Чудские копи - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 60

Отель стоял на краю, вписанный в лесной массив, и хоть фонари, да все равно темновато. Вой, кажется, вот он, рядом, среди деревьев, но собаки не видать. Дежурная палкой замахнулась, крикнула, мол, пошла отсюда, зараза такая. Она все равно воет и еще пуще душу выматывает. Насмелилась, вошла по тропинке в пихтовый лес и идет прямо на звук. Вой же все отдаляется и будто заманивает. Потом – раз, и оборвался.

Дежурная глядит, на бревенчатой скамейке, для туристов поставленной, мужчина лежит – свет фонаря достает, так видно. К чужим людям, к иностранцам, приезжим да и к пьяницам она привыкла, не боялась, поэтому ткнула его дрючком, словно рыцарь копьем, и сказала, чтоб вставал и убирался с территории отеля. Он встал, и тут дежурная хорошо его рассмотрела: бритый наголо, как бандит, но усы большие, обвисшие, как в ансамбле у «Песняров», глаза горят, но на вид не страшный. И главное, одет необычно, в кольчугу настоящую, железную, на груди латы нацеплены, словно на картинках по истории, и на боку настоящий меч висит, в ножнах. Сверху же, на плечах, синий длиннополый плащ без рукавов, похожий на офицерскую плащ-накидку.

Ряженые под трех богатырей зимой ходили, туристов потешали, а этот, сразу видно, не ряженый, да и не богатырь – ростом метр шестьдесят, не больше, и в плечах не широк. И запах от него какой-то залежалый, и вид похмельный. Он будто мимо смотрел, но как-то случайно с ним взглядом встретились, и мужик вдруг руку поднял и говорит: «Кия!» Дежурная подумала, про дрючок спрашивает, дескать, это что, кий, которым в биллиард играют? И отвечает, мол, это палка, шторы задергивать. Он опять: «Кия!» Тогда она решила, что странный этот тип рекой Кией интересуется. Ну и говорит, дескать, отсюда до Кии очень далеко, она где-то в Мариинском районе течет. Тогда мужик сел и стал рассказывать, что ищет какую-то девицу по имени Кия, которая его то ли куда-то заманила и бросила, то ли обманула в чем-то. В общем скрылась от него. Говорил, словно интурист, – примерно, как болгарин или словак, слова коверкал, поэтому толком не поняла.

Но имя или фамилию свою назвал несколько раз – Опрята. Редкое, иностранное, потому и запомнилось. Дежурная подумала, он из какого-нибудь отеля сюда прибрел, и сказала, чтоб домой шел. А он вдруг вырвал у нее палку, ощупал, на зуб попробовал и побежал. Она сопротивляться не стала, хоть не великий, но все-таки мужчина, да ночь, помощи не дозовешься. И дрючок никакой ценности не представлял, обыкновенная алюминиевая трубка с рогатинкой на конце. Вернулась в отель, заперлась и уснула. Утром сменщице рассказала и, когда домой пошла, специально завернула на то место, прошла немного и свою палку нашла, бросил, оказывается. Так на ней до сих пор царапины есть от его зубов.

Дежурная этот дрючок операм и представила для осмотра. Но им было важнее убедиться, что человек по прозвищу Опрята в здешних местах существует, хотя на авторитет явно не тянет. То есть ушкуйники – это не мальчишки из Шерегеша, а взрослые, вполне реальные, хотя и странные мужики, по психологии напоминающие бандитов. Когда же знаешь, кого искать, то уже становится легче. Об этом бродяге в кольчуге и о других странных людях, появляющихся в этой местности, опера до восхода успели опросить еще девять человек из обслуги, но уже непосредственно на горе. И здесь тоже получили результат, тем более вещественное доказательство.

