Чудские копи - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 20

– Ох, обманывают тебя, Баловень! – не сдержал смеха Опрята. – Не бывает так, чтоб с серебра-золота ели, а есть нечего. Заманивают тебя в Тартар сокровищами несметными! И дурень будет тот, кто послушает да пойдет.

– Напрасно ты не веришь мне, боярин, – с обидой вымолвил Анисий. – Верный человек сказывал, нашего ушкуйного братства.

– Где же он зрел-то сию чудь?

– За Рапеями, в Тартарской земле. И личину сию мне привез, и засапожник, и еще кое-какие прикрасы червонного золота...

– Вот и снаряди его обратно в Тартар! Пускай добывает тебе сии богатства.

– Не послать его, брат Опрята...

– Отчего же?

– Стар больно, да и ослеп. – Глаз его, пристальный да неверный, выдавал, что хитрит купец. – Ушкуйник сей к ордынецам попал, потому и спасся, не сгинул.

– У ордынцев спасся?

– А что? Там, где побывал, ордынский полон раем покажется. Ведь он же из-под воли чародеев вырвался. Где довлела над ним сила поганая. У ордынцев несколько лет в земляной яме просидел, все клады свои берег, не выдавал. Чудь белоглазую-то он изрядно пограбил, а добычу схоронил в земле, в затаенных местах. Но почуял, смерть близка, откупился от хана, да уговорил его, чтоб умирать на родную землю привезли. И уж тут им отдал последний свой клад.

– Не верю я, Анисий, ни единому слову...

– Ну, добро, боярин! Покажу я тебе сего ушкуйника. Он при моем дворе дни свои последние доживает. Сам послушаешь.

– И ему не поверю. Из ума выжил старик и тебя заморочил.

Купец оставшимся глазом завертел от негодования, а в пустой глазнице даже что-то надулось.

– Да чем же еще тебе доказать правду? Вот те крест!

– Ну сам посуди, Анисий. – Воеводу от выпитого вина в сон поклонило. – Ежели бы сущ был сей народ в Тартаре, ордынцы бы давно пограбили его и золото твое червонное отняли. А поскольку я ордынцев пограбил довольно, то уж хоть одну вещицу чудскую у них добыл... Неужто ты лжи не зришь и не чуешь? Нюх ты утратил, Баловень, знать, сгинешь вскорости...

– В том-то и суть, боярин! – зашептал Анисий. – Неспособно им пограбить сей слепой народец! И в том есть тайна великая!

– Это ордынцам-то не способно?! – Ушкуйник, развалившийся было на лавке, ковром покрытой, подскочил. – Кои весь мир пограбили и покорили?..

– Чудь тартарская имеет поганую силу чародейскую, – купец перекрестился. – Никто супротив нее выстоять не может. Скажу тебе более, ордынцы пуще смерти боятся даже показываться в пределах чудских земель. И где белоглазые дикари обитают, где своих покойников хоронят, там везде у них особые камни лежат и знаки стоят. А места сии на ордынской речи прозываются «Не ходи!», если по-нашему толковать. Ордынцы даже мертвых чудинов боятся, ибо у них, поганых, поверье есть: позришь на могилу чудскую и в тот же час ослепнешь. – Анисий снова зашептал, верно испытывая ужас. – Бывалый ушкуйник сказывал, и слепнут! У них глаза и так узкие, а тут вовсе закрываются и веки зарастают, ровно и не бывало...

Опряте вовсе стало смешно.

– Уж и ты не от сего ли ослеп на одно око?.. Ох, уморил ты меня, Анисий! Забавно байки твои слушать!

Купец обиделся, но интерес его был превыше, чем обида, и потому стерпел, подождал, когда ушкуйник навеселится.

– А ведома ли тебе, потешник ты этакий, тайная истина? – Он опять перекрестился. – Коль народ или племя какое от сотворения мира обитает на своей земле, то не оружием с врагами сражается, защищая ее, а силою иной, суть чародейской и бесовской, но нет другой силы супротив нее, нежели чем животворящий крест Господен. А ордынцы-то – язычники, безбожники поганые! Земель своих и вовсе не имеющие, кочевые. Потому и не могут подступиться к чудинам.

Воевода подумал, повертел дар купеческий – харлужный засапожник.

– Все одно не убедил.

Анисий руками всплеснул:

– Да какое же тебе еще убеждение потребно, боярин? Коль чудский нож у тебя в руках! И ведомо тебе: нет на Руси умельцев, чтоб узорочье подобное сотворить. И во всех землях нет!

– Про узорочье сказать тебе не могу, – заметил тот и еще раз скребанул свое волосатое запястье лезвием. – Но такой клинок отковать и впрямь не сыскать...

– Что же тебе еще-то нужно, воевода?!

– Не верю я, что дикий сей народец – чудь тартарская. И что живет звериным образом – не верю.

– Да так и есть, ушкуйник сказывал!

– Не способно дикому народцу творить чудо такое. А они, выходит, златокузнецы непревзойденные, и по серебру и по железу им равных нет. Знать, ведомы им тайны и великие знания.

– Чародейским образом творят они узорочье, не иначе! Бесовской силою! – Баловень опять перекрестился на деревянный крест, висящий в углу. – По сатанинскому наущению.

– Не знаю уж, по чьему наущению, да по нраву мне лезвие сего засапожника. Коль и суща чудь за Рапеями, то народец сей великого уважения достоин, раз красу этакую творит. И умеет за землю свою постоять, ордынцев не пускать в свои пределы. А мы вот пустили и ныне дань даем. Великий князь в Орду ездит, кланяется и соизволения просит, народом своим править. Это мы ныне живем звериным образом...

– Да ведь меня тоже сие гнетет! – подхватил купец. – Ордынцы торговые пути оседлали, не пускают или вовсе товар отнимают. Убытки терплю. Но нашествие сие – суть наказание Божие! Коли так, потерпим, простит Господь...

– Так тебе вздумалось меня в Тартар послать? Чтоб я потом возвратился без ватаги, один и слепой? И дни свои закончил в твоих хоромах, как тот ушкуйник?.. Да на что мне сие, сам помысли, Анисий? Уж лучше я должок с хлыновских стребую, князю недоимки воздам и, вольный, гулять пойду, куда захочу.

– Ты пойдешь за Рапеи с ватагой и возвратишься вспять с нею же, да с добычей великой. А твои долги перед казной княжеской и храмом Божиим я покрою сполна.

Опрята засапожник на стол положил и непроизвольно встал – настолько неожиданной была щедрость купеческая. Но ничем иным более виду не показал, а чтоб скрыть непроизвольный поступок, потянулся и зевнул.

– А ведомо тебе, сколько недоимки за мной и ватагами моими?

– Мне все ведомо, боярин...

– Добро, мошной ты расплатишься, воинским доспехом... Где же людей шесть десятков возьмешь, коих я задолжал князю в дружину? Да не дворовых слуг – ретивых молодцев, могущих ратиться и пешими, и конными, и в рукопашной наручами да засапожниками? Лазутчиков сметливых, способных в стан неприятеля ходить, перевоплощенными?

– Своих холопов дам, – нашелся купец. – С княземто мы сговоримся. Он ведь тоже в моих должниках... И у меня подобные молодцы имеются, нашего, ушкуйного племени. А то бы как я ходил по торговым путям? Как бы товар берег от разграбления?

Тут уж воеводе нечего было сказать, а слово Баловня было верным, ибо по обычаю ушкуйников, отступников от данных по воле своей обязательств, карали, как изменников. Потому и не творилось обмана.