Собачья жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Питер Мейл cтр.№ 2

В наши дни модно сокрушаться о горькой участи единственного ребенка. Люди, как это им свойственно, с серьезным видом несут всякую чушь про одиночество, нехватку родственных связей, излишнюю опеку со стороны родителей, скучные и сиротливые трапезы и тому подобное. А по мне, такая жизнь похожа на рай. Истинный рай. И уж во всяком случае страдать от одиночества куда приятнее, чем вступать в схватку с дюжиной вечно голодных соперников каждый раз, когда у тебя появляется настроение перекусить. Такой режим питания выматывает и неблагоприятно сказывается на пищеварении. Большие семьи хороши только для кроликов. Уверен, что Пруст со мной согласился бы.

Наверное, примерно так же рассуждала и моя бедная усталая мать, потому что, едва мы раскрыли глаза и еще неуверенно встали на четыре лапы, она исчезла. Просто испарилась. Я хорошо запомнил это событие. Посреди глухой ночи, еще во сне я перевернулся на другой бок, решив, что пора подкрепиться, а через минуту, проснувшись, обнаружил у себя во рту ухо одного из моих братьев. Должен сказать, его это поразило не меньше, чем меня, и потом еще долго он поглядывал на меня косо. Интересно было бы услышать, что посоветуют в такой ситуации ревнители множественных родственных связей. Скорее всего, они прописали бы нам групповую терапию, пару уроков по технике самоанализа и инъекцию антибиотиков для пострадавшей стороны.

Как вы понимаете, в ту ночь мы больше не спали, а к утру у всех уже громко урчали животы; самые слабые начали хныкать. Будучи оптимистом, я до последней минуты верил, что наша дорогая мама просто соскучилась по взрослой компании и решила прогуляться за сарай, а к завтраку непременно вернется со смущенной улыбкой на лице. Однако ничего подобного не случилось. Время шло, урчание и вой становились все громче, и даже я начал подозревать худшее. Осиротевший, окруженный стаей беспомощных дурачков, я все еще чувствовал во рту вкус братского уха и уже не надеялся, что в ближайшее время туда попадет что-нибудь более питательное. Так состоялось мое первое знакомство с темными сторонами жизни.

Ума не приложу, как нам удалось выжить в последовавшие за этим несколько недель. Властитель здешних мест и его супруга изредка выделяли нам миску жидкого молока и жалкие куски, уже побывавшие в употреблении (до сего дня я не могу без отвращения смотреть на холодную лапшу), но этого было явно недостаточно. Однако судя по тому шуму, что они поднимали вокруг этих несчастных объедков, можно было подумать, что нас кормят парной вырезкой. Каждый день они ругались перед дверью, ведущей в наш сарай, — он в сапогах, она в войлочных шлепанцах. Я не все понимал в этих препирательствах, но то, что я слышал, мне совсем не нравилось. Столько ртов невозможно прокормить, деньги на ветер, так дальше нельзя, надо что-то делать, это все твоя вина, как тебя угораздило выпустить ее из дома в полнолуние — в жизни не слышал столько ругани по поводу трех обглоданных куриных косточек и половины черствого багета. Но выбирать нам не приходилось, и мы довольствовались тем, что получали.

Потом в сарай начали являться визитеры, и старый лицемер в сапогах сразу же запел по-другому. Он демонстрировал нас своим приятелям и расписывал так, будто мы были фамильными драгоценностями. «Лучшая охотничья кровь, — захлебывался он. — Среди предков — одни чемпионы. Безупречная наследственность. Это же сразу видно по форме головы и крутому загривку». Само собой, все это было чистейшим враньем. Могу поспорить, что он никогда даже не видел нашего папашу. Как, впрочем, и я. Тем не менее он продолжал не краснея заливать о наших генах и отличных родословных, берущих свое начало во времена Людовика XIV.