На Зеленой был ресторанчик с шорским колоритом, и обслуживала там клиентов смена официанток из шорских молодых женщин, да еще иногда привозили туда национальный самодеятельный ансамбль из Таштагола – это когда принимали каких-нибудь важных персон. Тоже одни женщины в национальных нарядах и с ними мужчина, изображающий шамана. Так вот пока ждали гостей, а они где-то задерживались, две шорских певуньи взяли пластмассовые ведра и отправились на западный склон собирать голубику, которой на Зеленой было много даже после того, как лыжные спуски отутюжили бульдозерами. И ушли примерно на километр, увлеклись и не заметили сразу, как со стороны Кургана наваливается грозовая туча, причем низкая, кажется, почти над головами. Спохватились, когда солнце накрыло, сразу потемнело, ветер сильнейший, длинные подолы костюмов вздувает и чуть с ног не валит. Не много и пробежали, как гром загрохотал и такие яркие да кустистые молнии заблистали, что прямо смотреть на них невозможно, слепят.

Певуньи, конечно, перепугались, но ведер с ягодой не бросили, подолы на головы завернули и бегут прямо между молний. Дождя еще не было, сухая гроза, самая опасная, но спрятаться некуда, до леса еще метров сто. Тут закапало, и женщины еще больше перепугались: промокнут костюмы, как перед гостями показаться? Только забежали в лес, сунулись под дерево, молния впереди ударила в землю, и такая, что ослепило и оглушило. В голове звон, кое-как проморгались, и смотрят, напротив них под пихтами стоят мужики, семь человек – тоже вроде от дождя спрятались, хотя его нет. И грозы не слышно, ветер утих.

На вид русские, наголо все обритые, с усами и наряжены чудно, тоже словно ансамбль какой-нибудь: кто в суконные одежины с нашитыми на груди железками, кто в кольчугах, и все с топорами, словно лесорубы, у иных еще железные дубины за поясами. Певуньи спохватились, подолы с голов сдернули, костюмы оправили, а мужики эти как засмеются, пальцами тычут, галдят, окружают со всех сторон, железом своим брякают и руки тянут. Раз, и ведра с ягодами отняли, хватают горстями и едят. Шорки, женщины смелые, по рукам их, и говорят, мол, вы что, чокнутые, голодные, что ли? Накинулись, как собаки. Мужики эти пуще хохочут и между собой еще спорят, дескать, это жены кипчакские или ордынские? Мол, глядите, они по-нашему говорят! И речь у самих вроде и русская, но будто не совсем, на церковную похожа. Одни ягоду едят, другие и вовсе хватать начинают – кто за грудь, кто за попу.

От такой наглости певуньи возмутились, и одна пощечину влепила, а другая, бойкая, коленом между ног. И хоть сама ушиблась о какую-то железку, но мужика аж скрючило. Да бойкую кто-то сзади схватил поперек за талию, от земли оторвал и понес в сторону. И крепко так сдавил, что ни повернуться, ни царапнуть его, ни укусить, а понятно, зачем волочет. Тут увидела она – рукоятка ножа торчит за голенищем. Выхватила его, хотела в ногу всадить, но не успела. Кто-то сзади крикнул, и мужик в тот час бросил певунью на землю и убежал – ножик так в руке и остался. Женщины вскочили, очухались, и тут опять гром и ливень стеной, ничего не видать. Вымокли до нитки, но уж не до испорченных костюмов, радовались, что честь свою спасли. Когда дождь кончился, подняли ведра и рассыпанную ягоду собирать не стали, задрали подолы и бегом в ресторан.

Национальный ансамбль опять сидел на горе со вчерашнего дня, ждали приезда министра финансов, и время для проведения оперативно-розыскных мероприятий было не самое удобное. Эта бойкая певунья с той поры свой трофей в дамской сумочке носила, заворачивая лезвие носовым платком, чтоб не пропорол чего, – как талисман, да и отмахнуться можно, если опять кто приставать вздумает. Она с удовольствием нож этот операм показала, но отдавать, как вещдок, наотрез отказалась, как ни уговаривали. Даже за деньги, а сильно надавить, мол, холодное оружие, полномочий не хватает.

Нож был ничем особым не примечательный, явно не зековской работы, скорее напоминал охотничий: деревянная рукоять, не длинное, но широкое, лунообразно заточенное лезвие, которым удобно снимать шкуру с животного, и сделан из хорошей стали. По остроте – так бриться можно.