Вчера - читать онлайн книгу. Автор: Василина Орлова cтр.№ 6

— Нельзя же так покорно следовать моей воле, — укоряю этого клоуна.

— Я бы на твоем месте поблагодарила, — неуместно сострила Женя. Противная девчонка. Кто ее спрашивает, что бы она стала делать на моем месте? Глупа, но красива. Вся такая каштановая, пушистая. Вчера, изящно покручивая в пальцах дужку очков, рассказывала, как в метро читала «так, одну поэму Бернса», а к ней «подошел какой-то милый молодой человек», слету покорен ее умением читать по-английски.

— Ну-с, деточки… Что у нас сегодня? — Профессор Макаров шмякает на стол линялую сумку с цветной надписью: «Спорт СССР». При том, что самого СССР нет уже целую пятилетку, эта сумка — легенда, она, рассказывают, у профессора со студенческих лет.

Тетради зашелестели, затылки зачесались. Черт его знает, что там у нас сегодня…

Макаров озирает каждого поочередно. Как говорили в прошлом веке, взгляд его стальных глаз проникает в самые глубины смятенных душ. Наш позор для него очевиден, как ошибки наивных парадоксов Зенона. Мы кролики, и всех пожрет удав.

— Деточки, что ж вы у меня такие глупенькие? — Решил покуражиться знаменитый автор десятка учебников. — Ни фига вы не учитесь. Балду гоняете. А я вас люблю. И поэтому на экзамене пощады не будет.

Вряд ли найдется такое место в истории философии, куда Макар телят не гонял.

Досадует. Собирает лоб в складочки. Поворачивается к доске. Там значится: «Если есть инкубатор, должен быть и суккубатор!»

— Кто автор?

— Я, — отзывается Слава. Макар склонил голову.

— Неплохо. Даже остроумно. Хотелось бы, однако, получить некоторые разъяснения. Вдруг остальные, как обычно, не осведомлены…

— Кто такие инкубы и суккубы? — Подхватил Слава.

— Именно.

— Жмурики. — Слава скорчил рожу. В аудитории захихикали.

— То есть мертвецы? — Уточнил Макар. — Какие?

— Ну…

— Развернутый доклад к следующему семинару, — приговорил Макар.

Слава обреченно падает на скамью. Юрик треплет его по плечу, соболезнует. Эти двое представляют собой наглядное пособие по Сервантесу. Не меркнет в веках дружба увальня и идальго. Вот только здесь верховодит больше Санчо Панса.

За столетия Санчи Пансы поумнели значительно. А идальги столь же явственно поглупели. Славка недавно выкрасил волосы в рыжий цвет, настолько рыжий, что смотреть на него без содрогания невозможно. Славка — фэн битлов, он носит черные майки с фейсами рок-звезд и с исступленностью Дон-Кишота метит в великие музыканты. Или просто в великие.

В сознание пробился голос Макара:

— И когда вы, друзья мои, поймете, что вы — ни что иное, как субстанция, вы полюбите. Полюбите — во вселенском смысле. Все страдания мира станут вашими страданиями, все люди будут вами. Пир мысли, блаженство воображения… Самый непротиворечивый мир Лейбница каков? — Вопросы Макара внезапны.

С точки зрения нормального студента, вопрос глуп. Судя по лицу Макарова — умен.

— Состоящий из одного элемента, — лениво отвечает Никита.

Никита интересует меня давно. Я его не интересую.

— Да! — вскрикивает Макар, утвердив восклицание размахиванием авторучкой.

Экие мы сегодня сообразительные! Браво, Никита-умник. Профиль романтического героя — с горбинкой нос, светлые глаза, острый угол губ… Уловил взгляд. Улыбнется? Нет, морщится. Оборачивается. Нет, не смотрю, не думай. И не надо воображать себя прынцем наследным.

Подумать только, какое несообразие: в сегодняшней суете мы принуждены читать Спинозу, Лейбница, Шопенгауэра… Сонмы людей прошли через жизнь, пропали, сгинули, мы живем в другое время, сама жизнь другая — что может нам поведать Спиноза?

— Спиноза доказывал поэтические мысли математически. В этом он весь. — Высокие брови Макара в благоговении.

Народ скучает. Кое-кто вздремывает после вчерашнего шабаша на дискотеке «Мастер».

— Девочки, ненаглядушки мои, красавочки, слушайте!..

На девичьих лицах — тупой интерес. Впрочем, чаще к соседу по парте. Или человек неравно за пределами аудитории, витает.

Лично я специалист по здешнему интерьеру, разглядываю стены. Какое смятение я чувствовала, когда впервые вступала в эти стены на правах их властителя! Как сладка была неисследованность бесконечных коридоров и таинственность лестничных маршей…

А теперь? Все входы-выходы давно известны, лекция по глобалистике удручает, а уж физиономии эти…

Зато прямо так в дипломе и напишут: «Философ…» Впору сунуть под нос хоть самому Аристотелю. Поди, у него, сирого, не случилось такого диплома? Глянула бы я на того Аристотеля на экзамене в МГУ.

Однажды бабушка спросила:

— Дак кем ты будешь, как выучисся на своем факультете? Я отвечала гордо:

— Философом.

— Ну, а прохвессия у тебя какая будет?

— Такая и будет, бабушка, — вздохнула расстроенно.

— Так заниматься чем сможешь? — Слегка рассердившись, прикрикнула она.

— Ну… Преподавать смогу… Переводить… Статьи писать…

— Оно как, — качнула она головой, — Хвилосов… Шо ж це за специальность такая?..

Не умела я с бабушкой до прошлого лета разговоры разговаривать. Чаще мимо ушей пускала любые беседы старших. У них были свои «дила» да «справы», у нас, детворы, свои.

Впрочем, иногда на слух тревожно ложились фразы о ценах, болезнях, о том, что «у соседки муж пьет, а у нас дед, та и у Любы…» Обычная жизнь, что в ней интересного? Теперь эта жизнь — предмет моей «прохвессии».

Бабушка — Лешке:

— Так у тебя троек нету?

— Не, баушка, — юля глазами, выдергивает он голову из-под ее руки.

— Вчысь, деточка, вчыться треба гарно…

Учиться надо, ясный пень. Надо учиться. Удивительно, как веско умеют пожилые люди говорить заведомые банальности. Как-то так говорят их, что глянешь в эти выцветшие глаза, скосишь взгляд на черные от земного труда руки, и тихо согласишься: «Надо…» Но как же порой неохота!

В речи моей «подкиевской» родни причудливо и лихо соединяются украинские и русские слова. Диву даешься, как мы вообще понимаем друг друга. Впрочем, ведь и москвичи напрасно уверены в исключительной правильности своей речи. И я была уверена. Пока случай не заставил услышать себя со стороны.

Наша дорожная поклажа тяжела, словно поклажа верблюдов. Казалось бы, что нам с Лешкой нужно взять с собой деревню? Карман с мелкими деньгами — ничего больше! Но мало-помалу набралось с полтонны разного скарба. Родня ждет московского гостинца, и хочется всех порадовать.

— Может, машину поймаем? — Закинул удочку Лешка. Хорошо закинул, со свистом. Клюнуло. Гулять, так гулять…