Спящий мореплаватель - читать онлайн книгу. Автор: Абилио Эстевес cтр.№ 12

«Это неправда, что человек накапливает свои аватары». Ей нравилось слово «аватара», которое так часто использовала тетя. «Неправда, что в итоге человек — это результат того, чем он был. На самом деле мы умираем и рождаемся много раз, и каждая смерть окончательная, и каждое новое рождение не имеет ничего общего с предыдущим, и каждый из нас — это всего лишь вереница наложенных одна на другую личностей, безо всякой связи между ними. Даже при жизни мы не можем воплотиться в тех, кем были однажды. Кроме нескольких разрозненных и нелепых воспоминаний, осколков воспоминаний, ничего не осталось от той Андреа в этой сегодняшней Андреа, семидесяти семи лет, старой и уставшей. Теперь я старуха, которая убирает коровье дерьмо, никогда не смотрит на море и вяжет носки всех размеров и цветов, никому не нужные носки, старуха, которая слушает, как Хосе де Лурдес, называемый всеми Полковник-Садовник, разражается проклятиями, и мне следовало бы прямо сейчас встать, пойти к нему в комнату и спросить: кого ты проклинаешь, себя самого? Я знаю, что в глубине души он винит меня, я превратилась в эпицентр его краха. Знаешь что, дорогой мой, сказала бы я ему, ты мог бы уехать с американцем или уплыть на лодке, раз ты такой смелый, ты уехал бы без меня завоевывать Север, свой рай, потому что мы с тобой, в конце концов, не сиамские близнецы».

Она вдруг обнаружила, что клубок давно закончился и она захватывает костяным крючком только воздух.

Он проснулся с чувством сильной слабости и впечатлением, что на пляже происходит что-то важное. Это были привычные ощущения. Не стоило даже вылезать из кровати, выглядывать в окно и всматриваться в ночь.

Последнее время в его жизни появился новый страх, что вокруг него происходят грандиозные события, счастливые или катастрофические, в которых он не принимает участия, о которых до него доходят лишь отдаленные слухи. Прежнее ощущение, что жизнь состоит из приятных, маленьких, понятных, предсказуемых, послушных его воле происшествий, в которых он участвует как свидетель или как действующее лицо, исчезло безвозвратно. В некоторые ночи Оливеро казалось, что он захвачен вихрем катаклизма и при этом не знает точно, о каком бедствии идет речь, в чем заключается опасность и возможно ли спасение.

Он остро ощущал, что спасаться нужно, и срочно. Но не знал от чего. И куда именно бежать.

Было три утра. Он был уверен в этом. Он уже давно не пользовался часами. Какие-то раздарил, остальные выбросил в море. Зачем ему нужны были механизмы, напоминающие о том, что все постепенно исчезает? Он сохранил только одни старинные часы, но и те перенес в дом, опасаясь, что в хижине они испортятся от приливов и протечек.

Это были прекрасные часы с маятником, принадлежавшие его матери, которые, строго говоря, не показывали время, поскольку не имели стрелок. Никогда, сколько он себя помнил, у них не было стрелок. По словам матери, их вообще никогда не было. Она рассказывала, что часы подарили прадеду табачники Тампы в день, когда сеньор Барро передал значительную часть своего состояния на дело борьбы за независимость от Испании, после того как услышал пламенную речь Марти [14] , произнесенную им с импровизированной трибуны на ступенях домика из красного кирпича. Мать любила повторять, что сам Марти выбрал эти замечательные часы в немецком часовом магазине на улице Адамо в Айбор-Сити. После смерти прадеда часы унаследовал дед, который родился в Тампе и жил там, пока шла война. Мать обычно рассказывала о перипетиях часов, одновременно торжественно и весело, за обильными воскресными обедами в одном из семейных загородных домов, в Гуира-де-Марреро, к югу от Кивикана. И никогда не упоминала об отсутствовавших стрелках.

Достоверно неизвестно, были ли часы действительно подарком табачников, но сомнений в том, что их привезли из Тампы, не было, потому что мать с мельчайшими подробностями описывала тот переезд, начатый 13 января 1906 года, после того как было решено оставить дом во Флориде и снова обосноваться на острове, на котором только что была провозглашена республика.

Некоторое время, с гордостью подчеркивала мать, часы без стрелок стояли в кабинете Мартина Моруа Дельгадо, тогдашнего министра сельского хозяйства, когда дед служил секретарем замминистра.

Имели эти часы историческую ценность, которую приписывала им мать, или нет, Оливеро нравился звук, которым они отбивали каждый новый час, и, конечно, благородный вид деревянного корпуса, сделанного из славонского дуба, как было указано создавшим их часовщиком (Йохан Георг Утрехт из Шлезвиг-Гольштейна, 187…) на маленькой серебряной пластинке. Часы были чуть меньше полутора метров в высоту, с внушительным маятником, блестевшим позолотой (таинственным образом блестевшим, поскольку ключа от корпуса не было, и маятник нельзя было почистить), и двумя витыми полуколоннами, увенчанными крошечными коринфскими капителями, которые поддерживали миниатюрный фронтон греческого храма и вмонтированный в него круглый фарфоровый циферблат с римскими цифрами.

Оливеро нравилось и то, что часы привезли из Тампы, и вся эта история, наверняка выдуманная матерью, о том, что их выбирал Марти и что это был подарок табачников, и что их много раз крали, но всегда они возвращались в лоно семьи.

Наряду с красотой часов и их историей его пленяла их бесполезность. Могло ли быть что-либо более полезное, чем бесполезные часы? Они не отмечали ход времени. Они не предвещали, таким образом, исчезновения вещей. И они к тому же били когда хотели и сколько хотели.

— Мама, а когда часы потеряли стрелки? — спрашивал мальчик Оливеро.

Мать закидывала голову назад и смеялась. Вопросы сына казались ей смешными.

— Их снял Марти, Апостол, — отвечала она со смехом, — потому что мало кто это знает, но Марти был не только патриотом и поэтом, он еще был большим шутником. Самым большим из всех, что когда-либо рождались на Кубе, в этой стране серьезных людей, которые только притворяются веселыми. Таким великим шутником, что никто этого не понял.

— А зачем он снял стрелки с часов?

Мать пожимала плечами:

— Откуда мне знать! Странный был человек этот Марти, немного сумасшедший, я уверена, что это была его очередная шутка, он только и делал, что шутил всю свою жизнь, не стану тебя обманывать, и потом… полагаю, что так же, как ему взбрело в голову его безумное «Со всеми и для блага всех», ему взбрело в голову снять стрелки с часов. И кроме того, не все в жизни мы можем знать. И не все обязательно должно быть полезным, есть вещи, как эти часы, — а Марти это знал, и еще как знал! — которые ни на что не годятся. — И после паузы она восклицала, притворяясь сердитой, как будто бы даже негодующей: — Что за глупая выходка — подарить огромные настенные часы изгнаннику, бродяге, человеку, который весь дом носит за плечами!

Когда Оливеро садился в гостиной в доме, он имел обыкновение подолгу наблюдать за бесполезным циферблатом и расставлять по собственному усмотрению воображаемые стрелки, движимые его прихотливой волей.