Квартет - читать онлайн книгу. Автор: Василина Орлова cтр.№ 77

В конце письма солдат просил послушника выслать ему «Братьев Карамазовых» и «Подростка» — «Как я представил выше, с художественной литературой здесь скудно». Еще просил учебник по древнегреческому. «Может показаться, что здесь у меня уйма времени — на самом деле научился выводить свободную минутку. Бывает, оставляют дежурным по роте, иногда в наряд заступаем через сутки».

Заметки содержали и подробные пересказы сюжетов книг, которые попадались солдату, и сетования, что мало прочел на гражданке, и многочисленные разноречивые планы на будущее, и все то, без чего, вероятно, немыслима военная служба. Изложенные в повествовательном ключе, некоторые события затем вспоминались мне как живые, ясные, увиденные непосредственно.

Мы встретились за «круглым столом», организованным крупной газетой. Дмитрий Наволоцкий, Алла-Беата (Альфа-Бета), Максимушкин, Сема Веников и даже барон-историк Огибалов с янтарным мундштуком. Не хватало только поддельной блондинки. Добропорядочные ребята переместились из полуподвальных клубов в респектабельные редакции. Конечно, они уже больше не заикались о вечной зиме и астральном холоде. По крайней мере не говорили вслух.

Мы разместились в креслах, и редактор, надсаживаясь, навалясь на столешницу, медленно, чеканно заговорил:

— Нам пора постепенно расширять круг влияния, сферу интересов, тем и проблем. Для этого мы вас и пригласили. Мы готовы дать вам карт-бланш, если вы, конечно, сумеете им распорядиться.

Беата, заштукатуренная чуть меньше, чем обычно, в безразмерном свитере, против памятного по прежним годам обыкновения, но все же с обширным декольте, значительно покрупневшая, сказала:

— По-моему, все строится на взаимопонимании. И общении. Куда ни придешь, там все те же: Веников, Наволоцкий. Максимушкин. — Она на секунду запнулась, произнося фамилию своего бывшего мужа. — Пора прямо сказать: мы все здесь, по сути дела, избранные.

Кто-то дернулся на другом конце стола, но она не собиралась брать паузу.

— И мы должны обращать большее внимание друг на друга. Следить за дискурсом друг друга. Например, я была бы рада, если бы ты написала рецензию на мою книжку.

— Кто — я? — изумилась я.

— Ну да.

— Да я не пишу рецензий.

— Пишешь. Я видела.

После «круглого стола» мы сели за квадратный — спустились в бар и там, в сигаретном дыму, оккупировали место, растолкав плотно сидящих.

— Я открыла собственное дело! — Беата затянулась и через ноздри выпустила дым.

— И что за дело?

— Лечу людей. — И она привычно перечислила: — Порча, сглаз, отворот-приворот, предсказание будущего, коррекция судьбы, снятие депрессии, избавление от наркозависимости, прерывание нежелательной беременности, все дела.

— И кто же ты теперь? Какая-нибудь матушка Алла?

— Почему это? Волшебница Беата.

— Слушай, спасибо тебе, ты мне так помогла. — вдруг вступил Наволоцкий.

— Чем же?

— Ну помнишь? Ты как-то назвала меня великим поэтом. Я как раз тогда пребывал в депрессии. Но после вечера пришел домой — и словно новая волна энергии накрыла. В один присест накатал дюжину стихотворений. Три из них я даже включил в недавнюю подборку. Должна скоро выйти. В «Волшебном фонаре».

— В «Волшебном фонаре»? — оживилась Беата. — Интересно. И как тебе удалось туда пробиться?

Появилось ощущение дежавю. Я знала буквально каждое следующее движение Максимушкина и Веникова: и как они потянутся к графинчику, и как опрокинут стопки. Под каким бы предлогом смыться отсюда? И я ищу предлоги…

А тут еще историк забубнил в ухо:

— Знаете, я уже совсем не человек. Да будет вам известно! Преодолел человеческое в себе. Проблема в том, что на шахматном поле надо играть по шахматным правилам. Какой бы ты ни был умелец забить козла, тебе вряд ли помогут твои навыки в вечной битве черных и белых.

Шут гороховый.

— Между прочим, добро очень дорого стоит! А если человек делает добро и ему за это еще что-то перепадает, то он добра не делает. Дорогое удовольствие делать добро.

— Зачем вы это говорите? И вообще. Почему надо подсчитывать?

— В нас всех заложены некие программы, — наседал Огибалов, и реденькие усики пошевеливались на верхней губе. Невольно вспомнился симпатяга сапрофит. — Женщина выполняет определенную программу… Как компьютер.

Так он нес, придвигаясь ко мне сантиметр за сантиметром, и было видно, что он себе очень нравится. Я слушала его со все возрастающим отвращением. Он был и жалок, и беспокоен, и брызгал апломбом.

— Разве какой-то человек настолько хорош, чтобы его можно было любить всю жизнь? — встрял и Веников.

Я с подобием укора посмотрела на него: ты-то куда? Дело ведь не в том, достаточно ли хорош человек. Любовь не рассуждает, насколько ты хорош… И все такое!

— А кстати, — прищурилась Беата, — я вижу, что над тобой брезжит венец безбрачия. Не хочешь снять? Для тебя это будет стоить всего ничего.

— Ты сама разошлась с мужем! — сказала я, и она осеклась. — А кстати, вам не нужен пылесос «Тибри»? О, это вещь! Все дело в том, что в обычных домашних условиях мы дышим трупами паразитов.

Синаксарь говорит, что «Пилат, испугавшись, отпустил им Варавву, а Иисуса предал на распятие (ср.: Мф. 27: 26), хотя втайне и знал, что Тот неповинен. Увидев это, Иуда, бросив сребреники (в храме), вышел, пошел и удавился (см.: Мф. 27: 3–5), повесившись на дереве, а после, сильно вздувшись, лопнул».

Что ты стращаешь меня, господине Ксанфопуле: «сильно вздувшись, лопнул»? Мне страшно, что он кинул сребреники. Вот от этого ужас дышит в затылок и незащищенную шею.

Отец Зосима рассказывает: «Во время литургии при пении «Херувимской» на словах «отложим попечение» прихожане из сумок вынимали печенье и складывали на панихидном столике — и так каждый раз. По печенью отложить, это у них называлось».

А я по всегдашней своей рассеянности потеряла свидетельство о разводе. Когда сказали, что пора оформлять документы, перерыла все бумаги. И не нашла. «Как только принесете, сразу официально оформим», — сказал Федор, еще один семинарист и автор сайта. Он коротко стрижен и не носит бороды, как и положено послушникам, но длинные изогнутые ресницы, перистые, темные у начала и светлые на конце, как бы восполняют это, и лицо не кажется «босым». По какому-то порыву я соткровенничала с Надеждой:

— Федор напоминает католического прелата.

Она рассмеялась:

— А он, кстати, из Латвии.

Вдыхаю морозную гарь Москвы, иду вдоль шоссе, по которому текут автомобили. Шум и грохот. Кажется, вплоть до самого горизонта, нигде и никогда не будет ярких цветов. Только серый, серый всех оттенков, любой насыщенности, словно накинули на все одно общее грязное покрывало. Даже машины одного цвета, и красные, и желтые, и зеленые. Все утонули в беспредельном однообразии. Чешуя наросла на боках, налипла на дверях, на бамперах, как и на стенах домов, уступах тротуаров, стволах деревьев. Медведковский загс. Шестьсот пятый автобус от станции метро «Отрадное».