иришка притащит актеров, домовой комитет, бывшего мужа и няню дочки.
Владимир Игнатьевич — так звали Хоменко-мужа — первым делом сел на против меня и с места в карьер стал орать голосом военного кадровика, что необходимо положение о Торговом секторе компании. Я — обомлел. Ему полагалось сидеть и лучится. И, вклинившись в маленькую паузу — полковник готовился к новой тираде — тихонько спросил, о каком положении, о каком секторе в торговой компании идет речь. «То есть, как это, о каком — о торговом!» — огрызнулся он, и я понял, что должен молчать, пока эта река не обмелеет. Часа полтора, как выяснилось. Я побожился, что учту все его пожелания, и тихо ушел под каким-то предлогом. Зачем спорить с немолодым человеком, который пришел помочь жене?
И только к вечеру — бедная Хоменко краснела, белела, извинялась, что ее муж полез на меня, как на дот — до меня, наконец, дошло, что он имеет ввиду обыкновенную, четкую инструкцию по продажам, и что он говорит дело. По-тихому я переговорил с Любовь Семеновной, а не возглавит ли ее муж сектор МЛМ? Ну, разумеется, возглавит.
И я сел за инструкцию.
А, между тем, меня ожидала встреча с представителями и менеджерами сети МЛМ. И я ждал ее с нетерпением.
15
Бог свидетель, сколько раз я объяснялся со сбытовиками.
Я, можно сказать, стоял у истоков МЛМ, во дни, когда работал в фото-промысле или фото-волыне: когда наши «батраки», вооруженные «показухами» или папками с цветными портретами «бомбили» города и села, поселки и райцентры на просторах нашей необъятной Родины — собирали фотографии, любые: старые, мятые, надорванные, засаленные, дорисованные, засиженные мухами, вклеенные в паспорта, — после чего в городе делали цветные «портреты» или «лурики»: переснимали, увеличивали, ретушировали, раскрашивали их анилиновыми красителями, и задували лаком для волос. Батраков разбивали на бригады, бригадиры и батраки получили с каждого «лурика» или заказанного портрета, и было мне тогда двадцать семь неполных лет. И я руководил шестнадцатью бригадами, распоряжался деньгами, материалами, людьми.
Теперь, спустя четверть века, это называлось иначе.
Но вряд ли мне предстояло узнать нечто новое.
Мне надо было просто загнать людей в работу. И все дела.
Загнать в работу надо было убеждениями, а не кулаками, как во дни молодости моей. В общем, ничего не изменилось — люди, которых страна столкнула в сточную канаву, шли в организованную преступность не обязательно грабить и убивать. Кому не хватало отваги и смекалки, чинили зонты и сумки, вставляли змейки, склеивали посуду, шили, брали в руки папки с «показухами» — и называлось это шоу «с папкой по стране». Господи, сколько я их видел и перевидал!
Теперь другие люди, с Иришкой во главе решили рассказать мне, как делаются такие дела.
Наивные.
Инструкция для представителей и менеджеров сети МЛМ компании вышла у меня замечательная — ни одна МЛМ-компания не имела равной. Хоменко были от нее в восторге. Я — тоже.
Грош цена менеджеру, не умеющему по высшему классу делать регламентные документы. Юристы у нас старой школы — и предоставления не имеют ни об управлении, ни о специфике компаний. Такая вещь стоила минимум тысяч десять — пятнадцать долларов США, и я с трудом подавил в себе желание попросить Иришку устроить дополнительное состязание — между мной, Вольдемаром и «Алруд».
Кстати, о Вольдемаре.
После всех сотрясений воздуха Иришка перезвонила мне на ночь глядя, поныла, поохала, и наконец, разродилась тем, что не может принять мои условия — что Маша категорически против, что Вольдемар все-таки много сделал — и не помирюсь ли я с ним? Иришка в своем репертуаре. Косыгин в юбке. Если она говорила «никогда», это означало «завтра».
Что было толку давить из нее клей? Ей и так было хреново. Поэтому я сказал, что помирюсь с ним, пусть спит спокойно. Кажется, она даже сказала мне спасибо. И я помирился с Вольдемаром: сказал, что если в следующий раз он попробует мной распоряжаться, дружбе конец.
И вот, в назначенный день маленький менеджер предстал перед этими неудачниками. Перед так называемой сетью МЛМ — кудесниками продаж и профессорами презентаций. В зале обучения, где их набралось душ двадцать — двадцать пять. Наша Королевская рать. По виду социальные сироты — бывшие инженеры, семейные пары, какие-то тетки. В большинстве из Московской области. Что называется: без слез не взглянешь. Это они-то продавали кастрюли «Zepter». Которые продают сами себя.
Вопросы?
В разнобой они стали галдеть про свои комиссионные, про наш складской запас, отсутствующий по их вине — и про обещанный им ассортимент. В задних рядах партера я завидел своего друга Бориса. Шифоньер время от времени изображал пароходный гудок. Как были похожи они друг на друга на своих собраниях, эта «тысяча слабых»! Если на то пошло, надо было готовить заговор, чтобы припереть к стенке маленького менеджера. Заткнуть ему глотку, наброситься сворой, удушить и объявить нашу фирму очагом мятежа.