Улица - читать онлайн книгу. Автор: Исроэл Рабон cтр.№ 43

Мне жутко становится, когда я припоминаю, как весь наш пятый полк королевско-императорской австрийской армии два дня и ночь напролет топтался в раскисшем снегу, до костей промокнув под дождем. Мы все были довольны, когда нас окружила и взяла в плен казачья часть. Только один перепуганный венгр все плакал: «Казаки нас всех расстреляют! Как Бог свят, всех расстреляют!»

Казаки не только никого не расстреляли, но даже угостили нас русскими папиросами и хлебом. За это мы дали им немецкого мармелада и шоколада, а испуганный венгр перестал плакать. Даже весело стало. Все вздохнули с облегчением: наконец избавились от винтовок и теперь наверняка останемся живы. Никто, однако же, не представлял себе печального путешествия в лагерь для военнопленных, который нам предстоял.

Забегая вперед, скажу, что дорога из Лемберга до Владивостока длилась не меньше четырех месяцев, да к тому же почти без еды.

Нас было семьсот шестьдесят пять здоровых мужчин. За весь долгий путь нам всего несколько раз давали суп с хлебом. Нам говорили попросту: «Можете умирать. Вы нам не нужны…»

Но мы не хотели умирать, и за четыре ужасных месяца пути во Владивосток едва не умерли только двое — один чех и один изысканный венский немец. Но и они все-таки не умерли, не дай Бог, ни от голода, ни от странной горячки, про которую сам доктор не знал, откуда она взялась.

До Киева мы ехали вместе с русскими солдатами и под стражей. В Киеве прождали два дня. Там нам выделили специальный поезд с девятью теплушками. Каждый получил по две буханки свежего хлеба и по миске горячей каши, так что застывшая и замершая кровь заструилась по жилам. В Киеве нам сменили конвоиров. Офицер нашего полка не забыл напомнить:

— У кого есть австрийские деньги, должны отдать их мне. Наши деньги надо будет обменять на русские. Наши-то ни один русский крестьянин не возьмет. Сдохнете в пути от голода.

Тут же в фуражку, которую он снял с головы, посыпались австрийские кроны и крейцеры.

Деньги он отдал командиру сопровождавшего нас русского конвоя, молодому фельдфебелю с красной подвижной физиономией и маленькими быстрыми глазками.

Один из нас, чех, немного знал русский и служил переводчиком. Он объяснил фельдфебелю, что от него требуется. «Хорошо», — заявил фельдфебель: он идет в город, обменивает деньги и привозит провиант. Сказано — сделано. Фельдфебель взял караульного и сразу ушел вместе с ним в город.

А спустя короткое время мы, сидя в товарном вагоне, издали увидели телегу, на козлах которой сидели какой-то русский бородатый извозчик и наш фельдфебель. Оба они мотали головами и плевались во все стороны. Поравнявшись с паровозом, фельдфебель спрыгнул с телеги и закричал:

— Четверых в помощь!

Спустились четверо пленных.

Только тут мы увидели, что вместо провианта фельдфебель привез полную телегу самой скверной русской водки.

Мы не посмели возразить ни слова. Мы же были у них в руках. Мы с ужасом представляли себе, что всю дорогу у нас не будет ни куска хлеба, одна водка. Мы сжали зубы и молчали.

Затем фельдфебель очистил один вагон от пленных, которых он рассовал по другим вагонам, а в этот вагон загрузил бутылки водки.

Погрузка водки произошла, когда мы были в полуверсте от станции. Фельдфебель договорился об этом с машинистом. Потом он выставил в вагоне с водкой охрану, и мы поехали. Спустя короткое время вся охрана была мертвецки пьяна. Даже машинист едва держался на ногах.

Какой-то русский солдат, увидев, что машинист пьян, принялся звать фельдфебеля. Фельдфебель подошел и, увидев, что машинист мертвецки пьян, стал таскать его за волосы.

— Ты заведешь этот «самовар» прямо в реку… сукин ты сын! — кричал он на машиниста. — Вот мы сейчас… сейчас же тебя вытрезвим…

Он приказал двум солдатам раздеть машиниста.

— Ты, сволочь, нагрузился водкой, как свинья, доведешь нас до беды… в яму поезд заведешь… не тужи, братишка, сейчас мы тебя протрезвим, я у тебя из нутра водку-то повытрясу… я тебе прочищу голову… да не царапайся ты… тррщ!.. — И фельдфебель двинул машиниста, который вырывался и не давал себя раздеть, кулаком правой руки в нос.

Мороз обжигал и сверкал, как радуга. Пар изо рта замерзал. Было холодно, ужасно холодно. Ветер швырялся колючими иглами.

Через пару минут машинист остался в чем мать родила. Его красное тело покрылось от холода пупырышками, как кожа мертвого гуся, а лицо посинело и оцепенело. Мускулы, сведенные в комки на крепком теле, дрожали.

— Берите его за руки! — скомандовал фельдфебель двум солдатам, которые, не медля, схватили машиниста за длинные, натруженные, покрытые мозолями, черные руки. — А вы, — обратился фельдфебель к двум другим солдатам, — берите его за ноги.

Два других солдата так и сделали. Мычащая, стонущая голова машиниста повисла между солдатских ног, и из его рта потекла черная слюна с кусочками пищи.

— Раз, два, три! — сосчитал фельдфебель. — Бац!

Четыре солдата изо всей силы швырнули голого на десять метров от себя в глубокий промерзший снег.

— Так, так, братцы, в такой баньке живо протрезвеешь! — вдруг заорал машинист.

Он и в самом деле протрезвел. В отчаянии мотнув головой, он крикнул:

— Караул!

Никто не отозвался. Солдаты охраны напились и спали как убитые.

— Караул! — крикнул машинист еще раз, а потом забормотал: — Если бы кто здесь появился и увидел нас пьяными, тут бы такое началось! Напиться на службе! Четыре года каторги, как на духу, четыре года…

Из одного вагона он с криком и руганью перепрыгивал в другой и в конце концов, отчаянно причитая, добрался до паровоза:

— Четыре года… четыре года…

В пять утра поезд остановился в П. Там поменяли машиниста и кочегара. Солдаты протрезвели. Фельдфебель сам поселился в вагоне с водкой и стерег ее. Так он мог быть уверен, что никто не напьется… К половине седьмого он сам лежал на полу мертвецки пьяный, но и пьяный он продолжал исполнять свой долг. Он был на посту: лежал поперек двери, с револьвером в руке, и всех предупреждал:

— Кто подойдет за бутылкой водки — схлопочет пулю в лоб! Я не хочу из-за вас получить четыре года каторги, сучьи дети!

Поезд мчался через поля, реки и долины.

Около полудня поезд опять остановился. Фельдфебель подбежал к нашему офицеру:

— Черт побери, я от этой водки совсем умом тронулся, берите и вы… Согрейте душу, братцы! Это ведь на вражьи деньги!

Оставалось еще больше восьмидесяти бутылок. За очень короткое время мы, шестьсот человек, опустошили все бутылки, две из них отдав новому машинисту. Через два часа фельдфебель снова забегал с отчаянием на лице. Он размахивал руками и кричал:

— Может случиться беда… беда… Машинист мертвецки пьян. Он нас прямо в Черное море завезет, собака! Я ему покажу, как пить на службе! — и он аж подскочил от злости.