Разумеется, большинство его приятелей не попадались на столь откровенную ложь, но простаков всегда хватает, и мало-помалу мои братья и сестры начали переезжать к новым хозяевам, наивно полагающим, что приобрели чистокровного охотничьего пса. Все это неопровержимо свидетельствует о том, как полезно бывает умение бессовестно блефовать. Внимательно наблюдая за типом в сапогах, я хорошо усвоил этот урок, и впоследствии он не раз сослужил мне добрую службу. Вспомнить хотя бы тот день, когда в лесу я нос к носу столкнулся с целым семейством диких кабанов… Впрочем, речь сейчас не об этом.

Вам, наверное, хочется спросить, что я чувствовал, когда видел, как самые родные и близкие покидают отчий дом. Может, я тосковал о них? Был удручен и печален? Не сказал бы. В каждом событии есть что-то плохое и что-то хорошее, и я очень скоро обнаружил, что чем меньше нас остается, тем больше еды приходится на каждого. Вы можете счесть такую позицию бессердечной и эгоистичной, но, должен вам сказать, пустой желудок в корне меняет мировоззрение. А кроме того, я всегда знал, что являюсь украшением этого помета — если бы вы видели остальных, то не стали бы спрашивать почему, — и не сомневался, что уже очень скоро жизнь расставит все по местам и я обрету то, что причитается мне по праву — хорошее трехразовое питание и уютную лежанку в доме. Что ж, всем нам свойственно ошибаться.

Я начал приглядываться к тому, кто носил сапоги, решив, что он здесь главный. Каждый раз, когда этот гад оказывался в зоне видимости, я норовил с ним подружиться. Техника у меня еще хромала, но я старался как мог: с энтузиазмом махал хвостом и повизгивал от восторга; мне даже казалось, что я делаю определенные успехи. Под малопривлекательной внешностью, надеялся я, у него скрывается добрая душа, которая в конце концов воспылает любовью ко мне. Увы, душа оказалась еще хуже, чем наружность. Думаю, вам приходилось слышать, как жизнь называют грязной, жестокой и чересчур короткой. Все это в точности относилось и к хозяину дома. И сапогами своими он орудовал не в меру ретиво, отчего у меня по сей день сохранилось глубокое недоверие к человеческим ногам.

Но вот в один прекрасный день он впервые выпустил меня из сарая, и я решил было, что вот сейчас-то моя жизнь изменится к лучшему. Я ожидал по меньшей мере приятной прогулки, а возможно, даже экскурсии по моему новому дому и праздничного обеда в честь вхождения в семью. Ах этот глупый юношеский оптимизм!

Человек в сапогах привел меня в самый запущенный уголок сада, засаженный сорняками, с ржавыми канистрами и парой древних шин от трактора, проворно надел мне на шею петлю, привязал другой конец веревки к стволу платана, отошел в сторонку и уставился на меня. Вы когда-нибудь видели, как человек в мясной лавке пристально изучает витрину, не в силах сделать выбор между бараньей ножкой и говяжьей лопаткой? Вот в такой же глубокой задумчивости смотрел на меня хозяин дома. Я немного попрыгал на месте, изображая невинное веселье, едва не удавился петлей, после чего успокоился и уселся в пыль. Теперь мы глядели друг на друга. Он жевал ус. Я на всякий случай жалобно тявкнул. Он недовольно промычал что-то, отвернулся и ушел в дом. И чего после этого стоят все разговоры о мистической связи между человеком и его собакой?

Так и прошел остаток лета: я сидел на привязи, скучал, плохо питался, и единственным доступным мне удобством была густая тень от платана. Время от времени он приходил и так же оценивающе меня осматривал — этим исчерпывались все мои развлечения. Я много лаял, чтобы хоть чем-нибудь заняться, и изучал жизнь муравьев. Забавные они ребята, я и сейчас люблю за ними понаблюдать. Вечно бегают туда-сюда, почему-то всегда по трое, и смотрят прямо перед собой. Говорят, в больших городах происходит то же самое: сначала миллионы людей бегут из одной норки в другую, а потом так же дружно возвращаются обратно. Странный способ проживать жизнь, но, видимо, так уж они устроены.