— Жись-то? Идет, — резонно рассудил он. — Идет себе помаленьку.
— На рыбалку-то ходишь?
— Да время нет.
— Работаешь?
— Трактор у меня, — кивнул он.
— Мама, значит, по хозяйству?
— Огород, да скот…
На небе, как пот на его лбу, выступили звезды.
— Ты помнишь, как мы из песка крепости строили? Как камушек мне на рыбалке подарил?..
— Помню, — он улыбнулся.
Какая смущенная улыбка.
С этим деревенским хлопцем мы были бесконечно далеки друг от друга. А ведь выросли на одной улице, под одними деревьями. Игрывали в одной песочнице, точней, в куче песка у дедова забора. Разве можно рассказать друг другу все то, что прожили? Одно и то же, в общем, прожили, но по-разному.
И все-таки этот разговор говорит душе больше, чем иное общение за целый месяц.
— Кать, знаешь шо ты мне скажи… — вдруг начал Сашко, и глаза его загорелись. — Ты была на вашей телебашне в Москви?
— Была.
— И что, высоко там?
— Высоковато.
— И в Кремле была?
— Была, только давно. Сейчас там платный вход, хочешь — гони монету.
— А… Ну, так щас везде… — огонек в его глазах угас. Ветер перебирал короткие белые Сашкины пряди. Сашко щурился. В глубине площади, за кустами, раздавался смех.
— Веселье, — Сашко качнул головой и вздохнул.
— Да, — подтвердила я. — Танцы…
Глава 10
Договорились встретиться утром на станции метро «Чеховская». Ваньку я заприметила издалека. Он стоял, размахивая руками перед людьми, которые толкпились вокруг. Опасаясь скандала, какого-то ЧП, я врезалась в этот импровизированный митинг.
— Это не я сказал. — Вещал Ванька. — Это сказал Ленин, вождь пролетариата. Тот, кто не сознает своих классовых интересов, кто не хочет анализировать ситуацию, исходя из реальных исторических предпосылок, тот потерян для сознательного общества, это элемент, выбывший из борьбы…
Народ вокруг был молодой, не случайно прибившийся, а организованный самим Иваном. Его друзья. У меня отлегло от сердца.
— Может, представишь? — Выждав паузу, встряла я.
— А, ты уже здесь. Знакомься: Киса, Дикуша, Боб…
Присутствующие были в кожанках, только что не перепоясанные пулеметными лентами. Среди этих людей Ванька выглядел маленьким и оживленным, как тот вождь пролетариата. Кисой оказался высокий жилистый молодой человек с длинными светлыми волосами и острым носом. Дикушей была тоненькая девушка. Если бы не взгляд темных глаз исподлобья, ясно говорящий: «Я — сталь», она выглядела бы хрупкой. Боб — необъятный юноша со смешной челкой на глаз. Челка, как потом прояснилось, скрывала фингал.
Мы отправлялись на настоящий митинг. На демонстрацию протеста. В честь чего? А что — мало поводов? На экскалаторе развернули флаги. Ярко-красные. Мельком увидев себя в витрине магазина, я удивилась: тоже в черном. Этакая группа «Народной воли». Или «Черного передела». Символом скорби по несбывшимся народным чаяньям на ветру полыхал красный флаг.
— Дикуша — с юрфака, — продолжалось взаимное представление друг другу. — Она у нас отличница. Вот такие бойцы и нужны сегодня!
Никак не могу привыкнуть, что подобные фразы звучат всерьез. Ну, про бойцов.
— А я из Авиамоторного. Курс недоучился. — Оглядывается Киса. — Вот, посвятил себя партийной работе. Боб тоже из ваших, с исторического.
— Скорее «из ваших».
— Ты не с нами?
— Скажем так, не совсем.
— Скоро будет действовать иной закон противоположности. Что не белое — черное.
— Это, вообще-то, еще из Библии.
— Уважаю Иисуса Христа, гениальный политработник!
У желтого дома, здания американского посольства — небольшая толпа. В основном пожилые люди. Странные глаза, тяжелые лица, гневные брови, сжатые рты. Дождь осыпает фронтон здания, мокрый флаг раздает пощечины.
— Мы уже на своей земле не хозяева! — Ораторствует Киса. — Мы — резервация культурной войны, туземцы. Хитрые, жестокие дикари. Что ж, пусть так. Они дают нам моральное право использовать методы борьбы дикарей…
— Мужики, правда в это верите? — С улыбкой спрашивает проходящий мимо парень в косухе.
— Да. — Серьезно и просто отвечают ему.
— Поглядите вокруг! — Продолжает Киса. — В России засилье всего американского. Идет кока-колонизация всего мира. Такая реальность не для нас.
— Наши дети с утра до вечера смотрят мультики про мутантов, где хорошие американцы побеждают плохих туземцев. Вот мы и есть эти самые туземцы…
— Слово предоставляется товарищу… Как его фамилия?.. Никитенко! — говорит с наскоро сколоченной трибуны бородатый предводитель.
— НАТО-дерьмо!..
Поразительно высокие голоса женщин скандируют: «Янки, гов хом!» А у Боба куртка с надписью «Ю-эс-эй Эйр Форс».
— Что наш народ? Смотрит с утра до вечера дебильные телешоу, а потом удивляется, что в его жизни не все в порядке.
— Молодцы, наша молодежь! — С гордостью кричит издалека боевой дедок.
— Дай Бог здоровья… — вторит старушка в беретике.
— На демонстрации ходят старики-старушки, больше по старой памяти. Никто ничего не знает и знать не хочет. Все довольны.
У бабушек в руках маленькие праздничные флажки. Мы с Лешкой на первомай некогда махали такими же. Но сейчас в толпе и другие флаги. Вот золотая хоругвь с короною. Вот нынешний российский — бело-сине-красный. Вот бывший военно-морской. А вот — красный с белым кругом и острой свастикой.
Людские водовороты — людовороты.
— Пенсионерам — достойную жизнь…
— Дубинки ждут…
Люди уплотняются. Мимо проплыла вывеска: «Игровые автоматы». Раздают газеты, листовки из рук в руки — «Дуэль», «Молния», «Вестник». Обрывки разговоров и выкриков.
— Долой самодержавие, — человек в капюшоне, с банданой, закрывающей нижнюю часть лица, как у грабителя из вестерна.
Над ларьком — тусклый золотой купол. Все ларьки в округе закрыты. Красное знамя на крест церкви?
— Преступление без наказания? Нахапал сам, накормил своих волчат… — парень в красной строительной каске.
— Массоны организовали геноцид…
— Ах ты, еврейчик, — косой низенький старикашка — смуглому мужчине.
— Уже всем понятно, что спасет Россию…
— Протестуй или пропадешь…
Чучело из папье-маше, с плакатом на шее: «Русь, не трусь!»
Люди с микрофонами. Люди на балконах.