Надя побежала через зал и юркнула в небольшую дверь рядом с лестницей.
Магда направилась за ней. Она заглянула в комнату. Типичная секретарская, стол завален бумагами, шкафы, полки, тумбочки, ксерокс. Единственное, что было не характерно для такого рода помещений, так это роскошный ковер, с каким-то африканским мотивом.
«Все-таки чудной он человек», – подумала Магда. Стараясь не сильно наступать на африканскую красоту, она подпрыгнула к столу. Надя разговаривала с кем-то по телефону активно и очень подобострастно, все время приговаривая: «Да, да, я ему передам, обязательно, конечно, я этого не могу сказать, обязательно, даже не знаю...»
– У меня нет твоего номера, старая записная книжка потерялась, – прошептала Магда.
Надя протянула ей визитку.
– Давай звони, – проговорила она одними губами.
Магда нацарапала на листочке свой телефон и удовлетворенная вышла из особняка.
История Пупель
Шло время, жизнь Пупель протекала. Что это была за жизнь? Мрак.
Она ни с кем не общалась, кроме Погоста. В дополнение ко всем своим замечательным качествам Погост еще был до ужаса ревнив. Он не хотел, чтобы Пупель ходила куда-нибудь. Исключением было высшее художественное заведение и работа. Тут он смирялся. Разговоры Пупель по телефону тоже грубо им пресекались. С Магдой общение случалось от случая к случаю. К Магде Пупель приезжала после скандалов. Та поначалу утешала ее, а впоследствии говорила, что надо резко рвать. Конечно, Магда была права. Пупель это понимала, но не делала.
Однажды, дело было перед очередной сессией, Пупель ничего не успевала, к экзамену по истории искусств не была готова абсолютно, а билетов было больше ста. Завалить экзамен значило бы не получить стипендию. Пупель была вся на нервах. Как можно за ночь выучить сто билетов по истории искусств?
Погост, напротив, пребывал в хорошем настроении, он читал книгу, что-то насвистывая.
– Пора нам расслабиться и отдохнуть, – проговорил он.
– Завтра экзамен, а у меня конь не валялся, а если завалю, стипендию не дадут, – сказала Пупель.
Потом она очень жалела о своем поступке. «Лучше бы экзамен завалила, – думала она. – Хотя, если он этим занимается, то какая разница, может и хорошо, что я теперь это знаю. И вообще, снявши голову, по волосам не плачут».
– Хоть один билет знаешь? – поинтересовался Погост.
– Что он мне даст, один билет?
– Есть у тебя один билет, который ты знаешь отлично?
– Ну, предположим, билет номер пятнадцать «Искусство Византии».
Погост дернул Пупель за волосы, вырвав большой клочок. От боли она взвыла. Выпучив глаза, отшатнулась от него. Погост держал в руках лезвие «Нева». Он схватил ее за руку и полоснул по пальцу, фонтаном хлынула кровь. То же самое Погост проделал со своим пальцем. Пупель замутило, она подумала, что Погост совсем лишился рассудка и решил покончить с ней, а заодно и с собой. Она закричала.
– Чего ты орешь, как резаная? – возмутился Погост.
– Я и есть резаная. – Пупель сжалась в комок.
Погост прижал волосы к своему кровоточащему пальцу.
– Я тебе помогаю, дурочка, – он приложил кусок волос и к ее пальцу, что-то бормоча. Потом завернул волосы в бумагу. – Завтра перед экзаменом вынешь, приложишь к сердцу, и все будет нормально. Ни в коем случае эту вещь не показывай, ничего никогда не рассказывай. Это достаточно серьезно. Могут твои близкие пострадать, твоя родная кровь, – предупредил ее Погост.
Пупель сдала историю искусств на отлично, ей попался билет номер 15 «Искусство Византии».
После этого случая страх не оставлял ее.
Иногда Пупель заходила к родителям. Там, в атмосфере уюта и покоя, чувствовала себя еще хуже. Она ничего не рассказывала им о своей жизни.
– Все нормально, – говорила она, – все в порядке.
Иногда ей хотелось прибежать в отчий дом, заплакать, зарыдать, выкрикнуть: «Помогите мне, спасите, я больше так не могу». Но Пупель понимала, что этого делать не надо, нельзя, ни в коем случае не рекомендуется.
Она ненавидела теософию. Имя Штейнера выводило ее из себя. Пупель больше не слушала вечерние чтения Погоста. Она нашла очень интересный ход. Во время чтения, когда Погост что-то ее спрашивал, она сначала долго ничего не отвечала, притворяясь, что не слышит его вопроса, затем якобы приходила в себя, говоря, что практически уже находится в астрале, видит розовые звездочки и слышит музыку сфер. Может, это и была ее музыка сфер.
Пупель вспоминала Максика. Это было что-то далекое, нереальное, из какой-то совсем другой жизни. Картинки как живые вставали у нее перед глазами. Яркий весенний день, крутой берег реки, звенящий воздух, голубые глаза улыбающегося Максика, его огромные руки, обнимающие ее нежно, но очень крепко.
Видя блаженную улыбку на ее лице, Погост оставлял ее в покое, продолжая читать. Но этот номер проходил не всегда. Иногда Погост требовал конкретики по поводу астральных выходов. Какие звездочки? Какая музыка? Пупель приходилось все это придумывать. На лекциях в высшем художественном заведении, в темном зале, под монотонный рассказ лектора очень хорошо думалось и представлялось.
Там, в этом большом зале, где на экране вдалеке мелькали мутные слайды, якобы иллюстрирующие историю искусств, у Пупель рождались фантастические миры, неземные цвета и даже слышалась фантастическая музыка. Пупель записывала придуманные истории в тетрадку, развлекая себя. Материалов накопилось много. Тетрадки Пупель складывала к себе в стол.
Ежедневные катаклизмы с вешаньем в ванной Пупель удалось блокировать. В один чудесный вечерок, когда представление Погоста было в самом разгаре, гвозди были уже забиты, эспандер прикручивался, Пупель неожиданно пришла в голову очень свежая мысль. Она, вместо того, чтобы умолять Погоста, кидаться к нему, спокойно зашла в ванную и проговорила:
– Если ты сейчас же, сей секунд не прекратишь, я вызову психиатрическую.
Сказано это было жестко и прямо. Затем она вышла из ванной и направилась к телефону. Эффект был потрясающий. Погост как-то сразу утих, самостоятельно вырвал гвозди из косяка и как ни в чем не бывало уселся на кухне, мило щебеча. Но этот метод не действовал в отношении номера сипухи – сыча. Тут, видимо, Погост заводился не по-детски, и ему плевать было на психиатрическую и вообще на все. Ночами чудовищные сцены продолжались. Погост в этот момент совсем себя не контролировал и распускал руки.
В один из таких милых вечеров Пупель выскочила из дома и рванула к Магде в Новые Черемушки. Она ворвалась в метро прямо перед самым его закрытием. Народу было мало, поезд долго не приходил. Пупель стояла на платформе и смотрела вниз, на рельсы. Внезапная мысль: «А не броситься ли под поезд?» пришла ей в голову.
Но страшно было не погибнуть, а покалечиться и остаться до конца дней беспомощным инвалидом. Если бы моментальная смерть! Тут тоже возникли сомнения. Постоянно слушая чтения по теософии и ненавидя это все всей душой, кое-что она все-таки для себя почерпнула. Некоторые вопросы волновали ее. Будет ли смерть моментальной? Внешняя сторона смерти, предположим, произойдет мгновенно, но что в этот момент происходит с душой? Как продолжителен переход?